Голый на маскараде - Александр Горохов

Вася залпом глотнул коньяк прямо из бутылки, убедился, что ещё не умирает и выспренне провещал.

– Сама смерть коснулась Василия Блинова своим холодным крылом! Мое первое в жизни боевое ранение!

– Ты нигде об этом особенно не распространяйся. – серьезно предупредил Тимофей.

– Само собой! О таких вещах не болтают! – заверил Вася, а Леня был категорически уверен, что завтра все девочки кафе «У Тимофея» будут знать, что Вася Блинов участовал в бандитской разборке, отстреливался из автомата от дюжины киллеров, уложил наповал трех-пятерых человек, гранатой разворотил осиное цыганское гнездо, а сам получил ранение в голову и грудь.

Леня разогнал машину, встречный теплый ветер бил в лицо, вся компания развеселилась и через сорок минут вьехали в Москву, добрались до Лефортово, где Тимофей пересел за руль, одобрительно заметив на прощанье.

– Все-таки , парни, как я и ожидал, вы сработали на прикрытии по классу «суппер-люкс». Этот говнюк с ножом вполне мог меня пырнуть под ребра. Я, пожалуй, подумаю, да оформлю вас в постоянный штат своей охраны.

– Нет. – помотал головой Леня. – С тобой, Тимофей, нельзя играть в такие игры. Ты ненадежен.

– Это ещё почему?!

– Ты не сказал, что у самого есть пистолет. Так с друзьями не поступают.

Тимофей помолчал, положил ему руку на плечо и сказал виновато.

– Извини. Ты прав. В таких разобрках каждый должен знать, чего от кого можно ждать. Извини ещё раз. Всем спасибо и до завтра.

Когда его БМВ ушел в пролет улицы, Вася спросил озабоченно.

– Как ты думаешь, у меня шрамы на лице остануться?

– Остануться, не волнуйся. Будешь красавцем-мужчиной при боевых украшениях.

На этом они простились, разойдясь по домам.

Леня прошел под козырек своей семнадцатиэтажки, толкнул дверь и невольно вздрогнул – с лестничой площадки навстречу шагнула черная фигура в шляпе.

– Леня! Где ты пропадаешь, мы с ума сходим ищем тебе по городу, а твои телефоны молчат!

Со второй фразы Леня узнал Фракова.

– Зачем ищите?

– Добро бы только мы! Тебя и милициия ищет! Степ-Степ в каком-то твоем кафе «У Тимофея» дежурил до двух ночи, а я здесь торчу!

– Поднимемся ко мне. – сказал Леня. – Там милиции ещё нет?

– Будет утром! Обязатльно. Степ-Степ приказал подготовить тебя к аресту.

– Ну?

Он уже вызвал лифт и мягко протолкнул в кабину перед собой Фракова.

– Чайку попьешь, Илья и все расскажешь.

– Я б сьел чего-нибудь, Леня. С раннего вечера тебя сторожу.

– Поещь и выпьешь, если хочешь.

– Нет, я только по радости, Леня, выпиваю. И тебе в тяжелые минуты не советую, расслабляет.

Но от свежего чешского пива Фраков не отказался, посмаковал первый глоток с видом гурмана и отметил.

– Пена три сантиметра! Стандарт и класс! Если удержится не меньше трех минут.

– Удержится. – заверил Леня. – За что меня арестуют?

– Точно неизвестно, но коль тебя сегодня милиция не нашла, на фирму заходили, то завтра с утречка приедут. По ночам сейчас не берут, не те времена, да и не такой ты уже подозреваемый преступник, как мы полагаем. Говори там то, чему тебя Куравель уже научил. И не отступай от этого.

– Ну?

– Я мог бы и записку в дверь сунуть, но береженого Бог бережет.

– Утром бы дозвонились... Что уж тебя Степ-Степ на ночь глядя сторожить приставил?

Фраков улыбнулся какой-то непонятной улыбкой, сказал изменившимся тоном, без напора.

– Я, Леня, чтоб услужить Степану Степановичу, готов хоть в мороз босиком самого черта неделю сторожить. И не стесняюсь в таком унижении признаться.

– Да?

– Да. Когда моя фирма лопнула, от меня все отвернулись. Никто даже не пообещался, как на Руси положено, передачи в тюрьму носить... Один Степан Степанович участие во мне принял. И от тюрьму отмотал, и... Да что уж там, из петли меня вынул.

– Из петли? Фигурально?

– Натурально. Еще бы пара секунд и висеть мне дохлому, как вяленой селедке на солнышке. А он меня и на работу взял, не испугался той клеветы в котрой меня измазали. – он закончил резко. – Не хочу больше об этои говорить, баста.

Он медленно, но в один прием опорожнил бокал пива и аккуратно поставил его на стол.

– На Петровке, Леня, держись уверенно, но не хами, ничего из себя не изображай. Работать с тобой будет Свиридов Николай Демидович. Как мы с Куравлем поняли, он делает вид, что большого значения делу Лимоновой не придает, рутиной его якобы считает. Но Степан Степанович сказал, что по его прикидке, Свиридов думает по милицейски, по МУРовски, что за этой смертью Лимоновой что-то серьезное стоит. Уходи в несознаку. НИЧЕГО не знаешь. Утром пришел и – ушел. Более тебя там ре было. И чтоб тебя не запутать, чтоб ты и не знал ничего, я тебе сам больше ничего не скажу, пойду домой. Спать хочу.

– Переночуй у меня? – удивился Леня. – Комната есть.

– Не могу спать в чужом доме. Ассоциации дурные. Спасибо за пиво настоящее. Мы с тобой ещё поговорим, Леня. О многом потолкуем.

Удерживать его было бессмысленно. Леня вызвал ему лифт, кабина распахнула двери, они обменялись рукопожатием и лифт ушел вниз Не смотря на все происшествия, аппетита Леня не лишился. К тому же он любил неторопливо думать, когда что-нибудь жевал. Подумать было о чем – тем более, что в кармане его куртки лежал чей-то отстрелянный палец, с которым категорически неизвестно, что делать. Отдавать владельцу возможности не было, поскольку тот неизвестен, да и рискованное это дело. Хранить чужую часть тела в холодильнике – тоже идиотское занятие: протухнет все равно, да и поздно, наверное, его уже пришивать на место. А придут ли за ним завтра парни в масках с автоматами и собаками, Леню волновало, честно говоря, мало. Людей, убивших Лимонову из-за «мерса», (но не сумевших угнать машину – спугнули!) поймают и без него, Лени Волохова, а он ничем и помочь не может. Разве что сам влипнет в глупую историю. Несознанка, да и все тут.

Леня попил чаю с молоком, достал из куртки уже заледеневший палец и, сдерживая брезгливость, осмотрел его. Он был тверд, кровь запеклась, ноготь потемнел. Палец, как палец, без каких-либо индивидуальных примет – ни кольца на нем, ни татуировок. По коже Леня прикинул, что это ни от руки младенца, ни стариковский.

Вот и все заключения, которые удалось сделать эксперту, перед тем, как он вышел на лестничную площадку и спустил свою находку в шахту мусоропровода – завернув её в газету, на всякий случай.

Глава 5

Когда в поздний час летнего рассвета, где-то около восьми часов, в квартиру Лени коротко позвонили, он не удивился, а открыл двери, чтобы убедится, что двое в штатском и участковый милиционер Афанасьев в форме явились его брать.

Так и должно было быть, но все же вопрос сдваивался: за что? За приключения у дома Лимоновой, или за схватку возле цыганского притона?

– Доброе утро. – сказал Леня. – Я позавтракаю и поедем, ладно?

Они засмеялись, дали Лене хорошо закусить, одеться и, никаких наручников не надевая, препроводили в обычную, с виду неприметную «волгу». Парни были откровенно довольны, что дело с этим бугаем обошлось таким спокойным манером. Афанасьев немного знал Леню и даже помахал ему рукой на прощанье. Но в машине не поехал, видать свое дело уже сделал.

Когда проскочили Центр Москвы и перед автомобилем распахнулись глухие железные ворота, крашеные в серо-белесый цвет, то Леня, лицезревший эти ворота в кино и по телевидению неоднократно, разом сообразил, что доставили его ни куда-нибудь, а прямым ходом в МУР на Петровку 38, что ему весьма польстило.

Он ожидал своего заключения в камеру, но такой высокой чести удостоин не был. Без особого присмотра Леню продержали едва ли не до полудня в тихом коридоре, на скамейке.

В период ожидания Леня отупел, ни к чему не готовился, даже не озадачивал себя вопросами – что он расскажет, а что утаит и обьяснялось это не его дремучей глупостью, а глубоким ощущением собственной безвинности.

В конце концов, низкорослый мужчина средних лет, невыразительный, с лицом уставшего от жизни бухгалтера, позвал его за собой, без строгости ввел в небольшой кабинет и Леня осмыслить ничего не успел, как седой человечек подскочил на стуле и заблажил услужливо.

– Он это, товарищ следователь! Он самый! Сперва приходил, самогон мой жрал, а потом и ночью обьявился, в хату соседки наверху залез, я все слышал! Не видел, правда, честно сознаю. Он и прибил гражданку Лимонову, точно! Опознаю этого мерзавца, так и запишите!

Человечек оказался, понятно, Коверкотовым Василием Ивановичем и в данный момент он пылал от усердия, стремясь изобличить Леню во всем, чем мог. Правда, мог он – немногое.

– Что вы ещё видели, господин Коверкотов? – без повышенного интереса спросил мужчина с серым лицом и втиснулся между столом и сейфом на свое рабочее место.

– Я не господин, а товарищ! – изобиделся Коверкотов. – Для меня советская власть не умерла!

Затем очень словоохотливо Коверкотов изложил все известные ему события, подробно описал полуденный визит Лени, смело приврал, что под давлением Лене он вынужден был налить ему литр самогона собственного производства – на эту деятельность он, Коверкотов, права нынче имел, поскольку на продажу не пускал ни капли. Следом за тем Коверкотов принялся выдумывать то, чего он знать никак не мог. По его словам, по звукам над своей головой он определил в субботу смертельную схватку в квартире наверху, сообщал о криках и предсмертных стонах жертвы и договорился до того, что на его потолке явственно проступили следы громадной лужи крови. Которая очень быстро испарилась.