Рассказы - Юхан Пээгель

Так она стояла в сумраке гумна, в голос стеная и казня себя, как вдруг услышала скрип отворяющейся двери. В низком дверном проеме против света стоял Матс. На нем был короткий полушубок, из-под которого торчали концы опояски на чистой рубахе. Свою диковинную королевскую шляпу он выбросил, взамен ее Хэди достала ему из сундука новый дедов треух, шапка была парню, правда, великовата и сползала на его оттопыренные уши.

- Гляди-ка, скотины у тебя еще вон сколько, - заметил он.

Затем шагнул ближе.

- Ты не плачь, - сказал он. Не участливо, а коротко, деловито.

Подошел еще ближе, облокотился на ясли. Коровенка, это он сразу увидел, ледащая, разве что чудом дотянет до весны. Да нет, не то... Он хотел сказать женщине совсем другое...

- Сколько отсюда до большой земли?

- Надумал все-таки уйти? - в свою очередь спросила Хэди.

- Хотелось бы, если сумею добраться.

- До зимы вряд ли. Кто тебя сейчас через пролив переправит? Да и как ты пойдешь - чума еще повсюду гуляет.

- Случись, помру я, помрешь и ты. А вообще-то... - Он осекся, так и недосказав то, что собирался.

Много страшного перевидано. В скольких битвах бились они и убивали, жгли и грабили, бражничали и любодействовали. Казалось бы, все испытано, ан нет. Уже не раздается вокруг яростное гиканье калмыков, но тем страшнее неслышное присутствие черной смерти. Тем горше ждать ее после того, как удалось спастись от тысячи ужасов и смертей. Хотя, как подсказывает разум, она может настичь тебя всюду, но все же было бы легче, если б можно было куда-нибудь уйти. А тут еще это проклятое холодное море вокруг. Может, не уходить?

- Да, - промолвил Матс.

К чему это относится, он и сам не знал.

Пеструха жевала солому, овцы шебаршили в своем углу.

Оба они вышли из гумна во двор - молодой мужчина и молодая, с заплаканными глазами женщина.

Бенгт, швед, ждал под навесом. Был он высокого роста и когда-то, наверное, крепче и плотнее, этот молодой батрак из Смоланда, что стоит сейчас у дома, касаясь светлой макушкой застрехи. Рассеянно поглядев на небо, он сказал на своем языке:

- Будет погожий день.

Все трое пошли в дом. Когда они уселись за обеденным столом, то стало особенно заметно, как их мало, всего-навсего три озабоченных человека двое мужнин по эту, одна женщина по ту сторону стола. И еды у них тоже было мало: две печеные репы, чуточку соли и ни крошки хлеба.

Двое мужчин поглядывали в полутьме избы через стол на молодую женщину с опухшими от слез глазами и осунувшимся от голода и горя лицом. Молодая женщина угадывала эти взгляды, она отчетливо представляла себе лица двух чужаков-солдат, хотя ни разу не посмотрела на них. В гумне на насесте он и она, петух и курица, а здесь два петуха на одну, - женщина невольно усмехнулась, правда, усмешка эта потухла прежде, чем успела тронуть ее губы. "Господи, не вводи в грех! - пронеслось у нее в мозгу, и сердце сжалось от жгучей боли. - Слезы надо лить, рыдать, ослепнуть от слез, стенать в неутешной скорби и печали". - "Нет, нет, нет, - кричал в ней другой голос, - зачем мне ждать смерти, когда я, живая, сижу вот и ем. Зачем мне заживо хоронить себя, раз на этой вымершей земле мне, пусть только мне одной, суждена жизнь. Не убивай себя - это грех", - взывал этот голос. Ах, есть ли такой источник, чтоб испить и забыться!

Глаза Хэди снова наполнились слезами. Вот те источники, из которых пьешь ты соленую, горькую влагу. Но забвения это не приносит.

Хэди положила на стол недоеденную половинку репы и подняла глаза.

- Надо жить, пока живется, - серьезно сказала она. - На троих в этом доме еды не хватит. Одному из вас придется уйти. Мне отсюда уходить незачем, я пришла сюда невесткой, а теперь я - безмужняя хозяйка. Тому, кто решит уйти, я дам харчей на три дня, палку в дорогу пусть найдет себе сам, может повесить и шпагу на бедро.

Хэди немного помолчала.

- Растолкуй ему, как умеешь, - велела она Матсу.

Швед выслушал путаную речь Матса и, по-видимому, кое-что в ней все-таки разобрав, наконец кивнул.

- Один может остаться... Я - хозяйка... и я хочу, чтоб это был Бенгт, по-нашему - Пент... Конечно, вы можете отправляться оба... Давай переводи, только точь-в-точь!

Когда все было переведено, Бенгт даже забыл кивнуть. Впервые он посмотрел женщине в глаза прямо, и она выдержала его взгляд.

- Почему ты меня не хочешь? - спросил Матс.

- Потому что Пент мне больше по душе. Он красивый, и он смирный и терпеливый, - ответила Хэди. - Да и идти ему некуда, а у тебя на большой земле, может, близкие живы, родной дом в целости.

- На каком это языке вы объясняться будете? - спросил Матс, и в его голосе прозвучала откровенная насмешка. - К тому же он вон какой дюжий, и ест он куда больше меня, вы оба к весне с голоду подохнете.

- Не твоя это забота. Я от себя оторву, ему дам. - Ответ был твердый и ясный. - Только неизвестно еще, как Пент, останется ли... - Это было сказано тихо-тихо.

...На следующее утро Матс вышел из ворот с перекинутым через плечо чистым холщовым мешком, в котором лежали три сероватых от золы лепешки, несколько печеных реп и завернутая в тряпочку щепотка соли.

Он направился, как ему указала Хэди, к лесной деревне, до нее было верст пять. Дома в ней уцелели, может, и какая живая душа встретится. А не хватит у него сил или не захочет он добираться до большой земли, так, глядишь, в этой деревне и приют найдет. Поди знай, может, девушка какая жива осталась... А не то шагай себе дальше, покуда к морю не выйдешь.

Но Матс не дошел до деревни. В лесу его стала бить жестокая лихорадка, все тело покрылось крупными каплями пота. Матс сел на сырой мох, прислонился спиной к стволу молодой березки. И без того ослабшее тело тряслось и дергалось, он впал в беспамятство и там же умер, даже не сняв с плеча данный ему Хэди новый белый мешок с едой, которую он так и не попробовал.

По этому мешку Хэди с Пентом следующим летом на сенокосе и узнали его останки, растерзанные волками.

"Он был-таки отмечен, - подумала Хэди и скрестила руки на своем округлившемся животе. - Это он отвел от нас черную смерть". Наверное, так оно и должно быть: Одни, умирая, спасают других, хотя сами, поди, и не подозревают об этом.

Пент похоронил кости соратника на том же самом месте, в скудной островной земле, прочел над могилой короткую солдатскую молитву, а на стволе березки вырезал косарем крест.

Стоял погожий, теплый июльский день, когда Матс был предан земле, весь лес кипел жизнью, полнился птичьим гомоном и звонкими трелями.

ДЕВУШКИ ДЕРЕВНИ ВЫЛЛА

Помните, девушки Мяла,

вспомните, девушки Тусти,

тех девушек Вылла,

что с песней в море входили

по самую шею, по самые очи,

в синюю воду, где плавают рыбы.