Кордон в облаках - Лев Экономов

И один на один беседовали с ним офицеры. Свидетелем одного такого разговора, состоявшегося вскоре после собрания, командир роты был сам. Коваленко рассказал Колбину о прошлом командира отделения, который предлагал послать стенгазету в колхоз. О том, как этому командиру, а тогда еще молодому солдату, тоже с большим трудом давалась вначале военная специальность и он даже просил перевести его в другие войска, «где не нужно так много работать головой». Но таких родов войск давно уже нет. Чтобы овладеть современной техникой, нужны зияния, выучка. И чем скорее это поймет солдат, чем скорей возьмется за дело, тем быстрее войдет в строй и почувствует себя идущим в ногу со всеми. Коваленко, однако, тут же сказал Колбину, что это не значит, что командование вовсе не принимает во внимание желания солдат, попытался выяснить, к чему у парня больше душа лежит. В конце концов Колбину предложили работать электромехаником на двигателе, показали, в чем будет заключаться новая для него работа.

И что же? Подействовало все это на солдата. Понял, что ничего путного не выйдет, если по каждому поводу начнет распускаться. Принялся осваивать новую специальность.

Сейчас он самый исполнительный солдат. Коммунисты даже приняли его кандидатом в партию. На гражданке он не раз еще вспомнит своего замполита.

Взгляд Тимчука падает на часы. «Засиделся, однако. Нужно проверить посты. Да и спать». Он встает из-за стола, надевает шинель и, прихватив сигареты, выходит из дома.

Вокруг непроглядная темнота. С засыпанных снегом гор, как всегда по ночам, дует холодный ветер. Впрочем, гор не видно, не видно и антенн приемно-передающей кабины, которая крутится где-то в ста метрах от дома. Слышно только монотонное гудение моторов. Это гудение слышат локаторщики дни, недели, месяцы…

И Тимчук уже представляет себе темное помещение индикаторной, склонившихся над экранами операторов. Светлая развертка обегает экран раз за разом, раз за разом — до бесконечности. На развертку долго смотреть нельзя — устают глаза. Да и нет в этом необходимости. Смотреть нужно чуть позади нее: после того, когда она пройдет по экрану, ярче высвечиваются на нем электронные засечки от предметов, которые находятся в воздухе. Но все равно порой начинает рябить в глазах, развертка расплывается. Все! Нужно дать глазам отдохнуть, хотя бы немного, закрыть ладонью или носовым платком. Старший смены, не отрывая глаз от экрана, уступает место другому оператору, а сам садится к столу, закрывает глаза… Потом включает вентилятор, закуривает и снова садится к экрану.

Растет гора коротких солдатских окурков в алюминиевой пепельнице. Иногда за ночь троим не хватает пачки сигарет. Чтобы не заснуть ненароком, потихоньку переговариваются между собой. Только о чем говорить? Все уже переговорено, каждый знает друг о друге все до мельчайшей подробности.

В эти долгие ночные часы операторы, быть может, немного похожи на космонавтов, которые проходят тренировки в сурдокамере. Нужно обладать большой выдержкой, чтобы не ослабить внимание, не отвлечься от экрана даже на секунду.

СОЛДАТ СТЕРНИЦКИЙ

Сегодня не везет Стерницкому с самого утра. Долго тянулся на подъеме. Сначала попал ногой не в ту штанину, потом искал сапог, потом запутался с портянкой. Ох, эти портянки!

Наконец, оделся. Но к этому времени все отделение уже стояло в строю и смотрело на Стерницкого, как он не мог всунуть ногу в сапог. Старшина даже поморщился и с досады ушел в каптерку, передав «бразды правления» дежурному по роте.

И вот Стерницкий становится в строй. Солдаты бегут на физзарядку. Плохо завернутая портянка скомкалась у пальцев жгутом, больно давит ногу. Бежать трудно.

Дежурный по роте Чиглинцев кричит над самым ухом. Оглушил даже.

— Живее, Стерницкий!

«Легко ему приказывать «живее», — думает Анатолий. — За полтора года службы он научился мотать портянки. Они у него лежат на ноге, как безразмерные носочки». Однажды даже старшина обратил на это внимание всех новичков.

Хотел бы Стерницкий на него посмотреть, когда он только что пришел в армию. Наверно, не умел даже заправить гимнастерку под ремень как следует. Толстый, того и гляди рубашка на спине лопнет. Как он только бегает?..

Но Чиглинцев бежал не хуже других, не отставал от строя. Как бы хотелось Стерницкому, чтобы младший сержант споткнулся и упал. Ох и посмеялись бы все тогда.

Наконец, все начинают делать упражнения.

После физзарядки заправка коек. Нет ничего хуже для Стерницкого, чем это «бабье» дело. «И зачем их заправлять, — думает он. — Пусть бы проветривались весь день. Гигиенично».

Но старшина Губанов другого мнения на этот счет. Он требует, чтобы солдаты не просто заправили койки, а сделали это по всем правилам, чтобы койка выглядела «как на картинке».

«Ему можно требовать. Дома у него, конечно, жена заправляет постель. А в казарме жен нету. Хорошо бы хоть горничные были, как в гостиницах, — мечтает Стерницкий. — Встал и пошел себе по делам. Приходишь, а коечка уже заправлена. И в номере порядок. Не надо пол скоблить и натирать. А это дело тоже не из легких».

Солдаты подшивают подворотнички, готовятся к утреннему осмотру.

Стерницкий смотрит на свой. Перевернуть, что ли? Потом вспомнил, что уже переворачивал. А чистого нет. Можно было бы, конечно, попросить у дружка Артамонова, но Артамонов, как нарочно, в наряде стоит с карабином на вышке и обозревает из бинокля окрестности. Не полезешь же к нему на вышку.

«Ладно, сойдет и этот», — решает Стерницкий.

Солдаты строятся. Старшина начинает осмотр. Проверяет, как начищены пуговицы, бляхи ремней, сапоги. Все это должно сверкать. Ну что ж, носочки сапог у Стерницкого блестят — специально для старшины начистил. Но тот, как нарочно, даже не смотрит на них, приказывает:

— Расстегните воротничок.

И как он только догадывается?..

Стерницкий с готовностью начинает расстегивать верхнюю пуговицу. Думает, увидит старшина, что от него не скрывают ничего, и пройдет дальше вдоль строя.

Не тут-то было. Старшину провести невозможно.

— Грязный, — выносит приговор старшина, оглядывая его подворотничок. — Почему не переменили?

— Другого не было.

— Тогда хотя бы перевернули на другую сторону.

— Что у него, три стороны, что ли?

Ребята смеются. Но старшина не смеется. Он приказывает Стерницкому выйти из строя и подшить свежий подворотничок.

Стерницкий идет в умывальную комнату, под краном моет зубной щеткой подворотничок, потом сушит в полотенце (в армии всему научишься), подшивает к гимнастерке. Через пять минут нужно доложить о выполнении приказания.