Джоконда улыбается ворам - Евгений Сухов

– Наша дружба для меня значит куда больше.

– За такой подарок я буду благодарен вам по гроб жизни!

Пьеро весело рассмеялся:

– По гроб жизни – совершенно не обязательно, но вот если ты к завтрашнему обеду отловишь для меня пару штук форели, то это будет очень замечательно!

Глава 8

23 августа 1911 года. Париж. Кража «Моны Лизы» – это национальная трагедия

Пропажу картины «Мона Лиза» Леонардо да Винчи парижане восприняли как национальную трагедию. Уже к обеду в Лувр стала стекаться целая армия полицейских, которые шастали по всем закоулкам, задавали нелицеприятные вопросы руководству музея и без конца допрашивали вахтеров, смотрителей и охрану. Казалось, что их любознательности просто не будет конца!

Префект парижской полиции господин Марк Лепен (в сопровождении инспектора Франсуа Дриу и нескольких сыщиков) прибыл в Лувр, едва услышав о пропаже «Моны Лизы». Личностью он был во многом легендарной. Как шутили о нем профессионалы, он мог раскрыть самое запутанное дело, даже не появляясь на месте преступления. К вершинам полицейской карьеры Марк Лепен поднимался из самых низов, будучи еще обыкновенным филером. Обладал гибким оригинальным умом, слыл настоящим мыслителем, а судя по тому, что ему удалось продержаться на своем посту при четырех премьер-министрах, то можно было добавить, что он был и весьма неплохим дипломатом. Во всяком случае, свое дело он знал лучше, чем кто бы то ни было, и только по почерку преступления мог очертить круг предполагаемых злоумышленников.

Марк Лепен был немолод, небольшого роста, плотного телосложения, надевал темные мешковатые брюки и светлый клетчатый сюртук, никак не гармонировавшие между собой. На круглой, будто бильярдный шар, голове носил низенький белый вышедший из моды котелок. Полноватое лицо украшали тонкие седеющие усики и коротенькая бородка. Марк Лепен без конца курил короткую трубку и был невероятно похож на персонажей о доблестном сыщике, прототипом которых, собственно, и являлся.

– Кто у вас тут главный? – хмуро поинтересовался он у Фернана Луарета, выскочившего ему навстречу.

– Директор музея господин Омоль Теофиль.

– Я о нем слышал. Кажется, он занимался раскопками в Греции.

– Именно так, господин префект. Ему уже сообщили об ограблении, и он пребудет в Париж сегодня вечером.

– И где же он? – с недоумением спросил комиссар, пыхнув в лицо собеседника едким табачным дымом.

– Он в горах, на отдыхе.

– Разумеется, – легко согласился Марк Лепен, – где же еще можно находиться, когда в порученном тебе ведомстве происходят ограбления со взломом. А вы, собственно, кто будете? – буркнул сыщик, обдав Луарета новым облачком дыма.

– Я главный хранитель Лувра господин…

– Доохранялись, стало быть, – хмыкнул Марк Лепен и, постукивая костяной тростью о мраморные ступени, распорядился: – Ну чего стоите? Ведите на место ограбления! Не стоять же нам на лестнице истуканами, как ваши статуи!

– Да, господин Лепен, – охотно отозвался главный хранитель.

– И только без ретивости, ради бога! – угрюмо предупредил полицейский. – Я уже не тот, что был сорок лет назад, и вряд ли поспею за вами.

– Хорошо, господин Лепен, – укоротил широкий шаг хранитель музея.

Они прошли в «Квадратный салон», где еще недавно висела картина великого мастера и где теперь с пустого места на вошедших в немом укоре взирали четыре острых колышка.

– Значит, именно здесь она висела? – ткнул комиссар дымящейся трубкой на свободное место между двумя картинами.

– Именно так, господин комиссар.

Невесело хмыкнув, Марк Лепен произнес:

– Кажется, я разгадал знаменитую улыбку «Моны Лизы», она прекрасно была осведомлена о том, какая начнется свистопляска, когда ее украдут. – После чего подошел к стене и для чего-то внимательно принялся изучать колышки. Поскреб пальцем по стене и невесело протянул, как если бы озвучивал приговор: – Да-а…

– Так что вы скажете, господин комиссар?

– Кажется, в этом зале Наполеон венчался с Марией-Луизой? – проявил Марк Лепен эрудицию.

– Именно так, господин комиссар, – охотно откликнулся хранитель музея. – Это было в апреле 1810 года, чуть более ста лет назад. Император как раз стоял вот на этом месте…

– Я вас вот о чем хочу спросить, – перебил его вдруг комиссар. – А сколько людей присматривают за экспонатами?

Хранитель смутился.

– В нашем распоряжении тысяча двести вахтеров и смотрителей, и все они наблюдают за экспонатами. У вас может сложиться ложное впечатление, но прежде в нашем музее никогда…

– А кто же присматривает за экспонатами ночью, когда вахтеры и смотрители расходятся по домам?

– Господин комиссар… – вступил в разговор Морис.

– Кто вы? – повернулся Марк Лепен к говорившему.

– Я начальник охраны Пьер Морис. У нас никогда прежде подобного не случалось, в том числе и ночью. Все наши люди проверены и ревностно несут свою службу.

– Вот как! И каким же образом они ее несут?

Разговор с префектом полиции давался нелегко. Отерев рукавом проступившую на лбу испарину, начальник охраны понуро продолжал:

– Каждые два часа вооруженная охрана совершает обход дворца. На лестницах и в коридорах мы установили специальные посты, связанные между собой телефонами. Так что в случае возникших осложнений у них всегда имеется возможность связаться друг с другом. Кроме того…

– Меня вот что интересует. – Пьер Морис нахмурился. Похоже, что комиссар полиции не обладает чувством такта. Марк Лепен предпочитал не замечать неудовольствия начальника охраны, продолжал: – Народу в Лувр приходит чрезвычайно много. За всеми не уследишь. Здесь возникает постоянная сутолока. Посетители толпами передвигаются от одной картины к другой, а кроме того, здесь всегда много иностранцев, которые пытаются доказать свое мастерство всему миру, копируя известные полотна. Так что я вполне представляю здешнюю обстановку. По существу, в Лувре царит самый настоящий хаос, он напоминает проходной двор!

– Возможно, это было при прежнем руководстве, но не сейчас, – возразил Пьер Морис. – Мы подбираем в штат музея очень ответственных людей, затем в самом музее они проходят специальную подготовку. Так что вынести что-то из музея не представляется возможным.

– А как же тогда фотографы запросто выносят из залов картины? – стал наседать комиссар. – Мне уже докладывали об этом, – встретил он удивленный взгляд главного хранителя. – Что вы мне на это скажете?

– Это уже по моему ведомству, господин комиссар, – вмешался в разговор Фернан Луарет. – Дело в том, что у нас в Лувре имеется репродуктивное ателье, хозяин его – господин Лемье. Он издает книги по искусству. Его фотографы имеют право выносить экспонаты из залов.

– Иначе говоря, у них имеется разрешение?

– Прежде у нас никогда и ничего не пропадало, – рассеяно произнес главный хранитель.

– Так имеется или нет?

– Нет… Они могут брать экспонаты без уведомления, – выдавил из себя хранитель.

– Ну и порядочки у вас здесь, – выражая недовольство, пыхнул табачным дымом сыщик.

– Но, господин комиссар…

Трубка была выкурена. Вытряхнув пепел в металлическую урну, Лепен зашагал дальше по коридору.

В мексиканском зале он приостановился, чтобы поправить задравшийся воротник. С полок на вошедших взирали статуэтки богов прошлых исторических эпох. Невольно создавалось впечатление, что изваяния прислушиваются к состоявшемуся диалогу. Одна из фигурок с вытаращенными огромными глазами и оскаленной пастью символизировала бога огня ацтеков. Главному хранителю так и хотелось подойти к ней и повернуть статуэтку лицом к стене, чтобы не сверлила его своим взглядом. Лишь усилием воли Луарет отказался от накатившего желания.

– А мне придется со всем этим делом разбираться. Да-а, понаделали вы тут! – безрадостно протянул он. – Вы говорите, что нашли раму от картины?

– Именно так, господин комиссар, – охотно откликнулся главный хранитель.

– Покажите, где она была.

Префекта проводили в тесную каморку, находящуюся недалеко от лестницы.

– Вот она, эта рама. Мы не стали ничего убирать.

– Единственное благоразумное решение, – буркнул комиссар, осматривая раму. – Андре, – обратился он к одному из сопровождавших его полицейских, круглолицему, с тоненькими усиками, – посвети сюда, хочу повнимательнее осмотреть место.

– Хорошо, господин комиссар.

Вытащив из нагрудного кармана блокнот, он вырвал из него несколько листочков и чиркнул зажигалкой.

– У нас здесь свет, господин комиссар, – напомнил хранитель.

– Да какой это свет, – махнул рукой Лепен, – убогость одна.

Заполыхала бумага, ярко освещая пространство. На раме отчетливо выделялся след большого пальца.

Префект внимательно осмотрел раму, рассчитывая отыскать какие-то дополнительные улики, и, видно, не обнаружив таковых, произнес: