Красный рассвет - Сергей Синякин

Пограничники отказались принять парламентеров, и никто теперь не мог объяснить им, что вся их бессмысленная и нелепая оборона - глупая и безнадежная попытка отбить гниющий чумной труп у рвущихся на выручку санитаров.

СЕВЕРНАЯ АМЕРИКА,

18 ИЮЛЯ 2009 ГОДА, 02.15

- Остановимся, - сказал Райт. - Надо отдохнуть

- Позаботься о себе! - огрызнулся Голиков.

- И все-таки передохнем, - настойчиво сказал Райт. - Мы уже совсем рядом, и надо подумать, как мы проникнем в компьютерный зал.

Голиков остановился. Райт опустился на бетонный пол. По его осунувшемуся лицу катились струйки грязного пота. Он уже не был тем невозмутимым красавчиком, с которым Виталий впервые встретился менее суток назад.

- Напрямик нам не пройти, - сказал Райт. - Нас просто сожгут или пустят в кольцевой лабиринт.

Голиков угрюмо промолчал.

В глазах Райта загорелись злые огоньки, но американец справился с собой.

- Слушай, Вит, - сказал он, устало растягивая слова. - Я знаю, что ты меня презираешь. Скажу откровенно: я тоже от тебя не в восторге. Я вообще не люблю красных. Но раз судьба свела нас вместе, я буду держаться тебя до конца. Мы - партнеры, хотя в этой ситуации я бы предпочел Брида.

- Я тоже, - процедил Виталий.

- О'кей! - сказал Райт. - Сейчас нам ругаться нельзя. Давай решать, что делать дальше. Воевать с машинками я умею, но думать за них... У тебя есть соображения?

- Дай план-карту, - попросил Голиков.

Райт опустился рядом с ним, и некоторое время они внимательно изучали план. Лица их мрачнели. Единственный вход в компьютерный зал оказался заваленным, и его сторожили все адские создания базы. Компьютер был не доступен для человека. Кассеты с программой, которые они несли, оказались бесполезным грузом.

- Ну что? - Райт встал. - Как у вас говорят: труба дело?

- Какие там двери еще, не помнишь?

- Там одна дверь с сервомотором. - Райт сплюнул, оттянув маску.

- А стены?

- Что стены? - американец пожал плечами. - Ты же знаешь тесноту баз. Это видимость стен. Они нашпигованы электроникой.

- А может, это и к лучшему? - задумчиво сказал Голиков и снова склонился над планом. Райт присел рядом, и прямо перед глазами Виталия был черный рукав костюма американца с вмонтированными в обшлаг часами. На часах рубиново горели цифры: 02.27.

СЕВЕРО-ЗАПАД ЮЖНОЙ АЗИИ,

18 ИЮЛЯ 2009 ГОДА, 22.10

- Голиаф, - пробормотал Холоран.

Он бредил, лежа около зарослей дикого винограда, на импровизированной постели, которую Лебедев соорудил из подушек сидений. Сам Лебедев сидел на капоте машины, разглядывая в оторванное зеркало заднего вида свое измученное небритое лицо. Лицо было красным, как и белки глаз. Казалось, что в лице отразился весь ужас прожитого дня.

Холоран зашевелился, и из-под пледа вывалилась его странно исхудавшая рука. Лебедев никогда не думал, что человек может так исхудать в один день. Он подошел к американцу и дал ему глотнуть холодной родниковой воды.

Американец открыл глаза.

- Как ты себя чувствуешь? - спросил Лебедев.

- Сухо во рту, - Холоран судорожно глотнул воду. - Постоянная сухость во рту и слабость, словно меня варили... И голова! Голова раскалывается от боли... А ты?

- Так же, как и ты, Оливер!

Лицо Холорана было мертвенно бледным, и на нем выделялись красные глаза. Чтобы заглушить головную боль, Холоран принялся биться головой о край сиденья, где был твердый пластмассовый угол.

- Перестань, - сказал Лебедев.

- Мне так легче, - признался Холоран. - Я боюсь, что она лопнет. Голова куда важнее ног, ведь они просто идут, а голова смотрит на наших желтоухих братьев... - он опять начал заговариваться и на глазах "поплыл": взгляд его стал мутным и бессмысленным.

Лебедев укрыл его пледом, сам чувствуя слабость и металлический привкус во рту. Хотелось забиться в какую-нибудь щель, спрятаться и не видеть никого, и никому не позволять видеть себя. Голова раскалывалась от боли. Он привалился к теплому жесткому колесу машины и увидел сон, в котором его сын Валерка гулял по парку с юной одноклассницей самого Лебедева, а среди деревьев кружили огромные черные бабочки, похожие на мрачные цветы, и Валерка показал девочке пятнадцать белых черепов, живописно расставленных на зеленой траве у маленького оранжевого ручейка, и сказал, что это и есть знаменитые черепа сада Реандзи, потому что, откуда ни посмотреть на них, виден лишь один череп, череп его отца, который держит в руке лукавый дипломат Оливер Холоран, ранее служивший в корпусе быстрого реагирования, потом в ЦРУ, а в настоящее время занимающийся разведением тошнотворных противорадиационных препаратов, которые он скрещивает на досуге с генералом Улья-Раабом, мечтая вывести маленького послушного аятоллу, панически боящегося смерти и державшего в руке Лотос, несущий на себе Будду.

СЕВЕРНАЯ АМЕРИКА,

18 ИЮЛЯ 2009 ГОДА, 02.35

Райт и Голиков сидели около снятой панели стены. Обнажилась сложная электронная схема, состоящая из алых капелек резисторов, полупрозрачных пленок интегральных схем и золотых, серебряных и белых кружков модульных групп.

- Не здесь, - огорченно сказал Голиков. - Но если судить по схеме это где-то рядом.

- Это уже вторая панель, которую мы сняли, - хмуро сказал американец. - Ты не ошибся, Вит?

- Нет, - отозвался Голиков. - Будем снимать еще одну панель. Другого выхода нет. Следи за коридором.

Он начал ощупывать стену, отыскивая крепления следующей панели.

Панель полетела на пол, и тут что-то закричал американец, и коридор озарился вспышками выстрелов. Сзади что-то затрещало, начало гулко лопаться. Голиков ощутил спиной невероятный жар, но оборачиваться было уже некогда.

Он увидел то, что так яростно искал.

СЕВЕРО-ЗАПАД ЮЖНОЙ АЗИИ,

18 ИЮЛЯ 2009 ГОДА, 23.00

Лебедев пришел в себя от холода. Приступ прошел, и на некоторое время русский почувствовал себя вполне сносно. Он не был медиком, иначе бы сразу понял, что это временное облегчение пришло к нему скорее всего в последний раз.

Тело его сотрясалось от озноба.

С наступлением ночи в горах холодает. Выбиваясь из сил, Лебедев перенес американца в машину, установив снятые ранее подушки сидений на прежнее место. Неожиданно он вспомнил, что за весь день они ничего не ели, и это воспоминание отозвалось в его организме легкой тошнотой.

Холоран пришел в себя.

В машине было темно, и они едва различали друг друга. Холоран стиснул пальцы русского:

- Ты здесь, Ник?

- Да, Оливер, - отозвался тот, чувствуя ледяные пальцы товарища.

Холоран слабо пошевелился.

- Я вот о чем подумал, Ник. Мы всегда относились друг к другу с недоверием и симпатией. Я имею в виду русских и американцев. Мы всегда боялись, что кто-то из нас опередит другого. Плохо, что мы так долго боялись поверить друг другу, хотя эта вера была единственным, что могло дать нам мир.