Оружейник. Азартные игры со смертью(СИ) - Олег Шовкуненко

   -- Каком?

   -- Пообещайте, что перевезете раненых в Подольск.

   -- Да мы уже и сами думали... -- начал было я, но Нестеров решительно перебил.

   -- Так какого рожна тянете? День-то не резиновый. Живо приступайте к работе!

   Когда из-под груды кирпичей, досок и кусков старого железа показалась башня моей "восьмидесятки", я едва не прослезился. Грязная и ободранная, с битыми смотровыми приборами, расплющенными пусковыми установками "Тучи" и погнутыми пулеметными стволами. В моем восприятии БТР сейчас был трупом родного человека, который эксгумировали в присутствии близкого родственника, меня, значит. Чтобы с чувствительным свидетелем не случился сердечный приступ, его само собой не допустили к могиле, а лишь разрешили смотреть издали. Высоты восьмиметровой оборонительной стены для этого вполне хватило. Отсюда не видно крови и не слышно ужасной трупной вони.

   Я вдруг понял, что это не только ассоциации или всякие там метафоры, рожденные в моем, наверное, уже немного подвинутом мозгу. Это правда, это страшная реальность. Ведь там, на броне...

   -- Осторожней, мужики! -- мои мысли прервал прозвучавший внизу возглас Лешего.

   -- Кто-нибудь, принесите брезент, -- это был уже голос Кости Соколовского.

   Я увидел как один из Одинцовцев, тот, что ближе других стоял к краю баррикады, спрыгнул на землю и потрусил в сторону мастерских. В это время Загребельный и Соколовский вытянули ножи и стали резать веревки, которыми к крыше БТРа был надежно привязан бурый, приплюснутый, словно измазанный в солидоле, сверток или мешок. Только очень присмотревшись в нем можно было узнать человеческое тело.

   -- Эх, Лёха-Лёха... не повезло тебе, брат, -- простонал я, вспоминая улыбающееся лицо пулеметчика. -- Очень многим в тот день не повезло...

   Когда принесли брезент, бойцы аккуратно переложили на него останки погибшего товарища, а затем спустили с баррикады и отнесли подальше. Потом его похоронят, ну а сейчас лучше не слышать этот тошнотворный запах разложения, запах гибели.

   Видать отвратный лик смерти подействовал не только на полковника Ветрова. Все, включая моих напарников -- автоматчиков, засевших на стене номер шесть, заметно занервничали. День уже давно перевалил за полдень, а заветный БТР-80 все еще оставался в каменном плену. Но добыть его оттуда это только пол дела. После этого еще следовало восстановить барьер, защищающий нас от визитов разнообразной хищной нечисти.

   -- Полковник! -- неожиданный окрик заставил меня вздрогнуть, и не мудрено. В своих мыслях Максим Ветров уже начинал бой с наползающими из сумрака бестиями.

   -- Чего тебе? -- я встал с небольшого кирпичного штабеля и поглядел на мощную фигуру Загребельного, стоящего на практически очищенной крыше бронетранспортера.

   -- Если разобрать завал только позади БТРа, ты сможешь его выдернуть? Задним ходом? Иначе... -- подполковник невесело покачал головой. -- Иначе до ночи прокопаемся.

   -- Только позади...?

   Я призадумался, вспоминая чем именно завалили мою машину в тот самый день, когда она своей бронированной грудью закрыла поселок от неистовой атаки кентавров. Вроде сперва кидали только кирпичи из тех штабелей, что были приготовлены для достройки Южных ворот. Это уже потом в ход пошли части строительных лесов, металл с разобранных гаражей и оборудование, доставленное из мастерских. Очень хорошо. Значит чего-то объемного, способного намертво заблокировать колеса, в основание баррикады не запихнули. Так что вполне может и получиться.

   -- Попробуем! -- я не стал более раздумывать. -- Разбирайте! Я уже иду!

   Прежде чем покинуть огневую позицию на стене номер шесть, я наклонился, обнял за плечи и поцеловал в висок сидящего рядом бойца:

   -- Я пошел, Лизок. А ты тут держи оборону, как говорится, за себя и за того парня.

   -- Тебе помочь спуститься? -- девушка сделала попытку подняться.

   -- Не надо, -- остановил я ее. -- Я почти в порядке. Кроме того не по лесам полезу, а через дом, по лестнице.

   -- Только лифт не вызывай, -- сострил какой-то мужичок с перебинтованными ногами, сосед Лизы с другой стороны. -- А то долго ждать придется.

   -- Не волнуйся, я грамотный. Когда поднимался, видел табличку "Лифт на ремонте", -- без всякой злобы отшутился я, прекрасно понимая, что люди, которые вот уже пятый час ожидают вражеской атаки, просто должны время от времени выпускать пар.

   Внутри здания царил серый пыльный полумрак. Я оставил за спиной одну из квартир и, шагнув за ее порог, оказался на лестничной площадке. Маленькие окошки здесь и раньше-то не особо способствовали подобающему освещению, а уж теперь-то, в эпоху "Большой мряки", когда небо надежно зашторено гардинами из плотных серых облаков, и подавно. Короче, интим обеспечен.

   Проходя мимо лифта, я улыбнулся. Естественно, никакой таблички тут не было, а вот аккуратная надпись "Без парашюта не входить!", выведенная черным маркером прямо на пластике двери, присутствовала. Вообще в подъезде было полным-полно всяких изречений и довольно похабных рисунков. Эпоха всеобщей грамотности не прошла для нашего народа даром. Он так завелся, что не мог остановиться даже теперь, когда ценителей этого творчества явно поубавилось, разве что если авторам везло и удавалось отыскать козырное местечко, куда все еще время от времени забредали люди. Здание, которое являлось частью периметра, для этого годилось как никакое другое.

   Не скажу, что по мере спуска меня уж очень занимало чтение адресов побывавших здесь людей, их сердечные излияния, выраженные в классической форме "Маша + Витя...", а так же разглядывание неумелых карикатур, изображающих большинство жизненных форм из новейшей истории Земли. Однако кое-какие надписи все же заставляли на мгновение замедлить шаг. Вот в штукатурке глубоко выцарапана строка, очень походящая на какое-то библейское изречение: "Спаси если не тело, то душу...". Рядом менее напыщенный и куда более легко выполнимый совет: "Трахай все, что движется". Целая серия рисунков под надписью наглядно объясняла как именно это следует делать.

   Двумя пролетами ниже я обнаружил столбик стихов: "Зачеркнуть бы всю жизнь, да сначала начать...". По-моему это был Есенин, хотя могу и ошибаться. Не был я большим знатоком поэзии. Хорошие стихи мог слушать сколько угодно, но только вот имена авторов в голове почему-то не держались.

   Находясь под впечатлением, вернее окунувшись в воспоминания, которые нежданно-негаданно нахлынули от только что прочитанных строк, я спустился на первый этаж. И вот тут-то замер как вкопанный. Прямо передо мной на квадрате стены, освещенном падающим из окна снопом света, поблескивала большими печатными буквами темно-красная надпись. Всего три размашисто, будто в спешке написанных слова: "Помни о кораблях". Вроде бы ничего не значащая фраза, и ко мне она никакого отношения не имеет. Написал какой-то моряк смерть как тоскующий по морю. Но только вот почему я уже целую минуту стою здесь и как заклинание повторяю: "Помни о кораблях"? Что это за надпись? Что в ней такого? Кто написал? Когда?

   Словно пытаясь ответить на последний из своих вопросов, я подошел к стене и прикоснулся к первой букве. Палец слегка прилип к краске, а когда я оторвал его, оказался измазанным в красную субстанцию. Субстанция... Именно субстанция. У меня язык не поворачивался назвать это краской. Скорее... Цирк-зоопарк, да это действительно походило на кровь. Достаточно свежую, не успевшую еще до конца свернуться кровь.

   Первым моим порывом было облизнуть палец и попробовать ее на вкус. Но я вовремя одумался. Мало ли чья это кровь. Ну и что, что она красная. У некоторых тварей в венах течет такое, что... Стоп! -- Приказал я самому себе. Что это ты, Григорич, понавыдумывал? Откуда здесь взяться крови, да еще свежей? Краска это. Понял, краска! Так что засунь куда подальше эту свою идиотскую фантазию и шуруй заниматься делом.

   Точно... Заниматься делом... Я вспомнил о БТРе, о том, что меня ждут и устыдился своей мнительности и впечатлительности. Повернулся к выходу из подъезда, сделал пару шагов, но все же не удержался и оглянулся назад. "Помни о кораблях", -- прочитал я в последний раз странную надпись. Что же это все-таки могло значить? Так и не отыскав ответа, я пожал плечами и резонно рассудил, что неизвестный автор обращался явно не ко мне.

   Прохладный ветер и дневной свет быстро отогнали все посторонние мысли. Осталась лишь одна, главная -- каким таким макаром вырвать бронетранспортер из каменных тисков?

   Когда я подошел к воротам, то понял, что времени поразмыслить у меня будет предостаточно. Завал позади БТРа разобрали только наполовину. Загребельный и Нестеров, рыча и матерясь, ворочали камни, бревна и листы железа, заодно подгоняя своих взмыленных подчиненных.