Держава под Зверем - Илья Бриз

Старая песня Пахмутовой из того мира. Здесь ее еще никто не слышал…

* Братья Кобуловы в 1937 году на законных и не вполне основаниях получили немало ценного имущества арестованных и расстрелянных. Младший из них — Амаяк — выбирал во враги народа людей побогаче. Нарком внутренних дел Грузии Сергей Гоглидзе специализировался на накоплении драгоценностей.

** Второе Главное Управление СГБ — внутренняя безопасность и контрразведка.

*** Младший лейтенант Государственной Безопасности соответствует общевойсковому старшему лейтенанту.

В Москву вошло две бригады ВДВ под командованием прилетевшего из Канады генерал-майора Маргелова и три бригады внутренних войск под командованием генерал-майора Абакумова. Опытные натренированные десантники в кубанках с красным верхом и лучшие солдаты с красными погонами из ведомства Лаврентия Павловича Берии вместе патрулировали улицы столицы. Москва была в трауре. Скорбела вся страна, потерявшая сразу половину своего руководства во главе с самим Сталиным. Не было смеха в городе. Даже маленькие дети, чувствуя горе родителей, меньше улыбались. Тяжело было стране, но жизнь продолжалась. Люди работали и учились.

— Егор, я не готов. Ты это понимаешь?

— А разве мы спрашиваем тебя о готовности? — теперь уже Лаврентий Павлович принялся за Василия, — Мы тебя сейчас вообще о согласии не спрашиваем. Надо. Понимаешь, надо!

Мы сидели в моей московской квартире. Обревевшуюся Светлану я напоил снотворным и уложил спать. Василий нашел в холодильнике водку. Выпил, но алкоголь на него практически не действовал. Хорошо хоть, что удалось уговорить его поесть. Глаза ввалились. Он не спал вторые сутки, и спать не собирался. А ведь он после неудачной вынужденной посадки.

— Вась, это не только твое горе, это наше горе, — ну, не знаю я, как еще объяснить свое чувство.

Так вжиться? Он действительно потерял родного отца? А я? Такое ощущение, что потерял все… Нет, у меня есть еще моя Светланка. И еще ответственность. Ответственность за страну и народ. Она свалилась на наши плечи. Конечно, мы вытянем все, куда мы денемся. Но ведь он явно лучше справится. Он нужен нашей команде. Кому, как не мне это понимать? В конце концов, кто руководил проектом «Зверь» там? Чьи идеи я здесь воплощал? И Берию мне удалось убедить, что Василий нам нужен. Вдвоем с Лаврентием Павловичем мы — Сила. Именно с большой буквы. Его авторитет, умение руководить и мои знания. Вся внутренняя власть в стране у нас с ним в руках. Кто сейчас посмеет пойти против МВД и СГБ вместе взятых? Никто не осмелится. Но вот с Васей мы будем во много крат сильнее.

— Василий, ты считаешь, что дело твоего отца продолжать не надо? — Берия зашел с другой стороны.

Сталин задумался, затем посмотрел на нас усталым, но осмысленным взглядом.

— Дело отца? Это мое дело.

Мы переглянулись с Лаврентием Павловичем. Наконец-то!

— Тогда давай ложись спать. Через два часа совещание ГКО. Мы продавим решение, чего бы это ни стоило.

— Мы просто обязаны в данный момент показать преемственность власти. Иначе нас не поймут ни наши граждане, ни союзники, ни, в конце концов, враги, — сказал я.

Мы сидели в осиротевшем кремлевском кабинете Сталина. Берия, видимо после состоявшегося утром разговора, был сдержан и собран. Он уже выработал свою линию поведения и был готов к борьбе за правое дело и за нового лидера. Глаза Кагановича были красные. Он еще не принял для себя никакого решения. Хотя… Не знаю я никого, кто так быстро, как он, ориентируется во внутриполитической ситуации. Поэтому и умер в том, прошлом моем, мире своей смертью. Тимошенко сидел насупленным, отвернувшись от письменного стола вождя. Было такое ощущение, что он все время боится услышать за спиной голос человека, почти всю его сознательную жизнь руководившего им. Семен Константинович понимал, что сам он, только что назначенный министром обороны двумя замами Самого по ГКО, на место Верховного претендовать никак не может. Но сложившихся группировок еще, как ему кажется, не было, и на чью сторону встать он пока не понимал. Другое дело Громыко. Андрей Андреевич явно будет на нашей стороне. Введенный в Политбюро совсем недавно, незадолго до войны, этот молодой умный белорусский шляхтич из обедневшей семьи был очень многим обязан Сталину. Якубовский? Молодой зам Ворошилова, теперь Тимошенко, а на самом деле — пока реальный министр обороны. Ваня тоже наш человек. Жданов. Старая гвардия? Вот он будет против. Андрей Александрович первый и спросил:

— И что мы должны сделать, чтобы показать эту так нужную тебе преемственность власти?

— Повторяю, это нужно нам, а не мне. Кооптировать в состав ГКО Василия Иосифовича Сталина с одновременным назначением его председателем Президиума Верховного Совета.

Меня явно не поняли. Не удивлен был только Лаврентий Павлович.

— Но он же мальчик еще. Да, он сын великого человека, но — мальчик, — высказал свое мнение все тот же Жданов.

— Да кто он вообще? — Маленков.

Этого надо убирать! Слишком много на себя берет. Хотя управленец неплохой.

— Зачем нам здесь этот мальчишка? Он же ничего не понимает в управлении страной! — Мехлис.

Этого тоже к стенке. Толку от него…

Я переглянулся с Лаврентием Павловичем. Нет, тяжелую артиллерию в виде Берии вводить рано. Только, когда другого выхода не будет.

— Этот, как вы говорите, мальчишка сбил больше самолетов противника, чем кто-либо другой. Но дело даже не в этом. И ГКО и Верховный Совет — коллегиальные органы власти. Решения принимаются после тщательных консультаций. Какая вам разница, чья подпись будет стоять? Зато, хотя бы видимость преемственности власти будет.

Они, сволочи, прекрасно понимают, что молодой Васька Сталин — это еще один голос в ГКО против них, против их личной власти. Пока был жив Сам, она была резко ограничена. А теперь…

— Да что ты, Синельников, к этой преемственности власти прицепился? Сам-то ты кто такой? Не много ли на себя берешь? — все тот же Мехлис.

Вот тут он не прав. Переходить на лица не стоило. Тем более на лица, облеченные реальной властью. Я ведь и обидеться могу.

Я посмотрел ему прямо в глаза.

— Кто я такой? Я тот, кого поставил на мое место Иосиф Виссарионович. Вы считаете, что товарищ Сталин был не прав? Вы хотите оспорить его решение? Кто еще так думает?

Наступила тишина. Кажется, до них дошло. Ведь охрана в приемной выполнит любой мой приказ. Надо брать быка за рога. А потом… Потом я уберу всех, кто будет мешать нормально работать на благо страны. Кого на пенсию, а кого и к стенке.

— Ставлю вопрос на голосование. Кто за то, чтобы Василия Иосифовича Сталина ввести в состав Государственного Комитета Обороны и избрать председателем Президиума Верховного Совета?

— Сразу и за то, и за то голосуем? — удивился Каганович.

— Конечно, Лазарь Моисеевич. А чего тянуть? Работать надо. Страна ждет.

— Ну, тогда, я — за!

— Как ты себя чувствуешь?

— Да все нормально, Егор. Лучше расскажи что там, на совещании, решили? — выглядел он действительно неплохо. Всего-то четыре часа сна.

— Да тоже — нормально. Лаврентий Палыч молчал, хотя мы заранее и не договаривались. Все же понимали, что он сейчас как председатель ГКО — вне конкурса. А меня же знают именно как человека Берии, что, в общем-то, недалеко от правды. Пришлось чуть-чуть нажать. В результате — все как и ожидалось. Молодые все проголосовали за тебя. Старики, за редким исключением — против.

— А вот здесь давай подробно. Мне надо знать, на кого можно положиться. Хотя, — он задумался, — подожди. Дай-ка я попробую сам. Мехлис — против.

Я кивнул.

— Этого вообще надо от власти убирать. Дурак редкостный. В том мире в Крыму во время войны он такое творил… И чего его отец рядом держал? Ладно, поехали дальше. Маленков. Тоже против. Но вот его надо убеждать. Нужный, а, главное, умный и работоспособный.

— А я уже думал, как его убирать, — пришлось признаться мне.

Вася взглянул на меня, усмехнулся и сказал:

— Егор, есть враги и Враги. Разницу понимаешь?

Теперь уже я заинтересованно посмотрел на Василия.

— Одни лезут во власть, потому что она является для них самоцелью. Они от власти получают удовольствие, как нормальный человек от секса. При этом они иногда могут быть полезны стране потому, что рвутся вверх, и, поэтому, на данном уровне работают более-менее качественно. Вот на самую верхушку пирамиды их допускать нельзя, ибо самодуры, и могут угробить все, что делалось до них, — объясняя Василий в темпе уничтожал все, что я достал из холодильника. Все, что вчера приготовила для нас домработница. Я соответственно, не отставал от него.