Жнец. Швец. Игрец - Борис Георгиев

– Я пойду первым, если что – говори сразу. Вернёмся

– Иди.

Ветер. Мешает дышать, норовит свалить с ног. Здо́рово! Что это, подумал Жнец, восторг? Сильное чувство. Если пропустить через себя. Если б можно было плюнуть на задание и пропускать через себя все чувства… Ною нравилось море. Нравился ветер, несущий водяную пыль. Может, поэтому я торчал в этом плавучем гробу? Может, поэтому и строю риф, вместо того чтобы вернуться в Оклахому? Там тоже бывает ветер, но не бывает такого неба и пыль там сухая. Я хочу здесь. Море. Не́ри. Головоногое слово. Есть во мне что-то головоногое, особенно когда ползаю вот так вот, цепляясь за леера, морду подставляю ветру, чтобы глотать водяную пыль, чтобы… Стоп! Что такое?

– Ты куда?! – проорал, отвернувшись от ветра, Спиро, когда увидел – Роберт выпустил леер, пал на четвереньки и пополз к борту, точно краб.

– Надо!.. Пос!.. Мотреть!.. – давясь ветром, ответил Роберт.

Аварийные ранцы в катапультах рядком. Одного не хватает. Раньше все были на месте. Осмотреть катапульту. Ага, отработала штатно. Вот я и выяснил, куда делся один свидетель. Мир его праху. Кел замзаурх. Жнец пополз обратно. Снова схватился за леер, поднялся.

– Что там?! – спросил Спиро.

– Потом!

Жнец махнул рукой: «Двигай дальше». Пошёл следом, размышляя: «Циммерман сбежал, в точности по инструкции сел в кресло, пристегнулся и дёрнул чеку. Тоже самоубийство. В сезон спасатели подобрали бы, а сейчас его SOS… Ага, вот и ответ на вопрос, кто сигналил. Автоматика аварийного ранца. В радиорубке делать нечего».

– Стой! – крикнул Жнец.

– Что?!

До двери считанные метры остались. Жнец хотел сказать старику, чтоб поворачивал, в рубке делать нечего, но в ту же секунду понял – нет. В рубку нужно. Представил себе, как ветер несёт аварийный парашют, как он опускается в море, как озверевший от ненависти какой-нибудь головоногий пускается в погоню за человечком в кресле-поплавке… Он его, конечно, догнал. Циммермана можно было списать со счёта, но не это главное. «Главное – я знаю, что делать с заданием», – подумал Жнец и махнул рукой, дал знак Спиро: «Заходи в рубку».

Девятый сноп

В радиорубке «Ковчега» не только радиостанция имеется.

Здесь у меня всё, думал Ной, здесь сонары и пульты пугалок. Здесь я могу слышать то, чего не могу видеть. Всё в целости, работают мои пушечки – любо-дорого. Пока они шумят, я не всё могу слышать, возразил Жнец. Отключай. Как же – отключай, полезут на риф опять силикофаги, встрепенулся Ной. А ты ненадолго, предложил Жнец.

– Что ты хотел здесь найти? – озираясь, спросил Спиро.

– Помолчи. Потом объясню. Сядь-ка. Да не сюда, вон в то кресло. Надо послушать.

Антониадис ворча уселся к радиостанции, спросил: «А мне можно послушать?» – не получил ответа, пожал плечами. Посидел, глядя, как Ной щёлкает тумблерами какого-то пульта и как устраивается в операторском кресле, затем ещё раз пожал плечами и – никто ведь не запрещает! – украдкой стянул с пульта гарнитуру и напялил её задом наперёд. «Пусть, – рассеянно думал Жнец, – Ничего он там сейчас особенного не услышит. Разве что болтовню бездельников из береговой охраны. Пускай развлекается, не до него. Отключить пушки. Так. Врубить сонары. Сначала пассивный. Что с микрофонами? Порядок. Юго-восточную группу. Ной кое-что понимал в сонарах, но в самих звуках – ни в зуб ногой. Что за странная идиома: ни в зуб ногой? Так. Микрофоны готовы. Всё лишнее к чёрту, только головоногая память. За́урх нереи́рси. Жаль, петь я не смогу, глотка человеческая на такое не способна, но хотя бы – он вслушался, закрыв глаза, – назл. Слышать».

Он не смог сразу увидеть картину звуков, всё ему мешало: скрип наушников, металлический тембр, попытки Жнеца дополнить недостающее домыслом, и главная помеха – неудобное тело Ноя: тупоумное, тугоухое. «А́киле, – услышал он, – Апа А́киле!» Узнал голос, подумал: кла́ни. И тут же оказался там, на пригорке, у самой кромки воды, рядом с сыном. Леи клани Акилс звал: апа! Я тут, подумал А́киле кла́ни Ну́мс. Хотел сказать: «Эй зут!» – я здесь, ты разве не видишь, но вспомнил: «Я умер». Цатмелх акнац эа. Цатмелх взял меня. Теперь поздно думать, достаточно ли праведным был мой гнев, имел ли я право поднять серп и по праву ли возомнил себя жрецом. Мёртвый не может быть жрецом, жрец теперь ты, клани. «Бедный мальчик, – подумал Акиле, – он узнал, что я мёртв, зовёт без надежды. Он слышал мою предсмертную песню, теперь будет мстить. Он призовёт Жнеца снова».

Разве не этого ты хотел, напомнил Жнец, головоногий подключится к пересадочной станции, чтобы вызвать Жнеца, но Жнец не придёт, он занят. Жнец сейчас я. Тогда головоногий глупец в религиозном экстазе захочет отдаться главе Триады, своему Апа-Айсис. И вызовет Учредителя.

«Ахн – ужаснулся Акиле, – нет! Не надо, клани! Живи!»

Чепуха, подумал Жнец, давя головоногую память. Одним больше, одним меньше. Мне нужно поговорить с Учредителем, другого способа я не вижу. Дождаться надо, пока мальчишка затянет свою а́лкацр а́йсэ зу̀леивена молитву, затем спуститься к воде. Учредитель, вселившись в его тело, найдёт меня легко, он читает мою память и видит всё, что со мною было, кроме последней реализации. Ной ему недоступен. Да это и не нужно, в головоногой памяти есть всё для того, чтобы найти Ноя. Но как к воде спуститься? Прыгнуть – верная гибель. Умирать не хочу. Можно было бы…

– Сынок! – услышал Жнец. – Что с тобой?

«За плечо трясут, – понял Ной. – Какого чёрта? А, это старик. Совсем забыл». Он открыл глаза и потащил с головы наушники.

– Ты так кричал! – Спиро перепугался не на шутку, в глаза заглядывал. – С тобой всё в порядке?

– Всё хорошо, – ответил Жнец. Слова выговаривал старательно.

– Да я вижу, как тебе хорошо, двух слов связать не можешь. Бредишь, кричишь странное.

«Надо отослать его под любым предлогом, – подумал Жнец. – Или нет, он мне нужен, у него яхта. Вот самый простой способ спуститься к воде и остаться целым. Яхта мне и после пригодится».

– Всё в порядке, Спиро, – сказал он и, чтобы отвлечь старика, спросил, указывая на радиостанцию:

– Что передают хорошего?

– Ничего хорошего. – Спиро вернулся в кресло. – Переговариваются охраннички. Бездельники толстозадые, какой только ерунды не выдумают со скуки. Один другому: завелась-де в океане по слухам новая гадина амаг… амад… крокодил какой-то, которому патрульный корабль на один зуб. А тот не верит. А этот ему: почитай, что в последнем циркуляре. А тот, первый, говорит: это в каком циркуляре, где чрезвычайка и посмертная награда Роберту Корку? А этот ему: в том самом, только ты, дурья твоя башка, кроме наград ничего не видишь. Читай между строк. Написано: всем службам задействовать на всех объектах систему «свой-чужой» во избежание случайного попадания. Улавливаешь? На кого патрульные охотятся?

«Я знаю, на кого они охотятся, – сообразил Ной, – на Быстрицкого. Засекли грузовичок, пустили в дело перехватчики. Или нет. Не сходится. Не было бы по такому случаю циркуляра, просто прихлопнули бы его, как муху, если б отказался сдаться».

– Погоди-ка, – сказал Спиро. – Так ведь Роберт Корк… Как так, посмертно?

«Вот именно, – подумал Ной. – С чего это администрация решила списать меня в расход?» «Узнали, что я напал на «Ковчег, – подсказал Жнец. – Значит, Быстрицкий сдался, иначе откуда бы пронюхали безопасники?»

– Как, ты говорил, охранник назвал новую гадину? – спросил Жнец у Антониадиса.

– А-мга-дил, – с запинкой выговорил старик.

– Амальгадилл?

– Да, как-то так. Откуда ты знаешь? Это что, правда?

– Враньё. Послушай, Спиро, нам с тобой надо убираться отсюда как можно скорее. Началась охота, как бы в нас не пальнули.

– Патрульные? С чего они станут палить по «Ковчегу»?

– Кто их разберёт, – соврал Жнец. – Что-то не нравится мне, что они меня заочно похоронили.

– А! Вот почему тебя посмертно… Суки!

Старик вскочил.

«Зря я так. Не натворил бы он чего-нибудь со страху. Отчалит ещё без меня, а мне бы сначала послушать головоногую молитву».

– Спиро! Не суетись, не поднимай волну, – сказал Ной. – Слушай меня. Готовь яхту к отплытию, но без меня не открывай затворы. Жди.

– Как я их открою? Как открываются, я без понятия.

Спиро нервничает. Успокоить, решил Жнец.

– Слушай меня, – сказал он, выговаривая слова твёрдо. – Всё нормально, торопиться некуда. Спускайся в ахтеркамеру, готовь яхту, а когда приготовишь, тогда вот что: есть у тебя там жратва какая-нибудь?

– Что?

– Жрать очень хочется, – доверительно сообщил Ной. – Так есть или нет?

– Есть кое-что. Мерлуз я наловил, можно поджарить. Есть картошка, есть…

– Давай, жарь. Картошку и всё что есть поесть. А я тут закончу кое-какие дела и спущусь. Ты понял?

– Понял!

– Действуй, отец, – сказал Ной. Отцом назвал, чтобы подбодрить старца. Ишь, как он кинулся на полусогнутых. Папаша.