Где-то я это все… когда-то видел(СИ) - Виктор Сиголаев

Опять больно. Ему же.

Потирая руку, встает. Помогает встать «Пятому».

— Ну как, Старик? Понравилось? — даже не заметно, что Сергей Владимирович запыхался. Покраснел только слегка и вспотел.

Я киваю.

Он подходит, садится рядом и вытирает лицо полотенцем.

— А теперь, дружок, ответь на мои вопросы. Для начала, как ты вышел на Данилу?

Вот тут меня и замурыжили…

Глава 10

Как мы мало ценим свое детство!

Точнее, как по-детски легкомысленно стремимся стать взрослыми! Безоглядно спешим окунуться в мир проблем и забот, накрутить на себя вериги обязанностей, ответственностей, нехватки времени, денег, здоровья.

Какое ребячество! Глупые и бестолковые дети несутся к взрослой жизни, как мотыльки на пламя. Потом, опалив крылья и возмужав, становятся умными и толковыми, с тоской оглядываясь назад и тяжело вздыхая.

А пути назад в детство уже нет!

Для всех… кроме меня. Что это, мой приз или мое наказание? Хочется думать, что первое. По крайней, мере, по сиюминутным ощущениям — я счастлив. В данную секунду. И в следующую…

Но стоит задуматься на долгие годы вперед — снова становится страшно. Почему то кажется, что главным моим мучителем и палачом окажется скука. Безысходность всеведения. Тупик всезнайства. Замкнутый фатальный круг. Ни ответа, ни привета. Может, поэтому меня постоянно тянет на рожон?

Вот как сейчас, например.

Толстая, неопрятная тетка в милицейской форме неприязненно разглядывает меня из-под тяжелых, набухших век. Мятая голубая рубашка с потемневшим около шеи воротником, засаленный галстук, ломаные погоны старшего лейтенанта на оплывших жирных плечах. На толстенных ногах — некогда лакированные ботинки общевойскового артикула, которыми тетка нетерпеливо елозит под столом.

— Ну?

«Баранки гну!» — хочется ответить, но говорю другое:

— Родька не причем.

Когда я узнал, что Родиона из компании Юрася прямо из школы повели в опорный пункт за поджог сараев, долго не думал. Просто развернулся на входе и помчался в милицию. Благо, тут рысью пять минут ходу.

— Ну?

— Это не Родька поджег. Это я поджег. Вернее, не я. «Свистулей» попал. Случайно. Простите, тетенька…

Старательно имитирую тупого первоклашку, готового вот-вот расплакаться. У Родиона отец — военный летчик. Служит в Любимовке на военном аэродроме. Не нужны ему заморочки с милицией. А мне, интуитивно чувствую, эта ситуация пригодится.

Родька сидит тут же, в кабинете, и делает мне «страшные» глаза. Ага, значит, Трюху он уже успел сдать. Тогда — план «Б».

— И вообще, я только фольгу принес. А обмотал мальчик. И поджигал мальчик. У меня даже спичек нет. Вот посмотрите.

— Подожди, подожди. Какой мальчик? Трюханов?

— Я его не знаю, тетенька. Он к нам во двор пришел. Я его вообще раньше никогда не видел. А Родьку видел. Это не он…

— Заткнись!

Ничего себе! Общение с младенцами. Стою, хлюпаю носом. Тетка что-то напряженно соображает, теперь неприязненно рассматривая Родиона.

Вообще, первым порывом у меня была идея всех «застроить» через кэгэбэшные связи. Даже открыл, было, рот у дежурного, чтобы назвать код и пароль. Но что-то остановило. Решил поиграть своими силами, благо железный козырь в рукаве все равно остается. А теперь чувствую — как правильно я сделал, что не раскрылся. Не нравилась мне эта ситуация. Что-то было в ней не правильно. Что — не могу понять. Но кожей чувствую.

— Фамилия.

— Моя?

— Твоя, твоя! Как твоя фамилия!

— К-караваев. Витя Караваев.

— Адрес.

— С-сафронова.

— Что, Сафронова? Дом какой, квартира?

— Дом пять. Квартира семь. Второй этаж. Комнаты справа и… справа. Слева бабушка живет. Только как ее зовут я не…

— Да заткнись ты уже! Кхм…Помолчи, мальчик!

Тетка тяжело пыхтя встала, потянувшись достала какую-то папку с сейфа, и, усевшись, стала что-то писать.

Я незаметно подмигнул Родьке. Вид у него был пришибленный. Здорово перепугался парень. Прессовала она его, что ли? Что же тут не так?

Я украдкой глянул на часы, висевшие на стене справа от тетки. До контакта с «Сатурном» оставалось тридцать три минуты. Предполагая, что зависнем мы здесь надолго, я как на уроке поднял руку:

— Можно, тетенька?

— Чего?

— Я с мамой пришел. Она на улице ждет. Можно я ее позову?

— Чего ж ты… Ну, давай… Давай-давай, зови.

Я выскочил из опорного пункта и со всех ног помчался к телефону-автомату за углом. Набрал первый номер из списка. Сработало без «двушки», как я и предполагал.

— Слушаю.

— Это «Старик». Для «Сатурна» — контакт отбой.

— Принял.

Повесил трубку. Побежал обратно врать, что мама ушла, не дождавшись…

Зловредная тетка продержала нас до обеда.

Потом вручила повестки для родителей и отправила восвояси. В школу мы, разумеется, не пошли. Вернее, пошли, но не в здание, а на пустырь за правым крылом.

Я взял у Родьки повестку. Так. Ага! Тетка оказывается, его отца вызвала. Пронникова Анатолия Игоревича. А вот у меня — мать. Вот же, зараза! Ну почему такая несправедливость?

Реально, с батей было бы проще. Он ментов как-то недолюбливает. В отличие от матери, искренне и беззаветно считающей их нашими надежными защитниками. И опорниками.

Помню, даже читать она меня учила по «Дяде Степе» Михалкова. «…Лихо мерили шаги две огромные ноги…». Бр-р. Фильм ужасов…

— Не говори пацанам, что раскололись на счет Трюхи, — сказал я Родьке, сидя на деревянном ящике и царапая веткой в пыли, — скажешь, «лепили горбатого», ничего не видели, ничего не знаем.

Родька глянул на меня с надеждой. Ему было очень стыдно. И страшно.

— Она сразу орать начала. Сказала, на учет поставит. Отца накажут, — он еле заметно всхлипнул, несмотря на свои солидные десять лет, — А у бати итак на службе… Проверки, комиссии… Приходит ночью… В воскресенье тоже…

Вот!

Я понял, что мне показалось странным. Чего тупил так долго?

— Слушай, Родька, а кто в тот вечер Трюху у вас во дворе видел? Ты?

— Когда? Когда пожар у вас был? Нет, не я. Тоха, Исаков Антошка — его одноклассник. Он его и прогнал. Тохе в ту субботу губу ваши разбили за кинотеатром, вот он и злой был. Утром мне рассказывал, как за Трюхой гонялся. А я — Юрасю.

— Тогда главный вопрос, — медленно говорю я, встаю, поворачиваюсь к Родьке и смотрю ему прямо в глаза, — Кто «вложил» именно тебя?

Пожимает плечами.

— Понятия не имею, — задумывается, — ну да, кто-то ведь «вложил»?

— Получается, не «вложил», Родька, — я рассеянно скольжу взглядом по своим каракулям на земле, — это называется «подставил». Только зачем?

Так, так, так.

Варианта два. Первый — «отмазать» Трюханова, второй — «зацепить» Родиона. Равноценно. Мотивы? Деньги? Советский инспектор по делам несовершеннолетних балуется вымогательством? Может быть, может быть. Тогда второй вариант — предпочтительней. У Трюхи отец — мичман, у Родиона — летчик-офицер. Если первый вариант — то «подставлять» можно любого, тогда почему именно Родьку? Как на него вышла эта инспекторша? Сама или кто-то подсказал?

Снова возвращаемся к первому вопросу — кто навел на Родьку? И ко второму — зачем? Считаем, что вымогательство — это пилотная версия. И выходит, что при обоих вариантах ключ — Родька!

— Ладно, Родион, — я протягиваю ему руку, — Не буду ждать пацанов, дела есть. Бывай…

Вяло жмет. Ничего, разберемся, не дрейфь!

Все-таки, почему вызвали у меня мать, а у него — отца?

Старая скрипучая деревянная лестница.

В нашем доме нет бетонных перекрытий, бетонных ступеней. Нет даже ванных комнат. Каждую неделю мы всей семьей через весь город отправляемся к родственникам в Камышах купаться. «Банные» дни.

Дом деревянный, слепленный на скорую руку сразу после войны. Стены из деревянной дранки крест-на-крест, облепленной штукатуркой. Пнешь ногой — сразу дырка. Зато — кирпичные печки, высотой в два этажа. Можно топить и с первого этажа и со второго. Снизу сосед топит — нам тепло. Топим мы — а вниз тепло не идет. Поэтому в наших апартаментах престижным считается жить на втором этаже.

Трюха как раз и живет на втором этаже. В моем доме, только в другом подъезде.

Я решил заскочить к нему домой, чтобы предупредить родителей. У Трюхи нет матери, только отец и бабка. Сам, поджигатель гаражей, наверняка, в школе. Батя на службе, а вот бабуля должна быть дома.

Трюхина бабушка — классная старушка, что называется «мировая». В войну была медсестрой в Инкерманском госпитале. Перед последним штурмом города эвакуировалась вместе с раненными. А как-только город освободили — в первых рядах явилась на стройку.