Библиотека XXI века - Станислав Лем

Книга рекордов Гиннеса была бестселлером, так как показывала самые исключительные события с гарантией, что они подлинны. Этот паноптикум рекордов имел, однако, один недостаток, так как он быстро устаревал. Едва какой-нибудь мужчина съел восемнадцать килограммов персиков с косточками, как уже другой съел не только больше, но и сразу скончался от заворота кишок, что придало новому рекорду вкус мрачной остроты. Хотя это неправда, что психических болезней нет, а их выдумали психиатры, чтобы мучить пациентов и вытягивать у них деньги, правда состоит в том, что нормальные люди делают вещи намного более безумные чем все, что делают сумасшедшие. Разница в том, что сумасшедший делает свое дело бескорыстно, нормальный же -- ради славы, потому что ее можно обменять на наличные. Впрочем, некоторым хватает самой славы. Дело, стало быть, темное, но так или иначе не вымерший до сих пор подвид утонченных интеллектуалов презирает все это собрание рекордов, и в лучшем обществе не считалось признаком хорошего тона помнить сколько миль можно на четвереньках протолкать носом перед собой покрашенный в лиловый цвет мускатный орех.

Итак, следовало придумать книжку до некоторой степени близкую книге Гиннеса, но такую серьезную, от которой нельзя отделаться пожатием плечами, как Три первых минуты Вселенной, и, в то же время, не такую отвлеченную и переполненную рассуждениями о разных бозонах и других кварках, но написание такой книжки, правдивой, не выдуманной, обо всем сразу, которая затмит все другие, казалось полностью невозможным. Даже я не сумел угадать, какой должна быть эта книжка, и только предлагал издателям написание наихудшей книжки, непревзойденной в антирекламной направленности, но предложение не приняли. Существенно, что, хотя задуманное мной произведение могло оказаться заманчивым для читателей, тоже наиважнейший сегодня рекорд, а самый плохой в мире роман тоже был бы рекордом, оно было вполне возможно, даже если мне скажут, что никто его не заметит. Как же я сожалею, что мне в голову не пришла лучшая мысль, которая породила Одну минуту. Похоже, что это издательство даже не имеет филиала на Луне, "Moon Publishers" -- это, понятно, тоже только рекламный трюк, а чтобы избежать разговоров о недобросовестности, этот издатель якобы отправил на Луну при посредничестве НАСА с очередным рейсом "Колумбии" контейнер, содержащий машинопись книжки, а также небольшой компьютер с читающим устройством. Таким образом, если бы кто-нибудь стал придираться, ему бы тотчас доказали, что часть издательской работы производится на Луне, так как компьютер в Mare Imbrium постоянно читает ту рукопись, а то, что он читает бессмысленно, ни чему не вредит, ведь в основном также читают рецензенты в земных издательствах.

Я плохо поступил, впав вначале этой рецензии в саркастический тон, скорее даже брюзжания, чем серьезности, по отношению к этой книжке, ведь в ней нет шуток. Можно ей возмущаться, считать ее оскорблением, направленным против всего человеческого рода, сделанным так ловко, что она является почти отражением, так как в ней нет ничего кроме проверенных фактов, можно себя утешить тем, что, по меньшей мере, по ней никто не поставит фильм или сериал, это исключено, но задуматься над ней наверняка стоит, хотя результатом не будут ободряющие выводы.

Книжка неизбежно является и правдивой и фантастичной, если считать, вслед за мной, фантастичным то, что выходит за пределы последних возможностей нашего понимания. Не каждый здесь согласится со мной, однако я должен оставаться при этом мнении, поскольку убожество современной фантастики, Science Fiction, усматривают в том, что она мало фантастична в противоположность окружающей ее действительности. Так, например, оказалось, что человек с рассеченным надвое мозгом (таких операций сделано уже много, главным образом эпилептикам) есть и не есть одновременно одна личность. Бывает, что такой человек, с виду совершенно обычный, не может надеть брюки, так как его правая рука тянет их наверх, а левая их опускает, или обнимает жену одной рукой, а другой одновременно ее отталкивает. Установлено, что правое полушарие такого мозга не знает в определенных ситуациях, что воспринимает левое полушарие, следовательно необходимо признать, что произошло раздвоение сознания, и даже личности, или, что в одном теле находятся две личности, но другие эксперименты показали, что ничего подобного нет. Дело обстоит даже и не так, чтобы один раз был одиночный индивид, а другой раз двойной. Гипотеза, что его имеется полтора или два с чем-то, тоже отпадала. Это не шутки; обнаружилось, что на вопрос, сколько же, собственно говоря, сознаний сидит в этом человеке, нет ответа, и именно этот факт является и действительным и фантастичным. В этом и только этом смысле фантастична Одна минута.

Хотя, якобы, каждому это более или менее известно, обычно мы не думаем о том, что на Земле сосуществует в каждую минуту всякого времени года, всякого климата и всякого времени дня и ночи. Эта банальная истина, которую знает, а по меньшей мере должен знать каждый ученик, лежит как-то вне нашего сознания. Может из-за того, что неизвестно, что делать с этими сведениями. Принужденные для этого электроны, с безумной скоростью бомбардируя экраны телевизоров, ежевевечерне показывают нам мир, уложенный в Последние Известия, нарубленный кусками, чтобы мы узнали, что произошло в Китае, в Шотландии, в Италии, на полюсе холода в Антарктиде, и нам кажется, что мы в течение четверти часа увидели, что произошло в мире. Конечно, дело обстоит не так. Репортерские камеры расположены на земном шаре в нескольких местах, там, где Важный Политик сходит по трапу с самолета и пожимает с лицемерной сердечностью руку другому Великому Политику, где сошел с рельсов поезд, но это не может быть чем-то чрезвычайным, только если вагоны полностью перекорежены, а людей из них вынимают по частям, ибо более мелких катастроф уже слишком много, одним словом, массмедиа пропускают все, что не является рождением пятерых близнецов, государственным переворотом, наилучшим образом соединенным с порядочным кровопролитием, папским визитом или беременностью королевы. Гигантский пятимиллиардный человеческий фон этих событий наверняка существует, также каждый, кого спросят, скажет, что да, естественно он знает о существовании других людей, а если бы он задумался, то сам бы дошел до того, что между двумя его вздохами столько-то там детей родилось, и столько-то там людей умерло. Знание это все же смутное, не менее абстрактное, чем знание о том, что, когда я это пишу, где-то на Марсе стоит под бледным Солнцем замерший уже навсегда американский посадочный аппарат, а на Луне валяются остовы нескольких машин. Это знание является, собственно говоря, ничем, если его можно обозначить словом, но нельзя переживать. Переживать можно только микроскопическую капельку, вынутую из моря окружающих нас людских судеб. В этом отношении человек опять не отличается от амебы, плавающей в капле воды, если бы ее границы были границами мира. Главную разницу я усмотрел бы не в превосходстве нашего разума над простейшими, а в том что они бессмертны, так как вместо смерти они делятся и, тем самым, становятся все более многочисленной семьей.