Турнир - Денис Юрин

За время его отсутствия выигранные деньги бесследно пропали из солдатского сундука, а сговорившиеся сослуживцы многозначительно хранили молчание, не желая выдавать вора. Попытки добиться правды привели лишь к появлению синяков на лице и боли в помятых ребрах. Подобное происшествие, конечно же, испортило настроение солдату, но худшее ждало его впереди…

На вечерней поверке оказалось, что его самовольная отлучка из казармы не осталась незамеченной. Кто-то донес офицеру, и тот назначил виновному самое страшное, самое изощренное и жестокое наказание, по сравнению с которым порка розгами иль кнутом кажется лишь легким, укрепляющим мышцы пошлепыванием. Его назначили нести караул в ночь, да еще на «чертовой башне»; в проклятом месте, где частенько творились странные дела и пропадали люди. Одни караульные ни с того ни с сего засыпали на посту, а поутру абсолютно ничего не помнили, но обнаруживали на теле бесовские отметины в основном в виде здоровенных шишек на макушке или тонкой полоски на шее, весьма похожей на следы удавки. Других солдат, несших вахту, находили лишь через несколько дней, когда они всплывали из глубин крепостного рва. А бывало и так, что солдаты просто бесследно исчезали, причем даже не прихватив с собой оружия.

Сколько священнослужители ни читали молитв, освящая отдаленную башню, а толку не было никакого. Караульные пропадали не каждую ночь, но пару раз в месяц такое случалось. В городе же шептались, что в проклятую башню время от времени жалует черт со своей похотливой подружкой. Там нечестивцы резвятся, творя разные пакости, а захваченных в плен солдат заставляют смотреть на это мерзкое действо или даже принимать участие в грязных потехах. Тех же, чья вера сильна и чья душа противится мерзким чарам, парочка из преисподней сталкивает со стены, каждый раз азартно споря, разобьет ли несчастный голову о камни или утонет в мутной, стоялой воде рва.

Неизвестно, какой глупец распускал такие нелепые байки, но солдаты мелингдормского гарнизона им все же верили и весьма неохотно заступали в ночной караул на проклятую башню. В основном этот пост в ночное время служил наказанием за серьезные дисциплинарные проступки. Отстоявшим в дурном месте положенный срок даровалось прощение строгого офицера; отказавшихся же нести караул ждал трибунал, разжалование и, как следствие, пожизненная каторга. В герканской армии блюлась железная дисциплина, и любое, даже самое малое нарушение приказа каралось с особой жестокостью.

Плотнее закутавшись в плащ, едва защищавший от стылого ветра, солдат снял перчатки и принялся растирать нос и щеки, которых из-за холода уже почти не чувствовал. Судьба не делает даров, она, как прозорливый ростовщик, сначала отпускает товар в долг, а затем взимает двойную плату. Назначение в караул на «чертову башню» выравняло чашу весов, с лихвой покрыв приятные сюрпризы, преподнесенные днем солдату, но торговля не бывает без прибыли, с облагодетельствованного стража крепости требовалось получить еще и проценты.

Солнечный, теплый день сменился ненастной ночью. Дождя, к счастью, не было, да и неполная луна прекрасно освещала округу, но резко похолодало, и сильный северо-западный ветер пробирал до костей. При каждом новом его порыве стоявшему на смотровой площадке башни караульному казалось, что или его вот-вот сдует вниз, или неприятно покалывающее грудь сердце не выдержит стужи и остановится. До смены вахты было еще далеко. Он заступил на пост всего с полчаса назад, а значит, морозиться оставалось еще более часа. Солдат завидовал своему товарищу по несчастью, который, пока сам он мерз, нежился в тепле дежурного помещения башни, расположенного двумя ярусами ниже. Счастливчик-напарник сладко спал, самозабвенно пуская на засаленную подушку пузыри, а он страдал, пытаясь считать минуты, оставшиеся до окончания проклятой смены, но постоянно сбивался и от этого злился.

Холод с ветром изводили, мучили несчастного солдата, как заправские палачи, знавшие толк в своем деле. Они словно заставляли стража бросить пост и поспешить вниз, из стылого ада смотровой площадки в натопленный рай внутренних помещений. Часовой уже давненько потерял бдительность и лишь изредка бросал мимолетный взор на заунывный, неизменный пейзаж, простиравшийся по внешнюю сторону городской стены.

Обычно ночью не было видно ни зги! Часовые на башнях частенько жаловались начальству, что не могут рассмотреть ничего, кроме мутных вод рва да верхней части стены, но в ту ночь луна светила особенно ярко, предоставляя стражу возможность узреть даже темный массив леса, начинавшегося шагах в трехстах от границы городского укрепления. Вид огромной, черной пустоши навевал днем грусть и тоску, а ночью угнетал и пугал. И лишь деревья, растущие на опушке леса, вносили какое-то разнообразие в мрачную картину пустой карантинной зоны или «кладбища», как ее называли между собой солдаты.

Ветераны из семнадцатого отряда фестщутца рассказывали, что когда-то лес доходил чуть ли не до самого рва, но вернувшийся из Маль-Форна и решивший провести старость в своих владениях граф Отто Рубар ванг Дюар приказал лесорубам вырубить лес под корень, а затем выжег траву и заставил горожан засыпать землю какой-то едкой гадостью, специально изготовленной для него в огромных количествах ученым мужем, приехавшим в Мелингдорм из столицы. С тех пор вокруг рва ничего не росло. Вот уже десять лет часовые на башнях легко просматривали округу, а у врагов отставного корд-маршала герканской армии ванг Дюара не было ни единого шанса незаметно подвести к стене города войска.

В очередной раз мельком взглянув на мертвую землю, и на самом деле походившую на кладбище, солдат уж совсем вознамерился перейти на противоположную сторону смотровой площадки, где почему-то было чуток потеплей, да и меньше дуло. Однако то, что он вдруг увидел, вмиг заставило служивого позабыть о телесных страданиях. В лунном свете было отлично видно, как со стороны леса по пустоши быстро бежали две черные как смоль и вроде бы совершенно голые фигуры. Людьми злоумышленников было трудно назвать, поскольку на их вжатых в плечи и поэтому как будто лишенных шей головах красовались ветвистые рога, а пониже спин трепыхались на ветру настоящие, длиннющие хвосты с пушистыми кончиками.

«О Небеса! Это же нечисть… черти!» – ужаснулся солдат фестшутца, которого еще сильнее затрясло, но уже не от холода, а от леденящего сердце страха.

Длинные волосы одного из нечестивцев развевались, подобно армейскому стягу, мелкие кудряшки другого едва дрожали. За спинами чертей болтались какие-то узелки, которые часовой вначале принял за огромные, бугристые горбы. Парочка из преисподней направлялась, конечно же, ко рву, но бежала не напрямик, а как-то странно: то, низко припадая к земле, то, петляя по мертвому полю. Возможно, прислужникам Тьмы было трудно передвигаться по лишенной растительности, уже несколько раз окропленной святою водою земле, а возможно, они просто такими маневрами мешали часовым на башнях прицелиться.