Апокалипсис завтра - Алена Багрянова

Контракта напоминала о долге. Слишком много времени он не платил по счету, и кое-кому на Той стороне это надоело. Но Бейн не желал сдаваться. Не хотел растворяться в вечности, давая кому-то власть. Этернель жил так долго, что полюбил свое тело и жизнь в нем. Чем дольше Курт продолжал находиться в этом мире, тем сильнее не хотелось из него исчезать. Потому он боролся, хватался за любую соломинку, любую возможность исправить содеянное несколько веков назад.

Вампир шумно выдохнул и с яростью откинул от себя шприц. Тот отскочил и растворился во мраке. Демоны, он уже не способен видеть в темноте. Какой позор. Героин еще на прошлой неделе перестал помогать, и Бейн кололся лишь по привычке, всецело убеждая себя, что без «Хмурого» он попросту сдохнет в муках.

Магу пришлось покинуть свой город и клан, оставив все на Чейза. Гребаный нигер свалил с красоткой. Дитя просто кинуло его ради бывшего Сшиллс и его полукровной девчонки.

Курт скрипнул зубами. Теперь ему было настолько хреново, что он бы с радостью открыл Дверь и забрал себе единственную стабильную полукровку. Но, увы, больше он не мог пользоваться проходом в тени. Там его точно сцапают загребущие демонические лапы.

Временами миролюбивого этернеля одолевала дикая злость, поэтому он специально сваливал на незримую связь со своим дитя всю ту боль, которую испытывал.

А после жалел. И в ненависти к самому себе бил каменные стены подземелья, где все и началось. Разбивал руки в кровь, кричал и проклинал каждое свое мгновение жизни.

Тихий спазм хватил старого вампира за сердце, в глазах в который раз за неделю потемнело. Стиснув челюсти, мужчина изо всех сил сдержал рвущийся крик и не дал двинуться боли дальше. Эдду не виноват в том, что происходит. И не должен страдать вместе с родителем. К сожалению, Курт знал, что в какой-то момент новой волны, ему больше не удастся все сдерживать, и Эдду придется ощутить отголоски его страданий.

Бейн грохнулся на пол и сдавленно взвыл. Казалось, будто ему ломают кости, жгущий холод терзал каждую клетку. Голова трещала и не позволяла нормально мыслить. Каждый раз он думал, что умрет именно в эту волну. Слабыми бледными пальцами он схватился за свои грязные потускневшие волосы. И начал рвать их. Беспощадно выдергивать, чтобы хоть как-то унять внутреннюю боль. Дыхание перехватило, и Курт начал бесполезно пытаться вдохнуть. С хрипом, выпученными глазами, отвратительно размазывая горькие слюни по полу.

* * *

— Посмотрите, эта женщина прекрасна, словно богиня Олимпа… и столь же ужасны ее поступки, — с легко улыбкой проговорил мужчина, без стука входя в покои близкой подруги Марии-Антуанетты.

Здесь не было того вычурно-яркого амбре, как в других частях огромного замка. И он поистине наслаждался таким знакомым и ставшим, наверное, любимым запахом благовоний вперемежку с ароматом женского тела. Гречанка и не думала вздрагивать, она так же величественно восседала у геометрически правильного, без особых лишних деталей столика с зеркалом. Надо признать, Курт был в какой-то степени удовлетворен, что Франция, наконец, отходит от тошнотворного вихрастого стиля, в котором не ясно, где стена, а где рюшечное платье мадмуазель. И он догадывался с чьей подачи «истинный стиль» стал столь модным. Орифия смотрелась невероятно органично в интерьере, сильно отдающим древней античностью. В отличие от него, любившего больше колониальную Америку.

— Где твой маленький прихвостень? — не оборачиваясь, спросила женщина, поправляя прическу, состоящую из сложных косичек. — Знаю, в той дикой стороне ты создал себе дитя… и кого, — она полуобернулась и, чуть сощурив глаза, пронзительно посмотрела на Курта, — раба. Чернокожего…

— Погодите, мадмуазель, — ухмыльнулся Курт, подходя чуть ближе. Высокие сапоги, которые он считал неудобным убожеством, скрипели при каждом шаге, — лет сто, и рабства не будет. На самом деле, я надеялся на вашу помощь в этом.

Орифия мягко улыбнулась.

— Мсье Бейн, уже хватит и того, что не без моей помощи десятки тысяч французов сражались за независимость тех тринадцати взбунтовавшихся колоний. Но лишь потому, что Сшиллс это было выгодно. О большем можете и не мечтать.

Орифия встала и, каким-то чудом делая легкие шаги в неудобных туфлях, приблизилась к этернелю, остановившись напротив. На ней не было привычной его глазу драпировки-туники с пущенной по ней критской волной. Вместо этого тело Орифии скрывало новомодное домашнее платье на слабой шнуровке, выполненное из переливающейся ткани цвета слоновой кости. Что Курту, как ни странно, понравилось.

— Рифи, — он вдруг серьезно посмотрел на нее, без задора, усмешек и высокомерия, — не знаю за каким демоном тебе ровнять де Лакруа с грязью, но твои действия уже настолько разворошили осиное гнездо, что…

— Да, — перебила его Орифия, положив указательный палец на губы Курта, — еще немного и грянет революция. Всякое влияние этих идиотов уйдет, и мы сможем…

Маг грубо оттолкнул ее руку в сторону.

— Куда вам больше земель, куда больше власти? Вы и так держите всех за яйца. Даже на Собрании имеете большее преимущество. Зачем такая жадность? Рифи, успокойся, пока тебя не сожрали. Сама знаешь, на что способны де Лакруа. Их клан веками стоял на этой земле. Они давно ищут того, кто мутит им воду. Рано или поздно…

Она уверенно шагнула вперед и привстала на цыпочки, обвив шею Курта руками и коснувшись его губ. Леди всегда знала, как можно его в два счета заткнуть. Тогда, когда раздражение и беспокойство в маге затихли, Орифия отодвинулась и облизнулась. На красивом лице появилась хитрая усмешка.

— Ты пришел ко мне под утро лишь потому, что хочешь отговорить от этой войны?

— Не переворачивай все, Рифи, — закатил глаза Курт и с хмурым выражением лица обошел ее, проходя глубже в спальню.

Будуар, который он миновал на одном дыхании, был более торжественен, нежели покои мадмуазель. Здесь все было куда проще. Курт с интересом огляделся и уверенно прошагал к широкой, королевских размеров кровати… нет, ложе — единственной шикарной вещи в комнате.

Курт остановился.

— Сколько? — глухо спросил он, проводя ладонью по шелковой простыне небесного цвета.

Орифия чуть помедлила, но Курт знал, что она поняла, о чем именно он спрашивает. Самое ужасное: Курт начал привыкать к этому, и злоба больше не копилась внутри.

— Нисколько, — таким же тоном отозвалась она за его спиной. — Не здесь. Ломени де Бриен, теперь я с ним… на какое-то время.

Бейн усмехнулся. Стоило догадаться. Теперь ясно, кто подтолкнул его к власти.

— Не завидую я Франции и ее народу, — Курт медленно развернулся и, наконец, присел на постель, будто его нежелание касаться кровати Рифи, было связано