Божественное дитя - Паскаль Брюкнер

- Луи, ты просто трус, но ты будешь страдать, как и другие, поверь Мне. И в один прекрасный день ты умрешь. Как все.

- Посмотрим. В любом случае Селина мне поможет.

- Да, кстати, именно о Селине Я хотел с тобой поговорить.

- Это еще зачем?

- Ты обратил внимание, что она молчит с тех пор, как появилась на свет?

- Да, и что же?

- Чем ты это объяснишь?

- Ну, не знаю, она выжидает или ей мешают?

- Дорогой малыш, ты очень далек от истины. Твоя Селина, дитя мое, превратилась в полную идиотку.

И Бог хладнокровно поведал Луи, как разрушился мозг его сестры при контакте с воздухом, как испарилась ее память, - она забыла все и никогда не сможет восстановить утраченные способности. Та, что считала себя равной Эйнштейну и Марии Кюри, обречена остаться на уровне умственного развития деревенского дурачка.

- Вы лжете! - завопил Луи. - Селина молчит, чтобы свыкнуться с миром, чтобы приспособиться к нему, Вы лжете...

Но Бог уже растворился в эфире, а в материнской утробе повисло тяжкое молчание.

* * *

Луи надолго впал в прострацию. Итак, он остался один, без союзницы во внешнем мире, и помочь ему уже никто не сможет. Его редкие волосики вставали дыбом при мысли, что и он мог бы, родившись, в одну секунду потерять все, что было накоплено трудами многих месяцев! Больше чем когда-либо он утвердился в решимости забаррикадироваться в своем жилище, как за стенами мощной крепости. Он возненавидел мать еще сильнее за то, что из-за нее Селина появилась на свет, и дал клятву поквитаться с ней за это ужасное злодейство. Она еще познает муки материнства! Луи походил на жильца, у которого отключили воду, свет и отопление, а тот, готовясь защищаться, заколачивает окна и сдвигает мебель к двери. Жилец намеревался вынести многомесячную осаду. Для начала Луи отрастил ногти, обгрыз их с боков и заточил торчащие концы, словно лезвия бритвы. Если его попытаются обойти хитростью, он одним движением руки перережет вены и артерии Мадлен. Она утонет в собственной крови. Если бы только он мог заполучить хоть один железный крючок вместо пальчиков! Укрываясь за внутренними органами своей родительницы, как хищный зверь, он ожидал схватки, изготовившись к прыжку. Мадлен следовало знать, что при малейшем намеке на измену он убьет ее без всякой жалости. Луи превратился в воина-гладиатора: обезумев от подозрительности, видя вокруг лишь уловки и ложь, он не покидал свой пост ни на минуту и почти перестал спать.

Это окончательно подорвало его силы. Все же он был еще очень мал! За взрывом ненависти следовал долгий период оцепенения. Читать ему было нечего, ум его засыхал, иссякал, истощенный бессонницей и постоянным бдением. Много раз он поддавался искушению сдаться, махнуть на все рукой. Он уже не мог выносить постоянного нервного напряжения. Мадлен же, со своей стороны, ощущала полный упадок сил. В девятнадцать лет она чувствовала себя разбитой, как матрона, перенесшая десять родов. В самых ужасных кошмарах своего детства она и помыслить не могла о подобном испытании. Ее настигла заслуженная кара за желание выделиться из общей массы - и она молила родителей о снисхождении. Те не желали ничего прощать, упрекали ее в том, что она трусливо отступила перед маленьким засранцем-шантажистом, угрожали неизбежным возмездием, обещали увеличить долг до немыслимых размеров. Много дней она колебалась, разрываясь между взаимоисключающими приказами родителей и собственного отпрыска - но если неудачу потерпел даже Бог, то как могла она надеяться на успех? В конце концов, ослабев от добровольного поста, она решила уступить сыну. Теперь ее уже не так ужасала мысль, что он задержится в ней на несколько месяцев или, быть может, лет. Надо свыкнуться с ним, как с хронической и, возможно, неизлечимой болезнью.

В один прекрасный день она выкинула белый флаг: сняла трубку и позвонила по внутреннему телефону.

- Мама? Ты решилась наконец! Я рад, что ты образумилась. План Фонтана доказал свою нежизнеспособность - да, да, я знаю о Селине. Мне сказал об этом Бог. Согласен, с Его стороны это не слишком красиво. Я рассердился на тебя, но ведь ты не могла знать, что соприкосновение с воздухом вызовет у моей сестры амнезию. Поверь, мама, я - лучшее, что у тебя есть. Радуйся, что я остался в тебе, - только благодаря мне исполнятся твои заветные мечты. Если ты будешь слушаться меня, мы вместе свершим великие дела. Ты будешь делать лишь то, что я скажу. Я не прошу любить меня, этого слова я не понимаю, со мной надо просто смириться. Ты сама сотворила подобную ситуацию, значит, тебе следует терпеливо сносить последствия.

Мадлен сдалась, хотя и повторила Луи, что будет счастлива, если он когда-нибудь родится, подобно всем прочим. Прежде всего нужно было утолить его телесный и духовный голод. На сей раз ребенок не желал пассивно воспринимать труды великих умов - он хотел работать, имея тетрадь, линейку, ручку и готовальню, дабы классифицировать накопившийся материал. Однако ввиду тесноты его жилища от подобных вещей пришлось отказаться. Надо было найти что-то другое, и Луи приказал Мадлен отправить Освальда к специалистам. Те размышляли недолго. Поскольку слава Луи росла с каждым днем, фирма по производству микропроцессоров изготовила для него бесплатно - самый маленький в мире компьютер вместе с принтером. Монитор был величиной с кредитную карточку, клавиатура не превышала размерами почтовую марку, а мышь походила на пуговицу. Машина, снабженная мощнейшими и почти неисчерпаемыми элементами питания, весила четыреста граммов, и Мадлен ее ввели через пищевод. В крошечных дискетах величиной с монетку в пять сантимов содержалась огромная библиотека, равная примерно двумстам пятидесяти тысячам страниц. Естественно, компьютер был подключен к информационной системе, охватывающей всю планету. Фирма брала на себя обязательство в ближайшие пять лет включить в программу все содержимое Национальной библиотеки, равно как Библиотеки американского Конгресса и Британского Музея. Для копирования текстов на дискеты будет создана специальная команда. Это было чудо технического прогресса, не имеющее аналогов, и Луи поблагодарил от всей души. Поскольку в дело вступили законы конкуренции, ведущее предприятие по телекоммуникационным связям предложило младенцу миниатюрную телефонную станцию, при помощи которой Луи мог позвонить любому абоненту, обходясь отныне без материнского коммутатора. Все телефонные разговоры велись бесплатно, и в скором времени его должны были подключить к главнейшим спутникам.

Луи, в полном восторге от того, что обрел наконец независимость, превратил свое логово в настоящий рабочий кабинет. Он полагал, что в одиннадцать месяцев уже достиг оптимальных размеров и не стремился к дальнейшему росту. Живя в ограниченном пространстве, он предоставлял остальным глупо радоваться своему развитию, ибо только увеличением массы тела могли скрыть они атрофию серого вещества. Его же заботило только нормальное функционирование нейронов, нервных узлов и окончаний. По некоей странной иронии судьбы мать с сыном словно бы обменялись потребностями: на протяжении нескольких недель Мадлен, повинуясь материнскому инстинкту, вытянулась вверх на пятнадцать сантиметров, достигнув неслыханного в ее семействе роста в метр восемьдесят пять, тогда как вес ее достиг отметки в сто пятьдесят килограммов. Рядом со своими низкорослыми родителями и Освальдом она выглядела великаншей; с этой высоты она вдруг увидела отца с матерью в подлинном свете - это были жестокие скупердяи, бессердечные торгаши, гнусные лицемеры. И страх сполз с нее, как старая одежда. Ей было необходимо раздаться вверх и вширь, чтобы обеспечить своему ребенку приличные условия обитания. Она вновь стала выходить из дома, хотя двигалась с трудом, и прохожие почтительно уступали дорогу этой полной матроне. Никто не мог узнать в ней прежнюю робкую девушку.

Одно неприятное происшествие чуть было не нарушило идиллию. Как-то раз в дом Кремеров ворвалась с весами под мышкой и с сумкой для вакцин медсестра из Управления по охране матери и ребенка. Воспользовавшись тем, что Мадлен дремала после обеда, а дверь была открыта, она попыталась проникнуть в утробу, повторяя: "Прошу прощения, мадам, это обязательно для всех, младенца нужно взвесить". Прыткой медсестре не удалось забраться слишком глубоко - она застряла в Мадлен, как кошка в водосточной трубе. Не переставая канючить: "Это мой долг, мадам!" - она отчаянно дрыгала ногами, не в силах освободиться. Призванный на помощь Освальд стал тянуть ее за щиколотки, тогда как Луи изнутри колотил по темени пятками. Впервые отец с сыном действовали заодно. Уязвленная и вымокшая до нитки медсестра, потирая синяки и шишки на голове, потребовала с родителей расписку. Мадлен дала зарок охранять впредь все подступы к дому, а для начала стала запираться на ключ во время послеполуденного отдыха.