Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам - Эдуард Филатьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я уже не хожу по чужим театрам, а сам репетирую в собственном – пролеткультовском. Передо мной – редактор «Лефа» В. В. Маяковский, а я вступаю в это только что создающееся боевое содружество. Мой собственный спектакль ещё не вышел в свет, но дитя это настолько шумливо уже в самом производстве и столь резко очерчено в колыбели, что принято в Леф без экзамена…
Так или иначе, премьеру «Мудреца» – мою первую премьеру – первый поздравляет бутылкой шампанского именно Маяковский…
До сих пор неизгладимо в памяти: Громкий голос. Челюсть. Чеканка читки. Чеканка мыслей. Озарённость Октябрём во всём».
«Мудрец», о котором говорил Эйзенштейн, это спектакль по пьесе Островского. О нём оставил воспоминания Борис Бажанов:
«Эйзенштейн в то время руководил Театром Пролеткульта.
Взяв пьесу Островского «На всякого мудреца довольно простоты», Эйзенштейн превратил её в разнообразный балаган: текст к Островскому не имел почти никакого отношения, актёры паясничали, ходили по канату, вели политическую и антирелигшиозную агитацию. Не только постановка, но и текст были Эйзенштейна. К сожалению, ничем, кроме большевистской благонадёжности, текст не блистал. Повергая антисоветских эмигрантов, актёры распевали:
Мы были люди,А стали швали,Когда нам зубыПовыбивали.
А для антирелигиозной пропаганды на сцену выносили на большом щите актёра, одетого муллой, который пел на мотив «Аллы Верды»:
Иуда коммерсант хороший:Продал Христа, купил калоши.
У меня уже тогда сложилось впечатление, что к коммерческим талантам Иуды у Эйзенштейна не столько уважение, сколько зависть. Других же талантов у самого Эйзенштейна как-то не было заметно».
Маяковский эти «таланты» Эйзенштейна сумел разглядеть и оценил их бутылкой шампанского.
Смерть Воровского
10 мая 1923 года в швейцарском городе Лозанне бывшим белогвардейским офицером Морисом Морисовичем Конради (Георгиевским кавалером, участником Первой мировой и Гражданской войн) был убит советский дипломат Вацлав Вацлавович Воровский.
12 мая в Москве состоялись многолюднейшие митинги и грандиозная демонстрация протеста против этого убийства и против ультиматума Советскому Союзу британского министра иностранных дел Джорджа Кёрзона. Британия требовала прекратить подстрекательскую деятельность большевиков в Афганистане, Индии и Персии, требовала убрать из Кабула советского полпреда Фёдора Раскольникова, требовала перестать преследовать и казнить священнослужителей, угрожая разорвать отношения между странами в случае «неудовлетворения всех требований и претензий в течение 10 дней со дня получения ноты».
В ответ власти Москвы вывели на улицы людей. Газета «Правда» 13 мая сообщила:
«С песнями подошли манифестанты к балкону Коминтерна; впитали сердца расплавленную медь задушевных речей, и на митинг к Большому театру, там стальной голос Маяковского:
Эй, разворачивайтесь в марше…Коммуне не быть под Антантой!..»
Газета «Рабочая Москва» того же дня:
«Половина третьего… Со Столешникова потянулись обратно колонны… На балконе памятника Свободы выступают ораторы. Митинг. Вот Владимир Маяковский. Резко, чеканно бросает на головы толпы стихи… И толпа дружно повторяет его призыв:
– Левой, левой, левой!»
Памятник в самом центре Москвы (его называли обелиском Свободы) был установлен 7 ноября 1918 года – на том самом месте, где до этого стоял монумент генералу Скобелеву (его торжественно открыли 24 июня 1912 года на Тверской площади – напротив дома московского генерал-губернатора, и саму площадь переименовали в Скобелевскую). В день открытия обелиска Свободы все здания на площади были выкрашены в жёлтый цвет с белыми вставками, а бывший дом генерал-губернатора, в котором разместился Моссовет, был окрашен в красный и белый. Площадь стала называться Советской. 6 июня 1954 года вместо снесённого обелиска Свободы на том же месте был воздвигнут памятник Юрию Долгорукому. Площадь вновь стали именовать Тверской.
«Рабочая газета» 13 мая 1923 года:
«Силу гнева русского пролетариата против мировой буржуазии и фашизма сумел впитать в себя поэт Маяковский. Сильным, мощным голосом, раздававшимся во всю площадь, он прочёл своё стихотвторение «Коммуне не быть под Антантой».
Вся площадь вторила ему: «Коммуне не быть под Антантой! Левой, левой, левой!»»
«Правда» 13 мая:
«Большой, бесконечный Маяковский, выкрикивающий с балкончика статуи Свободы на медном языке своего голоса:
– Разворачивайтесь в марше!..– Левой! –
и внизу ревущее тысячеголосное – «Левой!»»
Михаил Булгаков, печатавшийся в берлинской газете «Накануне», в номере от 19 мая тоже поделился своими впечатлениями:
«А напротив, на балкончике под обелиском Свободы, Маяковский, раскрыв свой чудовищный квадратный рот, бухал над толпой надтреснутым басом:
– Ле-вой! Ле-вой!
– Ле-вой! Ле-вой! – отвечала ему толпа. Из Столешникова выкатывалась новая толпа, загибала к обелиску. Толпа звала Маяковского. Он вырос опять на балкончике и загремел:
– Вы слышали, товарищи, звон, да не знаете, кто такой лорд Керзон!
И стал объяснять:
– Из-под маски вежливого лордаглядит клыкастая морда!!Когда убивали бакинских комиссаров…
Опять загрохотали трубы у Совета. Тонкие женские голоса пели:
Вставай, проклятьем заклеймённый!..
Маяковский всё выбрасывал тяжёлые, как булыжники, слова, у подножья памятника кипело, как в муравейнике, и чей-то голос с балкона прорезал шум:
– В отставку Керзона!!»
20 мая – в день прибытия в Москву тела погибшего дипломата – «Известия» напечатали стихотворение Маяковского «Воровский»:
«Сегодня, / пролетариат, / гром голосов раскуй,забудь / о всепрощенье-воске.Приконченный / фашистской шайкой воровскáй,в последний раз / Москвой / пройдёт Воровский…Ответ / в мильон шагов / пошли / на наглость нот.Мильонную толпу / у стен кремлёвских вызмей.Пусть / смерть товарища / сегодня / подчеркнётбессмертье / дела коммунизма».
Поэт не только сверхоперативно откликнулся на событие, он ещё и выступил на Театральной площади, где 20 мая тоже проходил митинг. Об этом – воспоминания поэта Ильи Львовича Френкеля, учившегося тогда во Вхутемасе:
«Громоподобную паузу нарушил голос невероятной силы и тембра. Говорил Маяковский с крыши броневой машины. Это были стихи, но они звучали, как команда:
Разворачивайтесь в марше!..
«Левый марш», но какой-то другой, первоначальный, будто сейчас создаваемый стенами зданий, мерцанием штыков, безмолвием участников этого удивительного парада.
Взор ли меркнет орлий?В старое ль станем пялиться?Крепни у Керзона на горлепролетариата пальцы».
Напомним, что в хрестоматийном варианте строки эти звучат так:
«Глаз ли померкнет орлий?В старое ль станем пялиться?Крепни у мира на горлепролетариата пальцы».
Ультиматум британского правительства бурно обсуждался на заседании политбюро, что совпало с намерением «тройки» (Зиновьев, Каменев, Сталин) прибрать к своим рукам всё то, что оформлялось на этих заседаниях. Оформляли же всё секретари, поставленные на свои посты ещё Лениным.
Борис Бажанов:
«…из двух секретарш Ленина главная и основная – Мария Игнатьевна Гляссер. Она секретарша Ленина по Политбюро, Лидия Фотиева – секретарша по Совнаркому. Вся Россия знает имя Фотиевой – она много лет подписывает с Лениным все декреты правительства. Никто не знает имени Гляссер – работа Политбюро совершенно секретна. Между тем всё основное и самое важное происходит на Политбюро, и все важнейшие решения и постановления записывает на заседаниях Политбюро Гляссер…»
Получив согласие Зиновьева и Каменева, Сталин снял с поста секретаря политбюро Марию Гляссер, заменив её своими людьми. Но из этого ничего не получилось – новые назначенцы с работой не справились.