Пляски с волками - Бушков Александр Александрович

За городом Петруша прибавил газу, вскоре свернул с дороги с оживленным движением на узкую проселочную, где не попалось ни встречных, ни попутных машин, не было ни единого человека. Вокруг была, конечно, не чащоба, но с обеих сторон к дороге вплотную подступали сосны и ели с редкими вкраплениями берез. Свежесть, запахи хвои, спокойная тишина… В таких местах плохо верится, что где-то не так уж далеко гремит война.

– Остановишь у спуска, – распорядился я. – У нас ведь не было приказа нестись сломя голову…

Вскоре он остановился у пологого спуска длиной примерно с полкилометра. Вид оттуда открывался великолепный, на несколько километров вокруг, и я им откровенно любовался – впервые был в этих местах.

Внизу, в полукилометре, почти сразу за спуском стоял не просто особняк – и в самом деле «палац», по-польски дворец, фамильное гнездо шляхтичей Косач-Косачинских, когда-то владевших всей округой, в том числе и землями, на которых расположился город Косачи. Громадное красивое трехэтажное здание постройки начала восемнадцатого века, с двумя крыльями, большими полукруглыми парадными лестницами и десятком кирпичных домиков вокруг – флигеля, конюшни и прочие службы, вплоть до псарни. В башенке над главным входом часы, опять-таки оформленные, как выразился бы Остап Бендер, с пошлой роскошью – светло-синий циферблат в человеческий рост, соответствующих размеров ажурные золоченые стрелки, золоченые вычурные цифры. Что ж, шляхтичи былых времен (подсеченные под корень вовсе даже не большевиками, а царской администрацией Александра Второго) знали толк в роскоши и денег на свои прихоти не жалели…

Стрелки уже восемьдесят с лишним лет как застыли на семнадцати минутах четвертого, неизвестно, дня или ночи – кто бы интересовался такими пустяками? С тех самых пор, как тогдашнего «старшего пана»[20], ввязавшегося во второе польское восстание, лишили всей нажитой непосильным трудом недвижимости и со всей семьей определили в сибирскую ссылку, откуда он вернулся лет через пятнадцать, но ничего из конфискованного назад не получил, кроме двухэтажного дома в Косачах, по сравнению с палацем выглядевшего прямо-таки собачьей конурой. Там он, а потом его сын и обитали до семнадцатого года. Сын куда-то пропал после семнадцатого, внучка запропастилась в вихре революции и последующих бурных событий – вроде бы вышла замуж и приняла фамилию мужа, в точности никто не выяснял, не было такой надобности. Одним словом, род пресекся.

С тех самых пор палац и остался бесхозным. Земли перешли к новым владельцам, а вот на домину никто не польстился – во второй половине девятнадцатого века было бы чересчур накладно содержать этакую махину. Перед революцией здесь были постоем солдаты расквартированного в Косачах пехотного полка, немцы устроили здесь склад боеприпасов, а в остальное время палац был необитаем, так что, понятное дело, никто не озаботился починить часы или хотя бы забрать в музей циферблат. В городе ходили вялые слухи, что в палаце обитает привидение кого-то из старых Косач-Косачинских, а где-то в подземельях зарыт клад, но никто никогда не искал клада и не стремился проверить рассказы о привидении. Слишком много таких легенд кружит о старинных зданиях, и насчет призраков, и насчет кладов, но если они, как в данном случае, вялые и особого распространения не получают, ни к каким конкретным действиям не приводят. (Когда мы занялись и палацем, нам подготовили краткую справку о его истории, а заодно и по последним Косач-Косачинским.)

Вокруг палаца далеко раскинулся парк из вековых лип (явно завезенных когда-то сюда из других мест, сами по себе липы в этих местах не росли). Неподалеку от палаца идиллически протекала неширокая медленная речушка с прозрачной водой (Федя Седых говорил, они там ловили и рыбу, и раков). Наличествовали и кое-какие приметы уже обустройства военных лет: вокруг палаца почти безукоризненным кругом шла просека, деревья убраны, а по просеке тянется ограда выше человеческого роста из колючей проволоки на аккуратно вытесанных кольях (очень может быть из тех самых срубленных лип). Это уже немцы постарались, когда устроили здесь склад боеприпасов: просека шириной метров в пять, ограда, высокие деревянные ворота (обе створки со времени драпа немцев так и остались распахнутыми, и меж ними уже выросла трава).

А это уже наше обустройство: аккуратным рядком вытянулись семь больших, выцветших армейских палаток, способных вместить взвод солдат (одна из них, надо полагать, продсклад). Восьмая гораздо меньше – явно для офицеров. Тут же дымит полевая кухня (ну да, время к обеду), и тут же – немаленькая поленница. У ворот стоит «Виллис», должно быть, Федин. Людей не видно, все, нечего и гадать, заняты делом. Тишина, безоблачное небо, солнышко светит, речушка поблескивает, отменный пейзаж, палац – благодать, курорт…

– Поехали, Петруша, – сказал я, притушив окурок о подошву сапога – трава еще не сухая, но с огнем надо быть аккуратнее.

Он кивнул, включил мотор и на малой скорости стал спускаться в низину – спуск был пологий, но все равно не было никакой надобности нестись во весь опор…

Сам я палацем не занимался, но так уж вышло, что он вошел в круг моих интересов – пока не доказано обратное, есть основания подозревать, что имеет прямое отношение к делу «Учитель». О чем мне сразу сообщил подполковник Радаев. Кто-то в армейском управлении высказал толковую, в общем, идею: а что, если архив абверовской школы, коли уж он здесь, упрятан как раз в палаце? Это гораздо рациональнее, чем зарывать где-нибудь в лесу согласно классическому методу приключенческих романов «Сто пятьдесят шагов на восток от кривой сосны». И уж гораздо надежнее, чем прятать где-нибудь в городе. В этаком домине нетрудно подыскать место для тайника. К тому же обеспечить секретность гораздо легче: на немцев, копающихся в лесу или вносящих ящики в мирное городское здание, обратят внимание. На склад боеприпасов ежедневно приезжало и уезжало множество грузовых машин, в том числе и крытых. Никто из немцев, исключая немногочисленных в таких случаях доверенных лиц, не обратил бы внимания ни на очередной грузовик, неотличимый от прочих, ни на самых обычных солдат, заносящих на склад самые обычные ящики, – дело житейское, каждодневное…

Своя сермяжная правда в этой версии была. Из армии спустили указание в дивизию, из дивизии – в полк. И вот уже третью неделю в палаце работала рота единого разведбата, взвод полковой разведки и саперный взвод. Пока безрезультатно (а параллельно такая же группа вела поиски на территории бывшей абверовской школы – тоже пока безрезультатно, но надежды мы не теряли: укрытый архив – материя интересная, тут возможны самые разнообразные варианты).

Когда подъехали совсем близко, я увидел, что живые люди здесь все же есть: у ворот прохаживался часовой с автоматом на плече, а у кухни, рядом с кучей свеженаколотых дров, возился повар в белом колпаке. Слева обнаружился еще один живой: не так уж далеко от ворот, за просекой, у крайних ее деревьев сидел на толстом пне солдат с карабином меж колен и курил «козью ножку». А совсем рядом с ним лежал какой-то продолговатый предмет, укрытый выцветшим брезентом. Что бы там ни находилось, солдат явно не был часовым – не такой уж и молодой: лет тридцати, с двумя медалями, безусловно не новобранец, прекрасно должен знать, что часовому, на каком бы посту он ни стоял, категорически запрещается сидеть и курить. Тем более светлым днем, в двух шагах от начальства. Значит, как это частенько бывает, кто-то из офицеров ему сказал что-нибудь вроде «Присмотри тут…»

Дальше все шло по привычному порядку: часовой подошел к воротам, окликнул меня, я назвался, он вызвал свистком разводящего, тот проверил мое удостоверение и сообщил, что капитан Седых назвал ему мою фамилию и предупредил о моем приезде. Так что я могу проходить, товарищ капитан вон в той палатке (и он указал на ту, которую я сразу определил как офицерскую). Я прошел в ворота, велев Петруше оставаться в машине – он мне был пока что без надобности.