Кольцо анаконды - Юрий Котляр

Я отложил решительный разговор с Флориндо до утра, намереваясь еще раз все продумать. Но непредвиденная случайность круто изменила планы.

Смеркалось. Мы развели костер и занялись приготовлением незамысловатого ужина. Я растирал на плоском камне кофейные зерна бамбуковой палкой, а Флориндо пек лепешки.

— Андриу! Принесите, пожалуйста, немного маргарина. Мне нельзя отойти от сковородки, а тут уже пусто, — он показал пустую жестянку. Обращаясь ко мне с просьбой, даже самой незначительной, он всегда держался щепетильно вежливо и говорил, словно извиняясь, что побеспокоил столь важную особу. Это смешило и немного раздражало одновременно.

Я молча встал и направился в нашу каморку, машинально неся в руке бамбуковую палку, которой растирал кофе. Здесь стояла полутьма, сюда проникали только отблески заката в окно и колеблющиеся отсветы пламени костра через открытую дверь. Мы хранили продукты в стенной нише. Рядом, но повыше висели и наши рюкзаки. Я протянул левую руку, на ощупь разыскивая жестянку с маргарином, и почти тотчас услышал сухое пощелкивание. Оно доносилось откуда-то справа и снизу. Я повернулся, всматриваясь. Пощелкивание перешло в шипящий свист. В неверном полусвете взметнулось черное длинное тело. Защитным, нерассуждающим движением я вскинул правую руку с зажатой в ней бамбуковой палкой, но сильный толчок выбил ее из пальцев. Я отпрянул, ударился обо что-то головой и кинулся к дверям. Уже на пороге меня настиг тупой удар в поясницу. В слепом ужасе я рванулся вперед. Сзади волочилось что-то тяжелое, разум захлестнула волна дикого страха.

— Флориндо! А-а!!.

От костра метнулась стремительная тень, сверкнуло мачете. Я споткнулся и тяжело грохнулся оземь. На миг все померкло…

— Андриу! Андриу! Вы целы?..

Он стоял надо мной, пригнувшись, с мачете в руке. Я привстал, потом вскочил на ноги. Боли не чувствовалось, но в голове гудело.

— Кажется, да… А что это было?

Он молча ткнул мачете. Я посмотрел и вздрогнул от ужаса и отвращения. На земле валялась перерубленная пополам здоровенная змея толщиной в руку и длиной метра три, хвост еще подергивался.

— Это суруруку[7]. Не укусила? Нигде не болит?

— Как будто нет, только ударила. Вот сюда…

— Ударила?! А ну раздевайтесь! Живо!..

Я молча повиновался. Его тон и выражение лица исключали расспросы. Он тщательно обследовал меня с ног до головы при свете фонаря и озабоченно пробормотал:

— Ничего не видно… Не могу найти… Но если ударила, значит, укусила. Скверно! Впрочем… — он нагнулся к моей одежде и несколько секунд что-то искал, потом резко выпрямился, но уже с просветлевшим лицом. — Счастлив ваш бог, Андриу! Видите? Вот! — На белой пластмассе пояса отчетливо выделялись две рваные царапины, залитые темной жидкостью. — Счастлив ваш бог! — с чувством повторил он. — Она все отдала поясу. Вцепилась в него…

— И тащилась за мной? — догадался я.

— Этого не видел. Видел только, как вы упали, а она взвилась над вами. Но я успел…

— Спасибо, Флориндо! Спасибо, друг! Вы спасли меня. Не знаю, как и благодарить…

— Ну что вы! Не стоит говорить. Каждый поступил бы так же.

В голове появилась тупая боль. Пощупал.

— Ого! Здоровая шишка…

— Где?.. Здесь?.. О боже!

— Не пугайтесь, Флориндо! Ничего страшного, просто ударился немного… — я рассказал ему подробности своего приключения.

— Хорошо, что так, — широко и радостно улыбнулся он. — Укус суруруку в голову — смерть. Надо взглянуть, нет ли там еще одной.

С мачете наготове мы осветили нашу каморку. На полу было пусто, если не считать свалившегося рюкзака Флориндо.

— Вот обо что я хватился головой! — воскликнул я, поднимая рюкзак, с тем чтобы водворить его на место, но молния расстегнулась, и содержимое посыпалось на пол.

— Я сам подберу! — вскричал Флориндо, но я уже поднял с пола тяжелую картонную коробку.

Это были крупнокалиберные пистолетные патроны. Еще несколько таких же коробок вперемежку с блестящими маленькими пачечками валялось на полу.

— Так… Ясно! А это что? — спросил я, подталкивая носком сапога одну из пачек.

— Лекарство от лихорадки, — сухо ответил он.

— Значит, это и есть ваш «товар»?

— Да, сеньор инженер. Это мой товар, и это никого не касается. Дело мое!

Я пожал плечами.

— Конечно, ваше. Но наживаться на лекарстве, зарабатывать на чужой беде и страданиях! Это, знаете ли…

— Что вы там толкуете о бедах и страданиях! — грубо прервал он. — Вы! Инженер, образованный и обеспеченный человек!..

— При чем это? — повысил голос и я.

— А вот при том! Побывайте в моей шкуре, тогда узнаете. Только и слышишь: «Эй ты, бродяга, пошел отсюда! С дороги, оборванец! Вон, ублюдок! Убирайся, пока цел! Таких, как ты, не пускаем!..» И так с рождения до смерти!.. — он весь дрожал. — Понравилось бы вам такое?

— Успокойтесь, Флориндо…

— Нечего меня успокаивать! Я знаю, что делаю, и не попрекайте меня. Я тоже хочу жить, как вы. Чтобы на меня не кривили губы. Чтобы кланялись и говорили: «Здравствуйте, сеньор оспина! Как ваше здоровье, сеньор Эспина?» Хочу, чтобы мне подавали покупку, а не швыряли. Хочу чувствовать уважение, а не презрение. Хочу в конце жизни побыть человеком. А для этого у бедняка есть только одно средство. Вот это! — он выразительно щелкнул большим и указательным пальцами. — Да-да! Будут деньги, будет все. Я сразу стану настоящим сеньором. Всякие там Сантосы и прочее дерьмо будут ползать на брюхе, засматривая в глаза. Не будет ли подачки? А я захочу— дам, захочу — нет. Вот так, сеньор инженер! Но разве вы поймете меня? Где вам!.. — он махнул рукой и побрел к костру.

Мы поужинали молча и молча закурили. Флориндо упорно избегал моего взгляда. Чувствовалось, что ему не хочется разговаривать, но откладывать объяснение до утра стало небезопасно. События могли развернуться в любой момент, и следовало безотлагательно уяснить позиции. Не то чтобы я сомневался в нем или опасался предательства с его стороны. Нет, мое доверие к нему нисколько не поколебалось. Ведь он только что спас мне жизнь, рискуя своей. И хотя его «коммерция» претила мне, я не считал себя вправе осуждать его безоговорочно. Недавняя вспышка показала, насколько глубоко и сильно он переживает унижение. Унижение незаслуженное и подлое. Борьба за человеческое достоинство всегда вызывает сочувствие, даже если ее методы нам и не по душе. Я просто хотел узнать как можно больше и посоветоваться с ним, ничего не собираясь скрывать.

— Флориндо, нам необходимо поговорить откровенно. Мы, кажется, влипли в скверную историю. — Он мельком недоверчиво взглянул на меня. — Я не шучу! Дело обстоит очень серьезно и не терпит отлагательства.