Волшебные сказки Афганистана - Юлия Александровна Митенкова

— Я возьму тебя в жёны, — сказал шахзаде.

— Я бы рада, да нелегко я тебе достанусь. Белый Дэв настолько любит меня, что посадил этот сад специально для меня. Без его позволения ты не можешь на мне жениться. Но Дэв любит и тебя тоже. Перед его приходом упади лицом в землю и плачь. Когда Дэв увидит тебя плачущим, он соберёт вокруг тебя всех слуг, чтобы те развлекали тебя. Но ты продолжай плакать, пока он не начнёт умолять тебя сказать причину твоей печали. Но ты не говори до тех пор, пока он не заклянет тебя камнем пророка Сулеймана. После этого расскажи всю правду.

Шахзаде Бахром вернулся во дворец. Его окружили слуги и стали предлагать вкусить яств, но тот не соглашался, а лишь плакал. Когда же начало смеркаться, шахзаде бросился на землю и начал безутешно рыдать. Увидев плачущего любимца, Белый Дэв страшно разгневался на слуг.

— Вы плохо служите моему любимцу! День ото дня он худеет и чахнет! — закричал он на них страшным голосом.

Как слуги ни оправдывались, Дэв не хотел даже слушать, а шахзаде Бахром не прекращал безутешный плач. Наконец Белый Дэв взмолился: «Ради камня пророка Сулеймана, поведай, в чём причина твоей печали?!»

Шахзаде рассказал о том, что видел в саду и что влюблён в прекрасную Пари.

В ту же минуту потребовал Белый Дэв к себе Бону Эсм.

— Согласна ли ты выйти за шахзаде Бахрома замуж? — спросил он её.

— Если на то будет твоя воля, — ответила мудрая Пари.

На следующий день все дэвы, джинны и пари собрались на пир и отпраздновали пышную свадьбу. И жили они в радости и веселье целый год.

Через год вновь загрустил-запечалился шахзаде.

— Что приключилось с моим любимцем? — спросил его Белый Дэв.

— Уже восемь лет прошло с тех пор, как я оставил свои владения. Мои жёны, дети и все поданные покинуты мной, — печально ответил шахзаде Бахром.

— И это причина твоей печали? Нет ничего проще! — ответил Белый Дэв.

Шахзаде и Пари сели на спину Белого Дэва, и тот понёс их по небу. Долго летели они меж облаков и над снежными горными вершинами, пока не добрались до владений шахзаде Бахрома.

Сошёл шахзаде на зелёный луг, и дал ему Дэв свой волос.

— Если появятся на твоём пути преграды и опасности, сожги мой волос, и я явлюсь на помощь, — сказал Дэв на прощание и исчез.

С радостью вдохнул шахзаде родной воздух, оглянулся и увидел одинокого пастуха, пасущего телят и коров.

— Эй, пастух! — окликнул его шахзаде. — Не найдётся ли у тебя приюта на ночь?

Пастух подошёл, увидел шахзаде и начал горько плакать.

— О Аллах! Удивительны дела твои! Этот человек так похож на моего покойного господина шахзаде Бахрома, мир его праху! О странник, ради памяти моего господина, я дам тебе место для ночлега. Добро пожаловать в мой дом!

За ужином в доме пастуха, шахзаде начал выспрашивать о том, что случилось за восемь лет.

— О мой господин, да будет тебе известно, что наш досточтимый шахзаде Бахром был необычайно милостивым и справедливым правителем. Я в то время также жил в довольстве и достатке. Но однажды во время охоты на оленей, он бесследно исчез, и его жадный и бессовестный визирь захватил трон. Любимая жена нашего господина вышла замуж за визиря, а его нелюбимая жена была на сносях и, как ни угрожал ей визирь, не пошла за него замуж. Тогда проклятый визирь бросил её в темницу, где она и сидит по сей день с сыном, — сказал пастух.

Услышав столь печальный рассказ, крепко призадумался шахзаде, затем взял лук и стрелы и вышел на охоту, чтобы добыть свежей оленины для своей Пари.

Тем временем мимо дома пастуха проходила болтливая соседка. Увидев у дома пастуха прекрасную Пари, соседка остолбенела от удивления. Очнувшись, она бросилась что было сил бежать во дворец.

— О визирь! И ты рад, что имеешь жену?! — закричала она. — У твоего пастуха живёт такая красавица, какой свет не видывал! Любой смертный при её виде потеряет дар речи!

Завистливый визирь тут же отправил стражников в дом пастуха.

Пари сидела в пастушьей лачуге, ожидая, когда муж принесёт ей еды. Вдруг услышала она стук копыт и решила, что он возвращается с охоты. Открыла дверь и выбежала на улицу посмотреть на добычу, но увидела лишь стражу визиря.

— Собирайся, о красавица, тебя желает видеть великий визирь! — крикнули они ей.

Шахзаде Бахром так любил красавицу Пари, что запирал её голубиную кожу в маленький сундучок. Увидев, что стражники собираются забрать её силой, Пари подбежала к сундучку, сбила замок, вытащила голубиную кожу, накинула её на себя и вылетела в окно, полетела во дворец и села визирю прямо на голову.

— Эй, глупый и жадный визирь! Скажи шахзаде Бахрому, что, если тот захочет меня найти, пусть идёт в Зелёный город джиннов, город моего отца, — сказала голубица и вылетела.

— Стража! Стража! — закричал визирь. — Приказываю обыскать все дома в городе, найти шахзаде и убить!

Бросилась стража обыскивать город, а шахзаде тем временем охотился высоко в горах. Побежала жена пастуха его искать, чтобы сообщить о случившемся.

Услышав рассказ женщины, страшно разгневался шахзаде Бахром. Вытащил из сумы волос Дэва и сжёг его. Едва поднялся дым от волоса, как явился ему сам Белый Дэв.

— Что приключилось, о шахзаде? — воскликнул страшным голосом Дэв.

И шахзаде поведал ему о своём несчастье.

— Не печалься, я вызову нам на подмогу семь своих братьев-дэвов, семь правителей семи поднебесных царств, и мы накажем наглецов, — закричал разгневанный Дэв, а затем вытащил семь волосков семи братьев и сжёг их.

Сотряслась земля, и почернело небо от налетевших дэвов и джиннов. Семь войск джиннов во главе с их правителями дэвами повисли чёрной стеной в воздухе, ожидая повеление Белого Дэва.

— Накажем самозванца и дерзкого негодяя! — крикнул Белый Дэв страшным голосом и бросился в сторону дворца.

И повисла тьма над дворцом, в мгновение ока ворвались джинны и разорвали на куски всю стражу визиря. Затем подхватили самого визиря и неверную жену, привязали к лошадиным хвостам, и понесли их лошади по каменистым горным тропам, разбивая о камни.

И ворвался Белый Дэв в темницу, подхватил испуганную вторую жену шахзаде Бахрома и посадил её прямо на шахский трон.

— Будь здоров, шахзаде Бахром! — прогремели джинны на прощание и исчезли, будто и не