ЧОП 'ЗАРЯ'. Книга вторая - Евгений Александрович Гарцевич

Первым разрыв почувствовал железный человек. Либо опыт сказался, либо свои какие-то локаторы у старика, типа как старые кости ломит на погоду. А потом уже и я разглядел бледное мерцание на деревьях. Там была поляна, большую часть которой скрывали деревья, но там точно кто-то был — послышались отголоски лая, рычание и обрывки человеческой речи.

Я переключился на ауру, но расстояние для меня было еще большим, увидел только слабое мерцание, будто мыльный пузырь переливается с розового на голубой.

— Там человек на дереве и какие-то звери, — шепнул Захар, — скорее всего, волки. Обычные, светляки не трать зазря.

Метров через пятнадцать я и сам их заметил. Поляна была небольшой, не больше десяти метров в диаметре. В центре трепетал разрыв необычного для меня цвета — желто-розовый, снег перед ним пропитался кровью, а по кругу со всех сторон росли толстые деревья. Ни человеческих тел, ни монстров я не видел. Но в просветах между деревьями носились серые тела.

Три, может, четыре волка, стоя спиной к разрыву и боком к нам, рычали и кидались на одно из деревьев. Причем явно пытались достать кого-то наверху.

Я зарядил в оба ствола обычную дробь, выбрал дерево, перед которым было свободное пространство на тот случай, если волки рванут на меня, прицелился и выстрелил в скопление серых тел.

Рычание моментально сменилось на визг, волки заметались и бросились врассыпную, оставив одного истекающего кровью подранка. Я выстрелил второй раз в мелькнувший за деревьями хвост и перезарядил ружье.

— Не гони только, — крикнул Захар, — я чувствую, что там что-то еще есть.

Я оглянулся, прислушиваясь к ощущениям, и на всякий случай вынул обычные патроны и зарядил зажигательные.

К поляне мы подходили медленно, останавливаясь за каждым деревом и приглядывая за спинами друг друга. Слышали голос — кто-то жалобно просил о помощи, потом перешел на истерику.

— Помогите! Кто здесь! Скорее, эта тварь пожирает меня, спасите! Я заплачу, только скорее!

— Ты кто? — крикнул Захар, держа на прицеле дерево, из-за которого доносился голос, и махая мне рукой, мол обходи.

— Я Степка Колькич, купец… — послышался хрип, будто кто-то сдавливает мужику горло. — Шкорее…

Я выскочил на поляну, держа перед собой ружье, и чуть не пальнул от неожиданности. К такому меня этот мир еще не готовил.

На толстом дубе, примерно на двухметровой высоте, висел человек. Не совсем висел, а скорее лежал распластанный и вмурованный под кору. Несмотря на грубую корку, легко считывались все изгибы тела и даже элементы одежды. Свободным оставалось только лицо, но кора разрасталась и медленно, но верно, тянулась по шее, стараясь покрыть всего человека. Еще чуть-чуть и дышать он уже не сможет.

Я оглянулся на остальные деревья и заметил еще два нароста в человеческий размер, ближайший ко мне был недокомплект — видать, тот самый бедолага, потерявший руку.

А еще в корнях одного из деревьев я увидел раскуроченную нору с маленькими разорванными меховыми тушками. Некогда белые и пушистые с красивым мехом сейчас выглядели так, будто их в блендере нашинковали. Один мертвый зверек был покрупнее, остальные совсем еще крохотули, в ладошку поместиться могли бы.

Мать до последнего защищала потомство, мордочка вся была измазана в зеленой крови селенопсов. Эх, не повезло, что разрыв прямо с норой открылся.

— Хрр, помохи, хр, — промычал Степка, или как там его звали, и я смог оторваться от мертвых зверьков.

Что-то было не так. Точно все мертвы, но над трупиками кружило серое марево, будто души зверьков еще не покинули тело, а только-только вырвались наружу и еще не поняли, что произошло и что делать дальше.

Я бросился к разрыву, на ходу доставая зажигалку. И опять залип, глядя на вспыхнувшее пламя. Горело красиво, гипнотически красиво переливались радужные цвета, стали появляться и лопаться иллюзорные нити, шедшие к деревьям. И еще одна волна света пробежала к разоренной норе, будто качнув туда энергии.

— Эк, тебя раскурочило, — за спиной послышался голос Захара и треск ломаемой коры, — Матвей, подсоби, а то не дотянусь.

Кора на деревьях, в местах, где она наросла на людей, начала сохнуть, трескаться и отваливаться кусками. Я даже обернуться еще не успел, а со всех сторон стали падать тела на землю, в том числе и Степка, чуть не придавивший Захара.

— Да, куда ж ты прешься, увалень? — заворчал Захар, неожиданно перейдя на крик. — Матвей! Справа, там фобос! Жги его скорее, пока он силу не набрал!

Я инстинктивно отпрыгнул в сторону и обернулся на нору. Действительно, над кучей трупиков формировался призрачный силуэт маленького зверька. Но он не был черным, не тот тошнотворный мрачный сгусток, к которым я привык. Но и светлым он не был. Тьма то накатывала, то отступала, будто зверек линяет — то белая шкурка, то черная и обратно.

— Это что с ним? — я щелкнул зажигалкой и стал подкрадываться к фобосу.

— Не созрел еще просто, — Захар поднял обрез, подстраховывая меня, — видать, только что помер, страха натерпелся, и разрыв его силой напитал, вот душа и не ушла. Это горностай. Что же это за изверги такое сотворили? Ээх, такой мех испортили.

Интересное кино получается. Вот так, оказывается, появляются фобосы — боль, страх взболтать, но не смешивать, а сверху приправить энергией из разрыва. И готов озлобленный на весь мир и опасный призрак. Ну а если перехватить? Может, еще не поздно.

— Захар, подожди, — пусть это очередной эксперимент, но я хочу попробовать. — Степку лучше проверь, что он стонет-то? Закончилось уже все.

Я спрятал зажигалку и мысленно потянулся к зверьку. Представил себе сначала котенка, а потом щеночка, — маленького неуклюжего и смешного. Стал шептать что-то ласковое, но все мои посылы налетели на черное состояние призрака.

Горностай подпрыгнул и ощерился. А я затих, даже отступил на шаг, выждал, когда появятся светлые оттенки, и послал новый сигнал. Мысленно я старался выманить зверька поближе, отлететь из семейной могилки и, буквально не смотреть вниз.

Если сущность горностая сейчас мечется, то нельзя возвращать ее в пучину боли и страха. Слово за слово, образ за образом, призрачный зверек начал поддаваться. Перестал мигать, принял белую шерстку, а к черной возвращался только урывками, передергивался всем телом и чернел, быстро возвращаясь на светлую