Бросок на выстрел - Евгений Сухов

Когда я вошел в кафе, Гугенот был «у себя» в кабинете.

Бармен за стойкой на мой вопрос: «Скажите, пожалуйста, а господин Гугенот здесь?» – не стал оглядываться или чего-то там темнить, а попросту ответил безо всяких интонаций:

– Да, здесь, – и продолжил невозмутимо вытирать вафельным полотенцем фужеры, доводя их до идеальной чистоты.

– А вы не подскажете, где здесь? – вежливо допытывался я.

– У себя, – невозмутимо ответил бармен.

– У себя – это где? – спросил я, поскольку на тот момент еще не знал, что «у себя» – значит, в кабинете за бархатными занавесями.

– Вон в том кабинете, – указал подбородком бармен на наполовину раздвинутые бархатные занавеси, что позволяло видеть только деревянный стол мореного дуба да чьи-то колени.

– Спасибо, – поблагодарил я бармена и не преминул тотчас задать ему еще один вопрос: – Простите, а господина Гугенота как по-нормальному зовут?

– Федя, ну, в смысле, Федор Николаевич Гугенотов, – ответил он.

– Спасибо, – еще раз поблагодарил я и направился к раздвинутым занавесям кабинета Федора Николаевича.

Вот оно что! А я‑то гадал, отчего у авторитета такое необычное «погоняло» – «Гугенот». Прямо откуда-то из истории Франции взято. А ларчик-то просто открывался: это у него фамилия такая… Но и фамилия, однако, прелюбопытная. Давались фамилии на Руси часто по принадлежности к ремеслу, прозвищу или роду, так неужели в роду Феди, простого московского парня из рабочего района, имелись французы? Неужели в авторитете с «погонялом» Гугенот течет капля крови (да нет, пожалуй, с четверть стакана накапает) французского средневекового дворянина или зажиточного горожанина середины шестнадцатого века?

А что, это вполне возможно. Ведь после Французской революции Москву буквально наводнили бежавшие из-под ножа гильотины дворяне-французы, пристроившиеся в российской столице на воинские и чиновные должности и образовавшие многочисленный цех воспитателей и учителей отпрысков дворян российских изящных фамилий. Мода была тогда такая в дворянских и именитых купеческих семьях: иметь в качестве гувернера какого-нибудь французика из Бордо, который бы учил недорослей и юных девиц «обхождению», французскому языку, а без него тогда было никак, музицированию и танцам.

Среди них были люди и с руками, например, основатель династии Фаберже.

За занавесью велся приглушенный разговор, не рассчитанный на чужое ухо, и я, как человек вполне воспитанный и тактичный (именно так я думаю о себе), подойдя к кабинету, негромко кашлянул в кулак.

Занавесь раздвинулась шире, и на меня вопросительно уставился большой, почти черный глаз. Второй глаз был стеклянный и, естественно, видеть меня не мог. Потом показалось все лицо сорокалетнего мужчины с тяжелой челюстью. Мужчина несколько секунд продолжал разглядывать меня одним оком, а потом спросил:

– Тебе чего, любезный?

– Мне бы с господином Гугенотовым повидаться, товарищ, – в тон мужчине ответил я. – А лучше – поговорить.

– О чем будет базар?

– Убийство Василия Анатольевича Левакова, – отчеканил я и посмотрел в единственный глаз мужчины с тяжелой челюстью своим незамутненно-ясным взором.

– Ты что, еще один следак? – спросил меня одноглазый.

– Совсем нет, – ответил я, догадавшись, что до меня Гугенота уже допрашивал следователь.

– А кто ты?

– Я – тележурналист. Зовут меня Аристарх Русаков. Я веду журналистское расследование убийства Василия Левакова.

– Знаешь что, журналист, – посмотрел на меня как-то уж очень «по-доброму» одноглазый. – Ступай-ка ты…

– Погоди-ка, – раздался тихий голос из глубины кабинета. – Пусть войдет.

Одноглазый слегка мотнул головой и раздвинул занавески.

– Проходи, присаживайся. – Загорелый мужчина сорока с небольшим лет с легкой проседью на висках сделал приглашающий жест рукой, указывая на мягкий диван напротив себя. Я прошел к окну и сел. После чего сел и одноглазый, отрезав меня от выхода.

– Угощайся, – произнес Гугенот, указав на стол с закусками и фруктами. – Выпьешь?

– Нет, спасибо, – ответил я, но из вежливости отщипнул от грозди черного винограда ягодку и отправил ее в рот.

– Как, говоришь, тебя кличут? – посмотрел на меня Гугенот острым и цепким взглядом. Он был спокоен, как бывает спокоен лев, который знает свою силу. Впрочем, такое спокойствие означало еще готовность в любой момент показать свою мощь и дать отпор на любое посягательство его свободы. Еще такое спокойствие означало, что лучше не рыпаться и не пытаться узнать, насколько силен этот лев…

– Меня зовут Аристарх Русаков. Я – корреспондент телеканала «Авокадо».

– А «ксива» у тебя имеется? – спросил одноглазый, и я охотно продемонстрировал ему свое удостоверение сотрудника телекомпании «Авокадо».

– И что ты хочешь знать? – спросил Гугенот, после того как внимательно прочитал документ.

– Я хочу знать, причастны ли вы к смерти Василия Левакова и где вы были вечером и ночью в прошедший вторник? – сказал я и прямо посмотрел в глаза Гугеноту.

– А ты наглец, – со скрытой угрозой произнес он, спокойно приняв мой взгляд.

– Есть немного, – чистосердечно признался я. – Издержки профессии.

– Вот скажи мне, а зачем это тебе надо знать? Есть менты, это их дело. Ты-то здесь с какого боку?

– Очень хороший вопрос, – заметил я и продолжил: – Дело в том, что это я обнаружил труп Левакова на Лесопильщиковом пустыре. Труп был в мешке, обмотанном скотчем, и лежал на дне оврага, что рядом с забором Сокольнического мелькомбината. Мне пришлось вызвать наряд полиции, потом приехала следственно-оперативная бригада с медэкспертом, ну и… как-то все это закрутилось. Так получилось, что я изначально оказался в этом деле, а поскольку я криминальный репортер, то выйти мне из этого дела теперь возможно только с раскрытием его и обнаружением убийцы.

– Ты сам, что ли, будешь его искать? – спросил Гугенот.

– Да, – просто ответил я.

– А могешь?

– Говорят, у меня это хорошо получается, – неопределенно пожал я плечами.

– А менты в таком случае чем будут заниматься? – задал вполне резонный вопрос авторитет.

– Тоже искать, – без тени сомнения ответил я, – работа у них такая. Только они по-своему будут это делать.

Гугенот промолчал, налил себе стопку водки и выпил ее одним махом. Кинув в рот виноградинку, раздавил ее во рту, колюче посмотрел на меня, после чего спросил:

– А что ты делал на том пустыре? Только не говори, что пришел туда поссать.

– И не буду… Передачу хотел снять про пустырь, – ответил я почти правду. – Вы, наверное, слышали, что Лесопильщиков пустырь весьма загадочное место. Про легенды, наверное, слышали, про купеческие клады с золотыми и серебряными монетами, про исчезновение людей…

– Нечего соваться, куда не надо, тогда и пропадать никто не будет, – резонно заметил Гугенот.

– Это да, – согласился я, – но все же этот пустырь – место загадочное и удивительное.

Гугенот снова помолчал, а потом негромко произнес:

– Нет…

– Что – «нет»? – не понял я.

– Я не «мочил»[1] Левого. У нас с ним все уже стало ровно.

– Когда? – быстро спросил я.

– Во вторник вечером. Когда я забрал его лайбу[2].

– «Волгу», что ли? – задал я уточняющий вопрос.

– Разумеется, «Волгу», а что же еще? – немного удивленно посмотрел на меня Гугенот. – Или ты думаешь, что у него целый автопарк, что ли? А потом, машина у него раритетная, мне нравится…

– А когда вас… ну, допрашивали, вы сказали про это? – поинтересовался я.

– Про что про это? – хмуро переспросил Гугенот.

– Про то, что забрали у Левакова «Волгу» в качестве долга?

– А откуда ты про долг-то знаешь?

– Наверное, это ему сестра Левого нашептала, – встрял в разговор одноглазый.

– Да, мне рассказала об этом сестра Василия. Ведь вы говорили Левакову, что за ним имеется долг?

– Говорил, – кивнул Гугенот.

– А он отвечал, что ничего вам не должен, так? – спросил я.

– Ну и че с того? Мы его «грели», когда он был на зоне. А он вышел и сказал, что завязал. Это как-то не по понятиям. Вот я у него и забрал «Волгу». А долги его аннулировал.

– Так вы сказали следователю, что «Волга» у вас? – повторил я свой вопрос, на который пока не получил ответа.

– А тебе-то что за дело? – недобро посмотрел на меня Гугенот.

– Это важно, – ответил я. – Если у вас, после того как вы забрали у Левакова машину, не осталось к нему претензий, значит, у вас не было и мотивов его убивать.

– Не-е, мотива уже не было, – согласился Гугенот. – А следаку про «Волгу» я ничего не сказал.

– Почему?

– Слушай, а с какого это я тебе должен отвечать? Ты мне брат? Сват? Или кореш какой?