Афоризмы и мысли об истории - Василий Ключевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Точно у них только отцы и нет матерей, которые дают чувство деликатности, гуманности, хотя они не спускают с языка это слово, понимая его, как попугай свои слова: попка — дурак. Они гнушаются родины, давшей им последние гроши, здоровье и здравый смысл, как гнушается выскочка своей серой матери, оставшейся в деревне со своими морщинами и со своей материнской беззаветной любовью. Они потеряли смысл собственного существования и ищут его среди чужих людей, служа для них предметом смеха или благотворительного сострадания (своим черствым хлебом она воспитала в сыне здравый рассудок, который он растратил на бисквиты европ[ейской] мысли).
Обряды — ячейки сота, которые каждый облеплял своими чувствами.
Нравственно-религ[иозное] чувство всегда конкретно, оседло — любит место, лицо, известн[ый] момент, обстановку. Но оно не умеет б[ыть] одиноким, любит общение. Как пчела, каплю меда, собранную кой-где, несет в свою ячейку. Опираясь на всех, на Церковь, каждый эгоистически вырабатывал себе личное спасение. Природа, как и полит[ический] порядок, — неподвижные декорации, предустановленные чуть не в первые дни творения. Здесь все таинственно, все чудо, недоступное святая святых Промысла. Здесь грешат, каются, молятся и вспоминают великую историю воплощения. Там учатся, размышляют, сочиняют, и все ссылаются на великую историю мировой империи. Ум, витавший в библейской Палестине, попадал в среду людей, грезивших классическими Афинами и Римом.
Отношение наше к знанию научному, к задачам образования — существенный элемент в составе вопроса о том, как обособленная русская жизнь вливалась в общее русло общечеловеческой культуры. Это важный вопрос истории европ[ейской] цивилизации, как и русской народной психологии. Теперь дело рассматриваем лишь с последней точки зрения. Болтин.
В чем сущность темы? Дело сложно: не дикарь обратился к евро[пейской] цивилизации с XVII в., а ум, уже прошедший школу (виз[антийскую], точнее восточнохристианскую). Какие особенности, навыки, приемы мышления принес он к новому делу? «Два культурных мира»; один — образец жизни и источник питания, арсенал оружия для борьбы с другим. Нравственно-религиозная задача образования — душевное спасение. Отсюда приемы мышления: 1) благоговение вм[есто] изучения, идеализация восточнохристианского мира вместо исторического его изучения, 2) пасс[ивное] перенесение вм[есто] самодеят[ельного] и самобытн[ого] воспроизведения его начал (Новый Иерусалим), 3) паломничество (вера в спасительную чудодейственную силу молитвы на святом месте) вм[есто] богопочтения духом и истиною («душа спасти» богатыря — остаток иудейского храма в Иерусалиме: внешние географ[ические] средства религиозн[ого] подъема духа). «Третий Рим» — пародия вместо новой песни.
Приемы мысли, выработанные на деле личного душевного спасения, при обращении к З[ападу] перенесены на дело политич[еского] и гражд[анского] благоустройства. Первое следствие этой неправильности — крушение исторически сложившегося нравственного порядка в отдельных умах.
В процессе нашего культурного сближения с З[ападной] Европой надо различать два момента: 1) культура, почувствовавшая себя слабейшей, сближалась с другой, которую она признавала за сильнейшую; 2) при этом сближении мы из-под одного стороннего влияния переходили под другое.
5.
[1893 г.]
Сол[овьев] и Толстой — два чудотворных философа: С[оловьев] философ потому, что умел научить философии даже Толстого, Толстой философ потому, что ухитрился научиться философии даже от Соловьева. Так совершилось двойное чудо: один, ничему не уча, стал учителем; другой, ничему не учась, стал ученым.
[…] Средство жизни смешано с ее целью.
Дарвинизм — принцип жизни — до ветру.
Когда естествоведы, оторвавшись от микроскопа, начинают размышлять, мне понятно только то, что они не понимают собственных слов, и я слышу крестные слова: «Отче, отпусти им».
«Спелые колосья» гр[афа] Толстого. Ну, наконец, покаялся и выдал сам себе аттестат зрелости, — стало быть, выучился проситься, а прежде под себя ходил.
Русский образованный человек не может быть неверующим в душе: Бог нужен ему дома, как городовой на улице, и он не может прожить без благодати Божией, как без царского жалования.
Как ей не быть умной, возясь всю жизнь с такими дураками.
Металл оттачивается оселками, а ум ослами.
6.
[1893—1895 гг.]
[…] Гармония (логика) противоречий (диссонансов) в Суворове. Впервые р[усский] полководец — решитель судеб Европы, мировой делец.
Уже в 1799 [г.] русский взгляд на Европу как федерацию мира. […]
Неожиданная и непонятная — видимо, дипломатич[еская] компликация (5-я коалиция).
Блестящий, но бесполезный свет заката.
Цель беседы — вспомнить момент в истории Европы, напоминаемый этим именем.
Монархии старой Европы: короны без голов, правительства без министров, армии без полководцев; власть без совета и меча, голый остов, точнее призрак из исторической могилы.
Коалиции 1-я и 2-я: средства во фронте, на Рейне, а цель в тылу, на Висле, — навыворот обычному порядку.
Франция революционная: братство народов без участия монархов. Старая Европа: братство монархов без участия народов.
Армию из машины, автомат[ически] движущейся и стреляющей по мановению полководца, Суворов [превратил] в нравственную силу, органически и духовно сплоченную с своим вождем.
7.
[1895 г.]
Администрация — грязная тряпка для затыкания дыр законодательства.
Люди, которые спотыкаются о собственную тень. […]
Часто смешивают умных людей, которые любят бывать глупыми, с глупыми людьми, которые стараются быть умными.
Вырождение: отец еще умел кой-что строить; сын способен только городить. […]
8.
27 ноября 1896 г. — 4 февраля 1897 г.
27 ноября 1896
Ни консерваторов, ни либералов, а только реакционеры-монархисты, — из которых реакционеры — те же анархисты, анархисты — те же реакционеры. Всякий порядочный администратор д[олжен] понять, что он имеет дело с непорядочным обществом, и обязан охранять народное благо именно тем усиленнее, чем бессмысленнее понимает его сам народ.
С одной стороны, энтузиазм без дела, с другой — дельцы без энтузиазма.
Ек[атерина] — только ей удалось на минуту сблизить власть с мыслью. После, как и прежде, эта встреча не удавалась или встречавшиеся не узнавали друг друга.
Тайна искусства писать — уметь быть первым читателем своего сочинения.
Старость, что мундир — обязывает к физиогномии и поступкам, приличным возрасту.
В нынешней школе учатся только для того, чтобы разучиться что-н[ибудь] понимать.
Черви на народном теле: тело худеет — паразиты волнуются.
Борьба русского самодержавия с русской интеллигенцией — борьба блудливого старика со своими выб[..]дками, который умел их народить, но не умел воспитать.
Естественно-либеральное расположение молодежи: дети любят начинать обычно со сладкого блюда.
Просветительная вша консерв[атизма] и либер[ализма] кишит на русском народе, пожирая его здравый рассудок.
Он маленький человек, но большая свинья.
Добродушное нахальство, возведенное в добродетель, — современная даровитость.
Либерализм самый плоскодонный, приуроченный к русским мелеющим рекам.
Бактерии науки.
Слепые, они смотрят на действительность, ничего не видя.
Сесть между двух глупостей — не то что между двух стульев.
Что теперь педагоги разумеют под человеческой природой, есть только неестественное извращение человеческой природы, и культурное животное — только одичалый человек.
В правду верят только мошенники, потому что верить можно [в то], чего не понимаешь.
Статистика есть наука о том, как, не умея мыслить и понимать, заставить делать это цифры. […]
Книгу Мил[юкова] больше цитовали, чем читали.
Он был бы умен, если бы не силился быть им.
Еще много веков пройдет, прежде чем чутье правды выйдет из спальни на улицу. 4 февр[аля 18]97 г.
Женщина любит, чтобы ее понимали не как женщину, а как человека женского пола.
Они будут менее нас счастливы, но более нас довольны собой.
Благотворительное сердце любит из сострадания.
Я не хочу быть плачущим цветком на Вашей могиле. […]
Понятен его интерес к археологии: всякому старику желательно знать, где он будет лежать по смерти; а она — №1 в своих археологических витринах.
Гастрономия благочестия.
Слабогузая интеллигенция, которая ни о чем не умеет помолчать, ничего не любит донести до места, а чрез газеты валит наружу все, чем засорится ее неразборчивый желудок.
Самый злой насмешник — кто осмеивает собственные увлечения.