Чёрная кошка - Станислав Говорухин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как мы с моим сокурсником Валерием Рубинчиком попадали тогда не только в холл гостиницы «Москва», но даже в пресс-бар на 13 этаже, ума не приложу; ни денег, ни связей у нас не было.
Но как-то прорывались. И вот, представьте — сидим мы с Валеркой в пресс-баре, в центре этого созвездия, пьем кофе, принимаем по рюмочке, дымим сигаретами «Дукат»… Валерка отлучился в туалет (он был в конце этажа), возвращается — бледный, с вытаращенными глазами…
— Что с тобой? Что, что случилось?.. — Валерка долго не мог вымолвить ни слова. Потом наконец сумел рассказать…
Но тут нужно маленькое пояснение.
Рубинчика, очень талантливого студента, которому прочили блестящее будущее, называли в шутку Антониончиком. Он был влюблен в Микеланджело Антониони, в его фильмы, в его музу, его жену — Монику Витти. Она не была красавицей, эта Моника — неправильной формы нос, неправильной формы рот, зеленые кошачьи глаза, плечи в веснушках… Но какая-то притягательная всепокоряющая сила исходила от этой актрисы.
…Наконец я выбил из Рубинчика — что же все-таки произошло? А произошло вот что.
Возвращается Рубинчик из туалета и вдруг видит: у стола дежурной по этажу стоит Антониони и разговаривает по телефону (он, видимо, заказал разговор с Римом не в свой номер, а на телефон дежурной, который рядом с баром)…
Легко теперь представить, какой стресс испытал Рубинчик. Живой Антониони разговаривает по-итальянски с Римом… И с кем! С Моникой Витти! И главное, что потрясло Рубинчика: разговор шел по-итальянски, но Валерка все понял (он передал дословно этот разговор):
— Си, си, — говорил Антониони, — си, Моника… си… чао! ЧЕС Актер и режиссер Владимир Басов рассказывал: — Поехали мы на «чес»…
Тут надо, наверное, сразу прерваться, объяснить, что такое «чес». От глагола «чесать». Прочесать, прошерстить как можно больше публики, срубить как можно больше деньжат. Это когда группа популярных артистов едет по городам и весям бескрайней страны и в каждом городе, городке дает по нескольку выступлений в день. Единственный, кстати, даже у популярных артистов, таких, как Крючков, Андреев, Переверзев, способ свести концы с концами. Зарплаты маленькие, ставка в кино у самого разнародного 50 рублей, а у артистов помельче — и 7.5, и 10, и 20 рублей. За весь тяжелый съемочный день.
Концертные ставки у артистов эстрады и того меньше: 12.5, 17.5 рублей. Вот и приходилось устраивать «чесы» — давать по пять-шесть концертов в сутки. Не больно-то легкий заработок.
Была еще такая форма — «стадионы». Приезжает бригада популярных артистов в город и дает концерт на стадионе. Все жители на трибунах — двадцать, тридцать, а то и пятьдесят тысяч. Я один раз присутствовал.
Сначала на броневичке выезжает Ленин. То есть артист, много раз на сцене и в кино игравший Ленина. Скажем, Смирнов или Каюров… Потом скачет на тачанке Чапаев с Петькой (Бабочкин и Кмит)… Мог пронестись перед трибунами и Павка Корчагин (артист Лановой)… Ну и так далее, в таком же духе…
Однако вернемся к Басову, большому мастеру «чеса».
— Приехали мы на «чес». Пять выступлений в день, голова кругом, сна нет, запутался в городах, селах… Однажды выхожу на сцену в каком-то клубе, смотрю — в зале сидят люди в телогрейках, в шапках… А я в бархатном пиджаке, при бабочке. Выхожу, бодренько здороваюсь, начинаю свое привычное:
— Ну, вы все, конечно, видели…
И вдруг из зала женский голос:
— Да ни х…я мы тут не видели…
Хохот, конечно. Мужской голос:
— Ну, х…й-то ты, положим, видела…
Тут такое началось… А мне каково? Какой тон с ними взять? Сделал вид, что и мне смешно. Корчась от смеха, уполз за кулису, спрашиваю:
— Кто в зале-то?
— Да ты попроще с ними, — отвечают. — Это зэки… Расконвоированные…
В американском конгрессе
В 94 году мне довелось провести целую неделю в Американском конгрессе. Пригласила меня одна оппозиционная партия. Оказывается, и в Штатах есть оппозиция, правда, жестоко преследуемая. Лидер ее, Лондон Леруш, только что вышел из тюрьмы. Дали ему 15 лет, отсидел половину. Вина его заключалась в том, что он и его сподвижники пытались объяснить американскому обществу, что хваленая американская демократия не так уж безукоризненна, что незачем ее насильно втюхивать всему миру; что Америка сама нуждается в истинных свободах, в первую очередь политических, и в свободе слова.
Людям с такими взглядами жить в Америке очень непросто. Те, кто побывал за океаном, знают: Соединенные Штаты — жестокое полицейское государство.
Задание у меня было такое: встретиться со многими конгрессменами и попытаться объяснить им, что на самом деле происходит в России.
Я успел встретиться и переговорить с десятком-полтора депутатов Конгресса. Говорил я им примерно вот что: «То, что происходит в России, совсем не похоже на демократические реформы. На самом деле идет криминализация страны. Это очень опасно для всего мира. Превращение одной шестой части планеты в криминальную зону неизбежно скажется на повышении уровня преступности во всем мире. (Еще как сказалось!) Сейчас вам все нравится: слабый президент, действующий по указаниям Запада; финансовые потоки ворованных денег, текущие на Запад и укрепляющие его экономику; разрушается армия — Россия уже небоеспособна и не представляет собой никакой угрозы… Но надо смотреть в будущее, надо понимать, что рано или поздно „отольются кошкины слезы“ — такова логика исторического процесса».
Примерно так я говорил. У меня в руках было и документальное свидетельство — только что снятый фильм «Великая криминальная революция». Я показывал, доказывал, убеждал…
На меня смотрели пустые холодные глаза.
Доконала меня одна из последних встреч. Холеный господин, в отлично сшитом костюме, в сверкающих башмаках, в длинных черных шелковых носках, спокойно выслушал меня и сказал:
«А может, и не надо этого ничего. Ну, там… армии, науки, высоких технологий… У России своя специфика: хорошие леса, там много грибов, ягод…»
— Покупайте обратный билет, — сказал я организаторам своей поездки. — Больше я с этими идиотами общаться не желаю…
Я был разъярен. Курить в Конгрессе нигде нельзя, даже в туалете. С зажженной сигаретой в зубах я шел по коридорам Конгресса — встречные шарахались от меня в стороны.
«Какие идиоты! Какие они все идиоты! — думал я. — У нас в Думе тоже немало таких, но „наш“ идиот по сравнению с „ихним“ — Вольтер!» Впечатление от Конгресса немножко скрасила моя последняя встреча. Я сижу в мягком кресле в богато убранном кабинете, напротив за письменным столом — улыбающийся полноватый человек. На стенах — охотничьи фотографии. Спрашиваю:
— Вы что, охотник?
— Да, — кивнул он, улыбаясь.
— У нас есть писатель — Иван Сергеевич Тургенев… У него я встретил такую фразу: «Знавал я одного помещика, страстного охотника, а значит, хорошего человека».
Он засмеялся и вдруг спросил:
— Вы мне разрешите закурить?
Милый ты мой человек! Нет, не все безнадежно в Американском конгрессе.
Под руку с Пушкиным
Всю жизнь я занимаюсь каким-то странным видом творчества. Вернее, вторичного творчества. Бывает же «вторсырье». Вот и у меня — «втортвор».
В молодости, когда была хорошая память, я знал много стихов. Кое-что забыл, что-то помню, какие-то стихи всплывают в памяти отдельными строчками. Причем, откуда эта строка, какого автора — убей, не помню. Ну, предположим, из темноты сознания выплывает удивительно красивое сочетание слов: «с печальным шумом обнажалась».
Кто обнажался, женщина? Тогда почему «с печальным шумом»? Нет, скорее всего, «дубрава», «роща». Похоже на Пушкина. Даже можно сказать точнее: «Евгений Онегин».
Ну, загляни в книжку, и найди эту строфу. Нет, мне интересно вспомнить самому. И начинаются «муки творчества». Путешествие по закоулкам памяти. Ход сочинительства примерно таков.
Итак, «роща». Сразу вспоминается: «уж роща отряхает последние листы с нагих своих дерев…» Но эта строка полна энергетики, и, несмотря на то, что речь идет об увядании природы, она, безусловно, мажорна. А строчка, пришедшая на память — минор. Не знаю почему, но чувствую, стихи грустные. А с чем может рифмоваться слово «обнажалась»?
У Пушкина рифмы простые, это не Маяковский с его «… делать жизнь с кого — Дзержинского». Конечно, и Александр Сергеевич порой увлекался рифмоплетством. Например: «Но, господа, дозволено ль С вином равнять до-ре-ми-соль?» Но чаще всего рифма открытая, простая. Что там можно подобрать к слову «обнажалась»? «Улыбалась», «открывалась», «приближалась»! Точно! «Приближалась»! «Приближалась довольно скучная пора, стоял ноябрь уж у двора». Дальше процесс ускоряется, неделя «работы» и строфа готова. Хожу гордый, словно сам сочинил. Чистой воды Остап Бендер. Вот они, эти божественные, с детства знакомые, неземной красоты стихи: