Банда 3 - Виктор Пронин

Идем дальше... Раненый, кажется, выкарабкивается, усиленная охрана приставлена, Овсов предупрежден о нежелательности встречи палача и жертвы, которые оказались в одном коридоре больницы. Теперь Неклясов... Этот в бешенстве. Ему предстоит выяснить отношения с Фердолевским... Думаю, пока без оружия, оружие будет потом.

Повидаться бы с ними, познакомиться... Клиентов надо знать в лицо. И им тоже не мешает знать меня. Хотя тут я напрасно — знают они меня, наверняка знают...

Звонить Пафнутьев не стал, открыл дверь своим ключом. В глубине квартиры раздавались молодые веселые голоса. Все понятно — у Вики гости. Пафнутьев снял мокрую куртку, встряхнул ее, освобождая от мокрого снега, глянул на себя в зеркало, удрученно отвернулся — не понравился себе. Красная морда, — подумал. — Поганая, мясистая морда. Смотреть противно.

Обычно он спокойно относился к своей внешности, и не могли его сбить с толку никакие едкие замечания, как бы точны и уничижающи они не были. Но когда у Вики собирались ее друзья, Пафнутьев невольно останавливался у зеркала и отходил от него, только взяв себя в руки, волевыми усилиями заставляя быть улыбчивым, молодым и оживленным. Это удавалось настолько, что никто и не подозревал о его терзаниях у зеркала в прихожей.

— Привет, Пафнутьев! — приветствовала его Вика, оторвавшись от разговора.

— Привет, Пафнутьева! — отвечал он и радостно поднимал руку, приветствуя двух ее подруг. — Что хорошего случилось в вашей жизни?

— У нас все хорошо! — ответила бойкая девушка с короткими волосенками. — А у вас?

— И у нас! Небольшая перестрелка, один в морге, второй в больнице. Пока живой. Так что все отлично.

— Это вы о перестрелке в ресторане? Весь город только об этом и говорит.

— Да! Теперь там от посетителей отбоя не будет. Людям нравятся места, где льется кровь, особенно если это чужая кровь, верно?

— А что произошло? — у девушки были такие искренне-испуганные глаза, что Пафнутьев не мог отказать себе в удовольствии ответить подробнее.

— Ну, как... Обычное дело. Схлестнулись две крупные бандитские группировки. В ход пошли автоматы, огнеметы, был, правда, и гранатомет, но пустить в ход не успели. В результате один убит на месте, второй на операционном столе, остальные дают показания под гипнозом.

— Под гипнозом?!

— Конечно! Мы только под гипнозом допрашиваем. Иначе они ничего не скажут.

— А кто гипнотизирует?

— Самим приходится. Людей не хватает, зарплата маленькая, работа опасная. Да и не каждый бандит добровольно отдает себя в руки гипнотизера, приходится применять специальные меры...

— Какие?

— Газ, электрошок, наркотики...

Вика с трудом сдерживалась от хохота, но ее подруги все воспринимали всерьез и, кажется, даже с осуждением.

— А как это согласуется с правами человека? — спросила одна из них.

— Ничего о таких правах не слышал. В уголовно-процессуальном кодексе о них нет ни слова. — И Пафнутьев прошел в ванную. А когда вышел, девушек уже не было.

— Ужинать будешь? — спросила Вика.

— С Халандовским повидался.

— Понятно. Невродов звонил.

— Да? Уже? Быстро работают ребята, — проговорил Пафнутьев озадаченно и тут же набрал номер областного прокурора. — Валерий Александрович? Приветствую вас в этот прекрасный вечер! Сегодняшний снег вызвал в моей душе, в моем сознании воспоминание о тех давних временах, когда я был молод, влюблен и хорош собой. Как сейчас помню...

— Остановись, Паша, — проворчал Невродов, и было в его голосе не столько недовольство болтливостью Пафнутьева, сколько нетерпение. — За что Анцыферова посадил?

— Сажает суд. А я задержал на сутки до выяснения обстоятельств.

— Каких?

— У него в кабинете, в шкафу обнаружена одежда Неклясова...

— Ну и что?

— Как?! Вам не знакомо это имя?

— Отпусти его, Паша.

— Прямо сейчас? — спросил Пафнутьев, уверенный в том, что Невродов, конечно же, скажет, что отпустить можно и утром. Но тот ответил нечто неожиданное.

— Да, Паша. Немедленно.

— Правосудие не пострадает, Валерий Александрович?

— Паша, ты не поверишь, но правосудие только выиграет.

— Вы хотите сказать, что...

— Да, — ответил Невродов, не дав возможности Пафнутьеву закончить вопрос. — Да, Паша. И хватит об этом. Мы договорились?

— Как всегда.

— Павел, — просипел Невродов в трубку, — мне известны случаи, когда ты не торопился выполнять обещания, данные начальству...

— Все в прошлом, Валерий Александрович, все в прошлом.

— Я могу спать спокойно?

— И видеть сны среди весны, — закончил Пафнутьев. — Вы не боитесь вечером подходить к окну?

— Почему я должен этого бояться? — спросил Невродов заинтересованно, но прозвучала в его голосе и некоторая обида. Слишком уж вольно разговаривал с ним Пафнутьев, посдержаннее бы ему немного, попочтительнее.

— Стреляют, — ответил Пафнутьев.

— Не боюсь.

— Тогда выключите в комнате свет, подойдите к окну и посмотрите, что творится прямо перед вашими окнами.

— А что там творится? О чем ты?

— Валерий Александрович! Снег идет! И все вокруг чего-то ждет!

— Ну, ты даешь, Павел, — проворчал прокурор улыбчиво и положил трубку.

Но знал Пафнутьев, твердо знал, что именно в это время областной прокурор действительно выключает свет и идет к окну. Душа Невродова, несмотря на суровую должность, оставалась трепетной и влюбчивой, жаждущей впечатлений чистых и возвышенных.

Но дал понять Невродов — Анцыферов работает не только на Неклясова и Фердолевского, он и на Невродова работает. А потому задерживать его, присматриваться к нему пристально и подозрительно не следует. Ну что ж, подумал Пафнутьев, это задержание работает на Анцыферова, его криминальные друзья убедятся еще раз, что с правоохранными органами тот шашни не крутит, что и сам рискует быть покаранным. До позднего вечера Анцыферов давал показания в отделение у Шаланды, там и был оставлен ночевать. Поэтому Пафнутьеву было совсем не сложно выполнить просьбу областного прокурора — для этого достаточно позвонить Шаланде. Что он и сделал, не отходя от телефона.

Еще через час снова позвонил Невродов.

— Спасибо, Паша, — сказал он без приветствия, — Все получилось наилучшим образом. Наш клиент выражает тебе искреннюю благодарность.

— Он уже дышит свежим воздухом?

— И любуется снегопадом, — ответил Невродов, улыбаясь, из чего Пафнутьев заключил, что был прав — подходил прокурор к окну по его совету, подходил все-таки.

Когда Пафнутьев уже поздним вечером прошел в спальню, он столкнулся с ясным взглядом Вики — она уже лежала под одеялом.

— Павел Николаевич, — проговорила она, — позвольте обратиться?

— Слушаю вас внимательно.

— Я полагаю, что уже и моя очередь подошла, уже и я могу рассчитывать на какое-то к себе внимание, как вы считаете? Уделите часок, а?

— Да, — кивнул Пафнутьев. — Придется уделить.

— Боже! — воскликнула Вика. — Неужели — дождалась?!

Пафнутьев присел на край кровати, провел ладонью по щеке Вики, наклонился, опустив лицо в ее волосы. Они, как всегда, пахли травой, скошенным сеном.

— Кажется, выжил, — прошептал он. — Сегодня я выжил...

— Это еще неизвестно, — шало улыбнулась Вика, расстегивая на нем рубашку. — Самое главное впереди.

— Пощадишь?

— И не надейся! Ишь, размечтался!

Пафнутьев придвинул телефон, пробежал глазами по ориентировке, которую только что взял у секретаря, взглянул на календарь — не намечено ли чего срочного, поднял глаза на скрип двери. На пороге стоял Дубовик. Его обычно скорбное лицо было озадачено.

— Паша... Тут к тебе посетитель рвется... Может, примешь?

— Кто?

— Неклясов. Собственной персоной с двумя телохранителями.

— Что ему нужно?

— По поводу вчерашнего происшествия... Жалуется. Убит друг, отобраны вещи, где второй его человек, он не знает, может, говорит, ему нужна помощь, лекарства, корм...

— Как он к тебе попал?

— Я раньше пришел... Тебя еще не было. Он уже сидел в коридоре. А по обе стороны два амбала...

Пафнутьев машинально перевернул листок календаря, взглянул в окно, на заснеженные ветви клена, повернулся к Дубовику. Тот все это время стоял у двери и, склонив голову, ждал решения начальства. Пафнутьев не был готов принять первого, точнее, одного из первых бандитов города. Но, с другой стороны, и уклоняться от встречи не хотелось.

— Как он настроен?

— По-моему, скандально. Но не угрожающе. Дурака валяет.

— Он всегда дурака валяет.

— На мой взгляд... Легкая истерика.

— Он всегда в легкой истерике. — Пафнутьев опять посмотрел на заснеженные ветки за окном, словно советуясь с ними. — Ну что ж... Пусть будет, как он хочет. Зови.

— Мне присутствовать?

— Конечно... Ты же ведешь дело... Вдруг возникнет вопрос, на который никто, кроме тебя, не ответит... Зови, — решительно сказал Пафнутьев, сбрасывая со стола в выдвинутый ящик все бумаги, записки, вырванные листки календаря.