Тайник в Балатонфюреде - Александр Валерьевич Усовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава вторая
— Сведения достоверные? — генерал недоверчиво посмотрел на бумагу, лежащую на столе, поверх чёрной кожаной папки.
— Вполне. Оснований подвергать сомнению источник нет. Донесение отправлено по электронной почте вчера вечером. Адрес получателя — оговоренный для срочной связи. Адрес отправителя также соответствует. Кодовые слова и знаки в наличии. Румянцев и тени сомнения не допускает. А что касается содержания — тут уж нам решать, что с ним делать…
Калюжный почесал затылок.
— Хрень какая-то, честное слово… Кому мог понадобиться пенсионер, отставник на покое?
Левченко пожал плечами.
— Не знаю. Но, тем не менее — факт остаётся фактом: Тамаш обнаружил его машину пустой. При этом в машине находился его телефон и записная книжка. Машина была открыта, ни о какой сигнализации и речи не было — хотя район цыганский…
— Вот чёрт! Одиссей наш уже там?
— Думаю, часа через полтора-два будет на месте. Выехал он в восемь тридцать утра, доедет — отзвонится. Думаю, часам к двум по Москве.
— С Тамашем этим его думаешь связать?
Полковник неопределенно хмыкнул.
— Пока размышляю над этим. Минусов больше, чем плюсов. Пенсионер ваш Тамаша засветил своим звонком…
Генерал встал, прошелся по кабинету, подошёл к окну, оглядел двор — а затем, тяжело вздохнув, сказал:
— Засветил — значит, по-другому не мог. Дядька он жизнью битый, тёртый, вот так вот, с бухты-барахты, на нашего агента выходить не стал бы. Значит, припёрло… — генерал покачал головой: — Тяжко у меня что-то на душе, Левченко… Думаю, беда с Лаци приключилась… Тамаш этот у нас давно на связи?
— С девяносто пятого года.
— Ранее мы его где задействовали?
— В операции «Варшавское танго». Сработал без замечаний. После неё мы вывели его в резерв — его лицо запомнили охранники архива, могли опознать.
— Насколько я помню, он — один из людей Лаци. Так?
— Да, был закреплен за подполковником Румянцевым.
— Лаци ему позавчера позвонил, попросил о встрече — так?
— Так точно, но сначала выяснил, имеет ли тот рабочую связь с «другом с Востока».
— То есть Лаци хотел что-то важное нам передать — так получается? И значит, та его открытка — был сигналом о том, что мы должны выйти с ним на связь?
Левченко кивнул.
— Получается так.
— Тамаш вчера утром выехал из Будапешта в Дёндёш, где у него была назначена встреча с Лайошем. На въезде в город он был остановлен дорожной полицией, и около получаса доказывал им, что не имеет ничего общего с правонарушителем, который за час до этого совершил наезд на пешехода и скрылся с места преступления. Когда он все же доехал до точки рандеву — Лайоша Темешвари на месте не обнаружил. Когда начал ему звонить — услышал зуммер вызова из стоящей рядом машины. Что дало ему основание предположить, что Лаци исчез… Так?
— Совершенно верно.
— А раз верно — то Лайоша похитили, это к бабке не ходи. Похитили те, кто прослушивал его телефон, был в курсе, где и с кем он будет встречаться; они же брякнули дорожной полиции — чтобы задержать Тамаша на то время, что им понадобилось, чтобы похитить полковника Темешвари. И что-то, ты понимаешь, подсказывает мне, что похитили его совсем не для того, чтобы оставить в живых…
Генерал тяжело вздохнул, и, сев в свое кресло — опять взял в руки донесение подполковника Румянцева. Ещё раз прочитав его, он поднял глаза на Левченко, и прогнав с лица печальную тень — произнёс:
— Значицца, так. Странника нашего на Тамаша выводить не будем — тот после звонка Лаци, как ты говоришь, засветился, его те, кому это положено, в любом случае взяли на поводок — если до этого уже не держали, так что, рано или поздно, но нашего парня те, что играют за чёрных, идентифицируют; сам понимаешь, чем ему это может грозить. В Дёндёштарьяне Одиссею ни о каком Лайоше Темешвари никого расспрашивать ни в коем случае не следует — по той же причине; пусть отыграет свою роль виноторговца, и не более того. Городок этот, как я понимаю, маленький, скорее даже деревня — так? — Левченко молча кивнул, — а значит, происшествие это и так будет у всех на устах. Наш парень в любом случае что-то узнает — просто из разговоров на улицах, в конце концов. Передай ему, пусть там поживёт денька три-четыре, пусть найдет пару винных погребков, вина пусть попьёт, разговоры поразговаривает, вспомнит времена СЭВа, его, в отличие от Варшавского договора, в наших бывших протекторатах вспоминают с удовольствием… В общем, пусть послушает людей, никак себя не выдавая.
Левченко удивлённо спросил:
— И всё?
Калюжный кивнул.
— И всё. Есть, ты понимаешь, у меня надежда, что тот, кто Лаци дал какую-то важную информацию — да такую важную, что полковник Темешвари решил плюнуть на все нормы безопасности и даже ценой своей жизни нам её сообщить — нашего странника САМ найдёт…
* * *
О как! Вчера велено было землю носом рыть — а сегодня, наоборот, велено расслабиться и наслаждаться жизнью! При этом продолжать строить из себя виноторговца. Воистину — неисповедимы пути Господни…
Выехал он, как и планировал, в половину девятого утра — благо, номер сдавать никому не пришлось, достаточно оказалось просто оставить ключи на стойке пустой (видно, давешняя девица славно отдохнула ночью!) рецепции. Машину он вчера оставил в соседнем дворе — в святой уверенности, что вряд ли кому-то захочется вскрыть его древнюю «жигуляку». Так оно и оказалось — правда, пришлось минут десять искать ключницу, дабы та отперла закрытые на ночь ворота. Мельком глянув на экспозицию бронетехники, живописно разбросанную среди деревьев старого парка, окружавшего здание музея Словацкого национального восстания, Одиссей только вздохнул с огорчением — вот так всегда, самое интересное посмотреть и не довелось…
Выехать на семьдесят седьмое шоссе оказалось проще простого — ну а дальше дорога вывела его к венгерской границе, каковую они вдвоём с «жигуличкой» и пересекли в половину десятого утра. Дальше, правда, пришлось немного поблукать по дорогам вокруг Будапешта — за те десять лет, что он не был в Венгрии, их изрядно понастроили — но все же к полудню удалось вырулить на автостраду, идущую на восток — уплатив на заправке полторы тысячи форинтов за матрицу.
Съезд на Дёндёш оказался в двенадцати километрах от Хатвана. Одиссей бодро свернул направо, нырнул под мост — и вот она,
