Пришельцы - Дмитрий Анатольевич Кадочников

«Ё-моё, откуда тут полуголый?! Да ещё весь покрытый тёмным волосом. То ли южанин, то ли обезьяна сбежала из зоосада».

‒ Стой, стрелять буду! ‒ крикнул Вил, стягивая с плеча карабин «Вепрь» и досылая патрон в патронник.

Не успев даже повести бровью, старик упал от удара в грудь прыгнувшего на него детины. Напавший был среднего роста, широк в плечах, да и вообще ‒ похож на квадрат. Двигался быстро и молниеносно.

«Ладно, притворюсь дохлым, может отстанет, а я потихоньку бахну его из винтовки», ‒ крутилась в голове отчаянная мысль.

Внезапно Вил ощутил невесомость и очутился на плече неизвестного. Южанин быстро и ловко, не чувствуя тяжести, бежал по лесу минут десять. Добежав до шалаша, он сбросил Вила на землю.

«Эх, а сегодня я должен был вечером выйти на связь с моей старухой и внуком», ‒ мелькнуло в голове.

Незнакомец рывком сорвал с плеча карабин и, положив его на булыжник, стал затачивать ствол, мощно и планомерно ударяя другим булыжником. Ствол заострился. Затем был обтесан приклад, и произведены испытания по броску копья в дерево. Оно прекрасно поразило цель и глубоко вошло в древесину. Вил, глядя на это, беззвучно плакал.

Какой-то бред, найти в местных лесах не то мутанта, не то беглого преступника и погибнуть от его руки на старости лет. Дед напряжённо вглядывался в лицо южанина, пытаясь определить эмоциональное состояние неизвестного или отыскать следы интеллекта. Ни того, ни другого, просто животное.

Снова пошёл дождь. Неизвестный метнулся, схватил палку и начал ожесточенно скрести по ней другой. Вил поднял руку, жестами показывая, что он быстрее разведёт огонь. Южанин схватил копье и, подбадривая пленника тычками, предложил ему действовать, раз он так хочет попробовать поскрести палку о палку.

‒ Не, у меня есть кое-что получше, ‒ авторитетно заявил Вил.

Медленно достав зажигалку Zippo, подарок сына, старик поджёг приготовленную южанином кучу бересты и веток. Огонь весело и споро разгорелся, излучая тепло и свет. Южанин поуспокоился, приблизил свою мощную бородатую голову к деду и начал втягивать запах человека, фыркать и мотать головой, как конь.

‒ Ёкарный бабай, ты чё, с дуба рухнул, весь воздух вокруг меня повдыхал, аж дышать нечем, ‒ проворчал дед.

Здоровяк взял руку Вила и положил в неё кусок тухлого мяса с шерстью, а другой такой же кусок кинул в угли и мотнул башкой, типа чё ждёшь.

‒ Ладно-ладно, сейчас зажарю эту фиговину, но есть не буду, ‒ Вил смотрел на мужика и отрицательно качал головой.

Сидели молча. Детина, зажарив и съев своё мясо, подкидывал здоровые паленья в костёр. Вил ему отдал свой кусок, тот кивнул и мгновенно проглотил.

«Видать малый-то немой. Потерялся. Помню, в детстве читал: они, эти глухие и прочие, все здоровые и туповатые. Жаль их», – думал дед, глядя на языки пламени.

Раздалась свистящая трель ‒ эти звуки издавал южанин, обращаясь к Вилу.

‒ Оба-на, да ты говорящий! Язык-то твой явно нетюркской группы, башкирский-то я немного знаю, – включился в беседу дед. ‒ Я пойду домой, пошли со мной. Кайту5! ‒ Вил замахал рукой в сторону дома, показывая жестами и храпом, что хочет спать.

Южанин вскочил, наблюдая за уходящим дедом, и вскоре, согнувшись, медленно последовал за ним на расстоянии броска своего нового копья.

Вот и пришли. Жестами и едой удалось заманить детину в дом. Пока он ел, Вил решил провести сеанс связи, чем страшно испугал южанина ‒ тот забился в угол и затаился.

‒ У меня всё нормально. Грязный и исцарапанный? Это я упал с чердака, скользко, дождь. Как у вас? Всё хорошо?

Вскоре общение завершилось, Вил начал переодеваться в сухое. Всё это время за ним следили угольки глаз спрятавшегося за печью немого.

‒ Ладно, я спать. Ты поешь ещё яйца да хлеб и ложись, куда найдешь.

Детина хрюкнул в ответ, доел хлеб, скрутился у печки, обняв копье.

Ночь. Незнакомец ворочался во сне и стонал. Вил, не мог никак уснуть ‒ его мучали мысли о том, что же делать с этим детиной дальше. Кто он и откуда? Постепенно усталость и мерный шум начавшегося дождя сморили старика.

Под утро небо очистилось от облаков. В избе стоял храп, который заглушало скимение комаров. Михалыч ничего не слышал ‒ крепко спал. Солнце только-только начало появляться из-за горизонта, окрашивая небо переливами розового цвета, звёзды и луна не спешили угаснуть. В эти моменты на небосводе объединялись день с ночью…

***

Гортанные крики мамонтов разорвали тишину раннего утра. Яркое солнце осветило верхушки раскидистых деревьев. По лианам, свисающим с немногочисленных пальм, прыгали мелкие обезьяны. Климат стал суровее, и лес менялся на глазах: бамбук и пальмы начали исчезать, берёзы и сосны легко отвоёвывали жизненное пространство у теплолюбивых растений. На поляне расположился лагерь людей: шалаши, кое-где дымились кострища, оставленные с вечера. Крепкий мужчина с крупной головой дремал, опершись на копье. Он только что вернулся с обхода территории, замёрз и устал. Ночи были холодны ‒ выпадала обильная роса. Из шалаша вышла молодая женщина и громко окликнула мужчину:

‒ Ур, сюда!

Мужчина очнулся, замотал головой.

‒ Иду, Лу, иду. Чё орать-то.

С трудом переставляя затёкшие ноги, охотник устало направился к своему жилью. Дома дети спят, на листьях лежит кусок вчерашнего, плохо прожаренного, жилистого, жёсткого, как кора, мяса. Весь пол и стены шалаша устланы плохо выделанными шкурами, воздух в жилище так ароматен и удушлив, что с непривычки хочется сразу выйти отдышаться.

«Как же мы тут живём, ‒ мелькнула в голове мысль. ‒ Постоянный запах сырости, грязных тел и шкур. Летом лучше бы спать на улице».

Охотник жадно отрывал куски мяса зубами, давясь, глотал их целиком. Засыпая, Ур зарылся в кучу шкур, пытаясь согреться. Жена в спешке покинула шалаш. Рядом, также зарывшись в шкуры, спало четыре девочки.

Поднялось солнце, в лагере зашумели. Женщины принесли орехов, проснулись дети. Старшие помогали по хозяйству, маленькие шумно играли. Ур тяжело поднялся, он простыл: всё тело ломило и каждое движение приносило боль. Прозвучал звук горна, пора собираться на утреннюю оперативку. Каждое утро старейшины распределяли работу и наказывали нерадивых тяжелым трудом и лечебным голоданием.

‒ Ты, ‒ старейшина ткнул пальцем в Ура, ‒ сегодня мнёшь шкуры.

Скромный язык племени не позволял красноречиво выражать мысли, но жесты и пантомима помогали, как ничто другое. Но лучше всего помогал лёгкий удар палкой по спине.

‒ Я простыл, всё болит. Какие шкуры? ‒ мужчина пытался отвоевать себе выходной.

‒ Я тя пошлю на лесоповал, ‒ старейшина метнул в сторону Ура грозный взгляд и, прищурившись, добавил, ‒ или ломать камни для храма жреца…

«Эх, опять работать. Сколько можно?»

Ур вспомнил детство. Игры с друзьями, работа занимала тогда только полдня, а потом ‒ река, сбор сладких фруктов,