Клиника: анатомия жизни - Артур Хейли

Гомон не утихал, и О’Доннелл еще раз, громче, чем в первый раз, призвал коллег к тишине.

Отозвался Билл Руфус:

— Кажется, до сих пор нет Джо Пирсона.

О’Доннелл мгновенно нашел Руфуса, который резко выделялся среди коллег своим кричащим галстуком.

— Разве Джо нет? — О’Доннелл окинул помещение удивленным взглядом. — Никто не видел Джо Пирсона? — спросил он.

Несколько человек отрицательно покачали головами.

На лице О’Доннелла промелькнуло раздражение, но в следующую секунду он взял себя в руки, встал и направился к двери.

— Мы не можем проводить клинико-анатомическую конференцию без патологоанатома. Пойду выясню, почему он задерживается. — Но не успел О’Доннелл дойти до двери, как в кабинет вошел Джо Пирсон. — Мы уже хотели искать вас, Джо, — дружелюбно произнес О’Доннелл, и Люси показалось, что она ошиблась, заметив мимолетное недовольство на лице главного хирурга.

— У меня было вскрытие. Оно продлилось дольше, чем я рассчитывал, а потом я перекусил на скорую руку. — Пирсон говорил невнятно.

Вероятно, он доедает бутерброд, подумала Люси. Потом она заметила, что остатки его, завернутые в салфетку, спрятаны между папок, которые Джо держал под мышкой. Люси улыбнулась. Только Джо Пирсон мог прийти на конференцию с бутербродом.

О’Доннелл представил Пирсона и Роджера Хилтона друг другу. Когда они обменивались рукопожатиями, одна из папок патологоанатома выскользнула из-под руки и листы бумаги веером рассыпались по полу. Улыбнувшись, Билл Руфус собрал их, положил в папку и сунул под мышку Пирсону. Тот кивком поблагодарил за помощь и коротко спросил Хилтона:

— Хирург?

— Именно так, сэр, — весело ответил Хилтон.

Молодой человек хорошо воспитан, подумала Люси, уважительно относится к старшим.

— Еще один работник в нашей механической мастерской, — сухо и резко произнес Пирсон. В наступившей вдруг тишине его слова прозвучали очень громко. Такую реплику можно было бы считать добродушным подшучиванием, если бы не прозвучавшие в тоне Пирсона горечь и вызов.

Хилтон рассмеялся:

— Думаю, что это можно назвать и так.

Но Люси почувствовала, что молодой коллега удивлен тоном патологоанатома.

— Не обижайтесь на Джо, — добродушно сказал О’Доннелл, — у него пунктик в отношении хирургов. Ну что ж, начнем?

Все двинулись к столу. Заведующие заняли места в переднем ряду стоявших вокруг стола стульев, остальные — в задних рядах. О’Доннелл сел во главе стола. Пирсон сел по левую руку от главного хирурга и положил на стол свои папки. Потом он развернул бутерброд и откусил от него, не делая попытки это скрыть.

В начале стола Люси увидела Чарли Дорнбергера, одного из трех акушеров-гинекологов клиники. Дорнбергер сосредоточенно набивал трубку. Всякий раз, когда Люси видела доктора Дорнбергера, он либо набивал, либо чистил, либо раскуривал трубку. Но она ни разу не видела, чтобы он ее курил. Рядом с Дорнбергером сидел Гил Бартлет, а напротив — Динь-Дон из рентгеновского отделения и Джон Макьюэн. Отоларинголог, должно быть, испытывал какой-то особый интерес к сегодняшней конференции, потому что обычно их не посещал.

— Добрый день, джентльмены. — О’Доннелл посмотрел на присутствующих, и все разговоры стихли. Главный хирург опустил взгляд на свои записи: — Первый случай. Сэмюэль Лобиц, белый мужчина пятидесяти трех лет. Прошу вас, доктор Бартлет.

Гил Бартлет, как всегда безупречно одетый, раскрыл блокнот. Инстинктивно Люси посмотрела на аккуратно подстриженную бороду, ожидая, когда она начнет шевелиться. Борода действительно запрыгала вверх и вниз, когда Бартлет негромко заговорил:

— Пациент поступил ко мне двенадцатого мая.

— Немного громче, Гил, — прозвучало с дальнего конца стола.

Бартлет повысил голос.

— Я постараюсь. Но может быть, вам после конференции следует обратиться к доктору Макьюэну?

Соседи отоларинголога коротко рассмеялись.

Люси всегда завидовала тем, кто свободно себя чувствовал на клинико-анатомических конференциях. Сама она была на это не способна, особенно когда обсуждались ее случаи. Это было настоящее испытание: описывать постановку диагноза и лечение умершего больного, выслушивать мнения коллег по этому поводу, а потом заключение патологоанатома. Джо Пирсон в таких случаях не щадил никого.

Бывали добросовестные ошибки, без которых никогда не обходится в медицине, пусть даже эти ошибки стоили пациенту жизни. Ни один врач не может избежать таких ошибок в своей врачебной практике. Очень важно было учиться на этих ошибках, чтобы не повторять их впредь. Именно для этого проводились клинико-анатомические конференции. Каждый, кто на них присутствовал, мог извлечь уроки из своих и чужих ошибок.

Иногда ошибки бывали непростительными, и это чувствовалось по возникавшей на конференции обстановке. Тогда воцарялось неловкое молчание. Коллеги отводили взгляды, отворачивались. Редко кто выступал в таких случаях с открытой критикой. Во-первых, в этом не было необходимости, а во-вторых, все понимали, что никто не застрахован от таких неприятностей.

Люси вспомнила случай, происшедший с одним хорошим хирургом в другой клинике, где она раньше работала. Во время операции этот хирург заподозрил рак кишечника. Произведя ревизию пораженного отдела, он пришел к выводу, что опухоль неоперабельная, и, вместо того чтобы ее удалить, сделал обходной анастомоз. Три дня спустя больной умер, и его труп был направлен на вскрытие. Оно показало, что у больного не было рака, а имелось нагноение на месте аппендикса. Хирург не распознал истинного заболевания и тем самым обрек человека на смерть. Люси вспомнила ужас, который охватил присутствующих, когда они выслушали заключение патологоанатома.

Естественно, подобные случаи никогда не предавались огласке. В такие моменты медицина смыкает ряды. Но в хороших лечебных учреждениях дело на этом не заканчивается. В клинике Трех Графств О’Доннелл лично беседовал с виновником, и если ошибка была неоправданной, то за ним некоторое время пристально следили, тщательно проверяя правильность диагностики и назначаемого лечения. Сама Люси с этим еще ни разу не сталкивалась, но от других слышала, что главный хирург был очень жесток во время таких бесед за закрытыми дверями.

Между тем Гил Бартлет продолжал:

— Об этом случае мне сообщил доктор Цимбалист.

Люси знала этого врача общей практики, который, правда, не состоял в штате клиники. Некоторых больных Цимбалист направлял и ей.

— Мне позвонили домой, — сказал Бартлет, — и доктор Цимбалист сообщил, что подозревает у своего больного прободную язву. Симптомы, которые он перечислил, подтверждали диагноз. Пациент в это время уже находился в машине «скорой помощи», которая везла его в клинику. Я немедленно сообщил об этом по телефону дежурному хирургу-резиденту. — Бартлет заглянул в свои записи. — Я осмотрел больного приблизительно через полчаса. Больной был в шоке, жаловался на сильные боли в верхней половине живота. Артериальное давление было семьдесят на сорок миллиметров ртутного столба. Кожные покровы были пепельно-серые и покрыты холодным потом. Для борьбы с шоком я назначил внутривенное введение жидкости, а для обезболивания — морфин. При пальпации живота была выявлена ригидность передней брюшной стенки и положительный симптом Блюмберга.

— Вы сделали больному рентген грудной клетки? — спросил доктор Руфус.

— Нет, состояние больного было настолько тяжелое, что я не стал назначать рентгенографию грудной клетки. Я был согласен с предварительным диагнозом и принял решение немедленно оперировать больного.

— И у вас не было никаких сомнений, доктор? — На этот раз вопрос задал Пирсон. Перед тем как его задать, патологоанатом заглянул в свои записи. Теперь он смотрел в глаза доктору Бартлету.

На мгновение Бартлет заколебался, и Люси подумала: здесь что-то не так. Скорее всего диагноз был неверным и Джо Пирсон ждет момента, когда сможет захлопнуть капкан. Потом она вспомнила, что Бартлет прекрасно знает результаты вскрытия, так как, вероятно, на нем присутствовал. Так делают многие хирурги, когда умирают их больные. Бартлет вежливо ответил Пирсону:

— В таких критических случаях всегда есть сомнения, доктор Пирсон. Но я решил, что все симптомы подтверждают прободную язву, и предпринял эксплоративную лапаротомию[1]. — Бартлет сделал паузу. — На операции выяснилось, что у больного нет прободной язвы. Рана была ушита, и больной переведен в отделение. Я вызвал на консультацию доктора Тойнби, но больной скончался до его прихода.

Бартлет закрыл блокнот и обвел взглядом присутствующих. Итак, диагноз действительно был неверным, и, несмотря на то что Бартлет сохранял внешнее спокойствие, Люси понимала, что сейчас творится в его душе. Можно было спорить, оправдывали ли имеющиеся симптомы проведение экстренной операции.