Сделка - Айон91
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Гав-гав-гав! — троекратно огласил громогласным гавом услышанный приказ цербер, при этом широко раскрывая пасть, уходя на поиски крестного через стену кабинета Чар. Неторопливо, стуча когтями по паркету, капая себе под ноги энергетической слюной и размахивая длинным, тонким хвостом.
Проводив посланника и задумавшись на тему, а не завести ли мне такого же, но настоящего, вернулся за стол к Драко, который смотрел ошарашенным взглядом, как и все ученики. Профессор поблагодарил за демонстрацию высших Чар, при этом он все еще с опаской на меня поглядывает, вздрагивая от каждого моего движения. Думал, суть появилась, а я не заметил, или истинная магическая аура шелохнулась и проявилась, но нет. Все надежно, до лучших для меня времен спрятано. Тогда спросил:
— Что не так?
— Цербер! У вас цербер, мистер Поттер! — и я снова стал причиной шёпотов и пересудов, как на втором курсе, когда выяснилось, что я владею парселтангом. Шепотом спросив Драко, что такого в том, что моим Патронус является цербер, получил ответ:
— Цербер в Патронусах — это старинная легенда, переписанная в сказку, как и о Дарах Смерти. Говорят, у кого такой Патронус, тот имеет привилегии от самой Хель. Таких волшебников называют Посланниками Смерти или Палачами, если проще. И ходить тебе теперь кошмаром Хога до окончания восьмого курса, — хлопает по моему плечу Драко, сверкая улыбкой, клыки которого вижу лишь я и сидящие рядом Панс, Тео и Блейз. Усмехнувшись и откинувшись на спинку стула, ответил:
— Если так и будет, то приму титул Палача с превеликим удовольствием. К тому же, один казненный уже имеется, — говорил я о лорде, записывая то, что рассказывал профессор, отойдя от шока увиденного Патронуса, говорящего обо мне, как о перспективном Палаче Смерти.
Следующий урок прошел без моего в нем участия, так как на перерыве рядом со мной материализовался домовик, и, дергая за рукав, дрожа всем телом и душой, боясь даже имя произнести, запинаясь говорил:
— Г-г-г-господ-д-д-дин, вас ждд-д-дет дирр-р-ректр-р-р, — я думал, что меня вызывает МакГонагалл, но нет.
Меня к портрету в коридор Гриффиндора приглашает Дамблдор на аудиенцию с благодарностями и очередными наставлениями, которые, судя по всему, будут из-за того, что я отвернулся от факультета и Рона с Гермионой, бывшими мне в прошлом друзьями. То, что они на меня нажаловались, рассказав о том, что я их бросил и ушел к слизеринцам, не сомневался.
Как и не возражал против визита вежливости к портрету Дамблора для очередного пустого разговора, с минимум информации и кучей поручений. Для того, чтобы проверить портрет и отпечаток души директора на наличие использования черной магии крестражей, нужно время. А оно как раз будет, ведь Альбус говорить мало и коротко не умеет.
— Веди! — сказал домовику, передавая через Луну послание для профессора и Драко. Сам же шел в коридор Гриффиндора на приватный разговор.
8 глава «Разговор и аврор»
Демон
На разговор с портретом директора меня пригласили в коридор Гриффиндора. Домовик, пока мы шли к рамке с нарисованным Дамблдором, дрожал, вздрагивая и трясясь от каждого моего движения, а я лишь улыбался и шел за ним к тому, кого считал наставником и учителем. Так ли это было на самом деле? Или же я был всего лишь пешкой в игре с Томом? Свиньей на убой? Узнаю, когда придет время трапезы, ведь перед смертью, окончательной и бесповоротной, каются все, даже Великие и Могучие.
Но сначала мне нужно убедиться в подозрениях леди Елены о том, что картина с изображением директора — это крестраж. А так же быть уверенным в том, что он один, если картина все-таки хранилище куска души. Сделать это несложно, особенно со способностью в распознавании душ и отпечатков.
— Г-г-г-господ-д-д-дин, пр-р-р-рошу, — показал мне домовик на коридор и висящую на стене рамку. Небольшая, всего 420х590 сантиметров. Скромно, что странно, так как директор привык жить на широкую ногу, со вкусом и шиком. Одни его мантии, расшитые золотыми и серебряными нитями чего стоят. А тут картина всего ничего. Как бы сказали смертные — странно и подозрительно.
— Директор, приветствую! — подошел я к рамке. На меня смотрел все тот же добродушный и открыто-улыбающийся старик, в глазах которого плескалась вековая усталость. Да только усталость, как и радушие, пропитано фальшью, бьющей мне по рецепторам своим смрадным амбре, словно на меня разом открылись три пасти Пушка.
— Гарри, мальчик мой! Как я рад тебя видеть! — приветливо улыбался мне этот старикашка. Улыбнулся ему в ответ, одновременно приоткрывая печать, выпуская флер сущности.
Касаясь энергетической составляющей картины, ощущаю эманации души, исходящие от портрета, не подходящие под критерии отпечатков, сохраненных для разумных картин. У нарисованного Альбуса отсутствует тусклый и померкший узор магических способностей. Он по-прежнему четок и насыщен красками и энергией, как и при жизни. А это значит, что леди Елена была верна в своих предположениях. Картина — это крестраж, который нужно уничтожить, точнее съесть. Мне.
— Вы звали меня, директор? Что-то случилось? — играю роль недоумения, возникшего из-за просьбы о встрече в учебное время.
— Да, мальчик мой! — от этого словосочетания меня чуть не вывернуло наизнанку. Ощущения после этих слов сродни Похоти Джинни, пропитавшей ее насквозь. Приторно. — У меня к тебе, Гарри, серьезный разговор, — начал вещать с серьезным лицом и миной этот индивид, — дело в том, что у Тома мог остаться еще один крестраж, нами не учтенный.
— Тома больше нет, директор. Все крестражи мы с Роном и Гермионой уничтожили. Чашу, Диадему, Медальон, кольцо уничтожили вы, тетрадь я на втором курсе, Невилл снес мечом Гриффиндора голову Нагайне, а лорд уничтожил последний осколок, находящийся во мне, своими же руками, — на мои слова Альбус лишь улыбнулся, сказав:
— Все так, мальчик мой! Но Темный лорд коварен и хитер. Он мог придумать путь отступления. Возможно, тот с кем ты сражался был големом, или же после смерти оставшийся дух не ушел за грань к Хель, а за что-то зацепился, — добавляя, — или за кого-то.
Я понимал к чему весь этот разговор. Под предлогом поиска осколка Реддловской души он хочет поручить мне очередную миссию, но в этот раз с моим окончательным концом. Что же, раз желание директора окончательно меня убить так велико, подыграем.
— Что мне нужно
