Рассказы - Клим Каминский

Какая странная, божественная... механика! Огонь сменяется водой, еще мощнее, еще неудержимей пожара, как река и как прилив, то есть, не сравнил бы я это ни с ударом молнии, ни с финским ножом, это тучи, копившие влагу, полневшие, тяжелевшие, наливаясь, пока не набралась какая-то критическая масса - и прорвало.

- Скажи, почему мы всегда как-то стыдимся, стесняемся говорить друг другу о любви?.. - Я люблю тебя...

И все мысли только об одном, и сердце уже не стучалось, а вздыхало влажно и нежно, и руки дрожали, и дыхание тяжело. И счастье! Жизнь приобрела смысл, цвет, необходимость. Да не только жизнь - у всего мира появились смысл и цель. И смысл этот, и цель эта - все внимание мира сосредоточилось на искрящихся ее глазах, удивленно, восторженно и добро раскрытых навстречу ему.

Иногда я испытывал сильнейшее желание взять ее за плечи, встряхнуть хорошенько: "Ну, приказывай!.. Ты же можешь, ты, и только ты имеешь на это полнейшее право, только тебе одной дозволено! Помыкай же мной, вей из меня веревки!" Но иногда понимал, что она и сама все знает (без дураков), только для чего ей все такое?..

Жить надо не "зачем", а "для кого". Changin' my life with a wave of her hand.

Я уже не различал, где я и где она... не то чтобы мы стали одним целым (или что там еще), напротив, мы были разными, как... мужчина и женшина, белое и черное, верней, как фиолетовое и алое (причем алым всегда была она), но граница оказалась размытой, то есть, как если указательными пальцами слегка растянуть углы глаз, если вы понимаете, о чем я...

Так или примерно так утекли два года, когда мне пришлось уехать, надолго уехать, далеко (в армию, во флот, неважно), на два года... двадцать четыре месяца, семьсот дней, сколько же минут и секунд! Господи, помилуй!

- Я вернусь, жди...

- И отчитаешься мне за каждое мгновение, прожитое без меня!

Чтобы выжить, во имя ее, мне приходилось защищаться, то есть относиться ко всему, что происходило со мной, как к чему-то давно решенному и естественному, даже уже произошедшему. А замысел - долгая, почти бесконечная разлука - замысел этот оказался воистину чудовищен... тут и появилась чертова эта пословица.

"С глаз долой - из сердца вон?" - бесконечно повторял я с боязнью, стоя в душе, замерев и закрыв лицо ладонями. Меня нисколько не волновало "быть или не быть", это так... неважно, то есть, вот другое: "любит - не любит"? К сердцу прижмет? К черту пошлет?

Как я не верил, не желал верить!.. Может, все оттого, что я как-то не так (неправильно) обнял ее при встрече? Мне, может, показалось, но ее глаза ведь и вправду сияли звездочками когда я вошел!.. я пел, радовался (глядя на нее), отблески ее глаз, искорки...

- Странно... (после моего возвращения она очень часто стала повторять это слово: "странно") Почему ты не говоришь ни о чем?..

- Стихи, положим, вздор... - невидимо улыбнулся я (темно) и потянулся к ней. Она отстранилась, тут-то я вспомнил поговорку:

- Ты меня любишь?

- ...

Я тихо напевал, бормотал, криво улыбаясь, не зная, как это... белый, как белое знамя, скрипя зубами, как в аду - банально, пошло, смехотворно: ждала - не дождалася... "Ха-ха!" - вот как мне смешно, - "хахаха!!" Золотинка моя, солнечный зайчик, что же это такое... случилось?

Ничто на свете, само провидение было не в силах разлучить нас - она сделала это своими руками.

С тех пор, как она наговорила мне... все... словно в полусне, по инерции, оживая только в те минуты, когда мы еще бывали вместе (чего она стала избегать - ?). Апатия и безразличие, паутина, кисель, гибель, да, наверное, гибель, наверняка... Все смешно, ненужно - на что это, если она умерла? И почему мне отказано даже в том малом, чего я хотел от жизни... когда-то, когда еще хотел... За что, ведь даже вошь, говорят, и та имеет право любить, и той не запрещено законами, а я как же?!

- О чем думает трамвай?..

- Он мечтает стать паровозом...

Снова и снова, слишком много, думал о ней: что же, ну что в ней такого, есть и красивей в десять раз, но разве одна только красота? она нужна мне и что еще!

Я даже скрутил себя, мол, и ладно, сами-с-усами, надо только... чтоб все по-новому, совсем по-новому... научиться жить одному... но, оглянувшись, понял, что эта другая жизнь была бы не без нее, а скорее вопреки, назло ей; а без нее нету у меня никакой жизни. Ведь я всего только шмель, вьющийся вокруг ее бедра.

- За что ты продала бы свою бессмертную душу? Есть что-то такое на свете? - Наверное... не такое, а такой. За кого-то...

Немало от привычки - я привык к тому, что она не танцует; что мурлычет, если покусывать мочки ее ушей; привык к тому, что на шее у нее родинка, совсем небольшая, когда она смущается, то (легонько) трогает ее рукой - эти привычки менять сложно, страшно, не хочется нисколько! Я знаю ее - как никто на всем белом свете! я помню (ее), помню родинку на шее, помню, крохотный волосок на ее левой груди, у самого соска... я знаю, она просто отвыкла от меня (от того, что я рядом), забыла, что она любит меня, знаю, дело лишь за временем, она все вспомнит! Но сам себе не верю.

Оказалось, что я думаю о "нас с ней", рассчитываю на "нас с ней", примеряюсь к "нам с ней", теперь же надо было возвращаться к первому лицу, единственному числу, к самому рождению на свет, вс? сначала - но все эти "я", "мне", "мое" просто невозможны!

Что-то и от обиды. Помню, мы с нею вдвоем (одни) ездили "на юга", и уже к концу второй недели она мне поднадоела, то есть я (даже) стал поглядывать по сторонам - то есть, хочу сказать, что, пожалуй, и не любил так сильно до того. Обидно что? Что она это сделала первой, не я... но здесь-то как раз все понятно - я будто вышел на время в соседнюю комнату, оставив ее (одну) среди других людей и, сам того не сознавая, ожидал по возвращении застать (ее) в том же положении, в каком покидал - для меня в "комнате" времени никакого будто не прошло, для нее же произошло много... всего... ее украли у меня!.. чем завлекли, как запутали, оплели - бес их знает! - Мне кажется, что все любовные истории написаны про нас...

- Милый, все они плохо кончились!

И пусть! Лучше кончить плохо, чем так... так глупо! Еще крутящая, несильная надоедливая боль где-то под ребрами.

Но это ладно. А те слова, что она до того мне говорила, писала? То есть что - не имеет больше силы? обнуляется? ан-ну-ли-руется?

И это ладно, все только лишь блажь и настроение... ощущение полной нелепости этих (тех) ее слов: может, это шутка? Что-о? Шутка!? шутка??. Как невероятно!

Иногда, то есть, ударил бы.

И вправду, как она посмела!? Предательство!? Даже - убийство. Мне стоило бы прогнать ее. Да, плетью, прочь с глаз, долой, вон из моей жизни! Из моего сердца, из памяти: "Вон Бог, вон порог!" Но где же найти силы? Ведь это означало бы потерю всякой надежды... Как у той, другой... - одна из девушек... тех девушек, что были до нее, до сих пор звонит мне и даже дает, если вдруг приду. После того случая я пришел один раз - и не смог.

Я бы ей сам давал, если б она захотела. Если б это было возможно, если б помогло хоть чуть.

- Как ты зовешь своего любовника?

- Эй, любовничек!

Я залетел от нее - вот как! вот: залетел!

И единственное оставшееся мне желание - стать ее мужем. То есть, она мне - женой. Этим я не доставлю никому никакого зла, а одно лишь добро. Ведь она не найдет лучшего себе мужа никогда.

Стоит мне представить, что ее целует другой... Шею и живот, руки, бедра... Какой-нибудь Славик (Боже! Божебожебожебожебоже!), пот, дрожание... нет, нет, невозможно...

То есть, я должен был сделать то, что сделал. Должен спасти и себя, и ее (от Славика). Решение явилось скоро.

Произошедшее с нами - разве справедливо? Если не исправить этого, то значит, что справедливости и нету в мире, то есть к чему тогда весь мир, к чему, если все в нем неправильно!? "Все хорошо, все как должно," - такая есть (была) у нее присказка, но тут-то... нехорошо, неправильно, не как должно, несправедливо, и в моих силах (даже и в обязанности) исправить это "любовь выше бытия, любовь венец бытия, и как же возможно, чтобы бытие было ей неподклонно?"

Уже много после того, то есть, я пришел к ней, с бутылкой шампанского (да-да, именно опоить и надо было), цветами, еще какой-то мелочишкой дрянной, и, посидев (Она говорила, мол, "хорошему человеку всегда рада"! чертовщина какая-то, какие еще "хорошие люди", это же я, который кормил ее с руки, как же "мы в ответе за тех, кого мы приручили", как все остальное, это же я! я!), напоив уже, после всего такого я уговорил ее... то есть понятно. Но тут была одна... тонкость - предохраняться я никак не стал, а она-то уж расслабилась... Ну, дальше - яснее ясного, оставалось только ждать.

Она моя!

Брак по залету - э-э-эх, как оно! Как, впрочем, все, наверное, браки.

- Горько! Горь-ко!

- Гоорь-кааааа!

Вот и доехал до места, тут от остановки два шага, бегом на пятый этаж (Всегда мне это нравилось: "Моя любовь на пятом этаже, почти где луна!"), знакомый косяк с выцарапанной надписью... Дверь распахнулась сразу, будто она стояла, держа руку на замке.

- Ну, привет. Это я.