Арби - Умар Гайсултанов

Они спрятались за углом и стали наблюдать. Они видели, как вышли отец и мать Витьки. Витька плакал, отец, побагровев, ругал его, мать часто прикладывала платок к глазам. Но вот мать, прижимая к груди руки, начала просить о чём-то отца. Пристав ответил ей кратко и грубо. Наконец Витьку усадили вновь на фаэтон и отправили домой. Мать издали торопливо крестила его, прижимая к губам платок.

Фаэтон свернул на широкую улицу. Ванюшка и Арби прицепились сзади, но на повороте соскочили. Ванюшка помахал Витьке рукой.

Арби был угрюм и молчалив. Он вдруг представил себя на месте перепуганного Витьки, и на душе у него стало нехорошо. Разве можно обращаться к богу с такой мстительной, злой молитвой? Ведь его просят о помощи, о справедливости. Не зная, как выразить свой упрёк, он сказал Ванюшке:

— Взял бы ты у него деньги…

— А зачем? Деньги трудно в руках удержать. Может, и возьму, если понадобятся. Стой, кажется, пришли.

Они остановились у небольшого, крытого железом домика; на гребне крыши горделиво высился вырезанный из железа петух.

— Тут зубной доктор живёт, — объяснил Ванюшка. — Чеченец. Я у него уже был один раз.

Он постучал в парадную дверь. На пороге появился худощавый седоволосый человек.

— Что вам угодно?

— Как поступают, если разболится зуб? — звонко отчеканил Ванюшка.

— Если дупло большое, лучше всего удалить, — в тон Ванюшке ответил хозяин, едва заметно улыбнулся и легонько подтолкнул мальчишек к сеням. Там он стал очень серьёзен и тихо спросил: — Вас прислали?

— Узелки велели взять.

— Хорошо. — Хозяин ушёл в комнаты и вернулся с двумя узелками. — Донесёте? Тяжёлые.

— Донесём, — решительно ответил Ванюшка и уже готов был уйти.

— Погодите, — остановил их хозяин. Он вышел со двора, поглядел во все стороны и лишь тогда разрешил — Ступайте. Будьте осторожнее.

— Есть! — откликнулся Ванюшка.

Кровники спускаются с гор

Нет, всё же на Ванюшку трудно было долго сердиться. Может, он нарочно пугал Витьку, когда грозил вознести богу свою страшную молитву? И потом, сказать по правде, Арби давно уже стал сомневаться в том, что до неба доходят даже самые праведные молитвы. Он попробовал рассказать про Ванюшкин поступок Беке, но тот искренне расхохотался:

— И этот дурачок поверил? Ну и ну! Да ведь Ванюшка просто посмеялся над ним.

Арби уже и сам так думал. Ведь, кроме Витьки и его матери, в поезде ехали десятки людей; так что же, значит, Ванюшка желал им зла? И своему другу — машинисту дяде Коле? Нет, конечно, это была шутка. И Арби снова проникся к Ванюшке полнейшим доверием.

Один раз во время прогулки по городу Ванюшка схватил Арби за руку:

— Смотри, настоящие горцы. Ну и шапки! Ох, здоровы!

Арби посмотрел в ту сторону, куда показывал Ванюшка, и сразу съёжился, спрятался за спину приятеля. Он узнал Супани, Маммида и его двоюродного брата Папаша.

Ванюшка засмеялся:

— Ты чего это? Будто того полицейского увидел.

— Они хуже полицейского, — шепнул Арби.

Тут до них донёсся ласковый голос Супани:

— Эй, ребятки, где тут воду найти?

— Мы не здешние, — через плечо кинул Ванюшка, загородил собой Арби и спокойно направился прочь.

Так мальчики прошли почти два квартала. Арби был не на шутку напуган. Ведь если бы его узнали, могли найти Беку. Непременно выследили бы.

— Эх, жаль, я по-вашему не понимаю.

— Зачем тебе?

— Вернулся бы, подслушал, про что говорят.

— Постой-ка, — остановился Арби. — Я и сам хочу знать, зачем они сюда приехали. Наверно, они надолго расположились, лошадей кормят. Что, если через забор подслушать?

— Вот здорово! — оживился Ванюшка. — Там как раз живёт Сашка. Кто спросит — скажем, к нему пришли.

Они перелезли через дощатый забор и вдоль него пошли обратно. Остановились, когда с улицы явственно донеслись голоса приезжих.

— Город велик, надо возвращаться, — устало говорил Папаш.

— Разве только случайно наткнёмся, — поддержал Маммид. И у него голос был усталый — видно, спор шёл уже давно.

— Я уверен, и мальчишка с ним. Не зря он всё его навещал. — В голосе Супани звучала нескрываемая злоба. — Ух, попадись они мне!..

— Безжалостный ты. — Это снова Маммид. — Над сиротой издеваешься.

— А ты слишком добрый. У меня за убитого Ахму душа болит — нет ему покоя, пока ходит по земле убийца. Ты, видно, Беку тоже готов пожалеть.

— Не умышленно же он это сделал.

— Вот-вот. Позор на всю твою семью, если люди тебя услышат.

— Меня только это и сдерживает, попрёков не хочется…

— А по-моему, — резко перебил Папаш, — всё это ерунда. Как совесть подсказывает, так и нужно поступить. Я много передумал за это время. Порядочный человек не упрекнёт, а если какая собака лает попусту…

— Ты что это говоришь? — взъярился Супани. — Зачем ты тогда ехал с нами?

Папаш не спеша ответил:

— Хотел защитить Беку, если бы вы на него наткнулись.

Сквозь узенькую щель в заборе Арби увидел, что Супани едва не подпрыгнул от бешенства, смешно растопырил пухлые руки.

— Ты что? Клянусь кораном, я на всю Чечню опозорю вас, трусы!

Тут не выдержал Маммид:

— Если дойдёт до этого, неизвестно, кто из нас заслужил больший позор. Не думай, мы про тебя тоже кое-что знаем. Да и не только про тебя…

Супани хотел ответить и не мог — его душил гнев. Он сплюнул в сторону и отвернулся. Папаш весело подмигнул Маммиду. Супани постоял недолго, о чём-то раздумывая, потом подошёл к своему коню, подпрыгнул несколько раз и наконец, кряхтя, взобрался в седло.

— И дурак же я! — крикнул он. — Верно говорят: не связывайся с нищими, у которых и дырявого пятака-то нет в кармане.

На молодом смуглом лице Папаша отразилось неподдельное изумление.

— Вот ты как заговорил! А мне-то казалось, что ты выше всего ценишь храбрость. Ну, я не позавидую твоему богатству, каждый твой рубль проклят народом, слезами сирот полит…

Супани хлестнул коня плетью и помчался прочь.

— Будь ты ещё раз проклят! — крикнул вслед ему Папаш. — Это твоё змеиное жало виновато, что никому нет покоя.

— Да, — сказал Маммид, — сколько мы сил потратили — устраивали Беке засады. Позора боялись… Болтовни этой змеи. Верили ему как слепые. И ведь знали, каков он сам! Давно следовало простить Беку, но и теперь не поздно.

— Весь аул спасибо скажет, — радостно подхватил Папаш.

Сияющий Арби отстранился от забора и посмотрел на Ванюшку. Это было очень вовремя. Сзади к ним давно уже подкрадывалась старуха с длинным прутом в руках.

— Нам бы Сашу, — поспешно сказал Ванюшка.

— Вижу я, какого вам Сашу. — Она подняла прут и, смешно раскачиваясь, погналась за мальчишками. — Порядочные люди через ворота приходят. Огурчики вам нужны с огорода, а не Саша.

Арби и Ванюшка перелезли через забор, выскочили на улицу.

Примчавшись домой, Арби обо всём рассказал Беке. Тот вначале даже не поверил такому счастью. Снова и снова просил повторить каждое слово Маммида, каждое слово Папаша, смеялся от души над бессильной злобой Супани. Он схватил Арби на руки и закружился с ним по комнате.

— Я всегда знал, ещё твой отец говорил, что Маммид — настоящий мужчина.

— Теперь, если я его встречу, я сам попрошу тебя простить, — сказал Арби.

Отворилась дверь, вошёл дядя Фёдор. Арби и ему рассказал обо всём подробно. Дядя Фёдор внимательно слушал.

— Иначе и быть не могло, — хлопнул он Беку по плечу. — Горцы — люди благородные, любят справедливость. Ничего, недалеко то время — плохо придётся этим разным Супани. А ты что будешь делать, Бека: уйдёшь в горы или останешься с нами?

Бека хорошо понял, что под словами «с нами» дядя Фёдор подразумевает рабочих, всех тех, с кем молодой горец связал себя в последнее время не только общей работой, но и общими заботами в большом и малом.

— Я тебя не уговариваю, пойми, — негромко продолжал дядя Фёдор. — Но главный удар по богачам мы должны нанести здесь. А в помощь подымем аулы. Ну как?

— Уехать в аул я всегда успею, — раздельно ответил Бека. — Сердце не позволит мне оставить друзей, пока я тут нужен. Моё место — рядом с вами. В ауле никто по мне не скучает. Верно, Арби?

Арби грустно улыбнулся — в памяти промелькнули лица Бексолты, Санет, Хамида.

— Не горюй. Придёт время, на крыльях полетим в наши горы…

Дядя Фёдор крепко, по-товарищески пожал Беке руку.

Во дворе Арби тихо спросил у Ванюшки, почему это дядя Фёдор сегодня без костылей.

— Говорит, мешают они ему. Большие дела, говорит, начинаются. А у самого ещё рана не зажила. Вот это человек, да?

Тревожная ночь

Ванюшка подошёл, присел на лавочку возле Арби и пригорюнился. Куда девались его лихие словечки, удалое хвастовство! Сидит, губы кусает и молчит. Видно, всерьёз чем-то огорчён.