Будь со мной нежным - Кира Фарди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«У меня крыша едет, прав Алекс, — решаю я. — Надо записаться к психологу».
Ничего привлекательного сейчас в приятеле нет. Обычный мужик с похмелья: мятый, потный пахнущий перегаром.
Прислушиваюсь к себе и ничего не чувствую, накрываю Алекса пледом, еще замерзнет.
Лезу под контрастный душ, мозги немного светлеют. Выхожу из ванной, заглядываю в комнату: Алекс дрыхнет, как ни в чем не бывало, а из спальни доносятся вздохи Алисы.
«Ну, и шут с вами! Спите!» — думаю я, оставляю записку на столе и еду на работу на час раньше.
Дома не могу оставаться, тошнит. Мимо зеркала проходить страшно. Если бросаю мгновенный взгляд, вижу в нем лицо Седых, а начинаю присматриваться, себя ощупывать — все на месте.
Чертовщина какая-то.
Очень надеюсь, что производственная круговерть отвлечет от странных мыслей, которые лезут в голову в последние дни. В торговом центре «Грандэ», где я работаю директором, сегодня важное совещание. Отец, как модельер, разработал линейку мужского нижнего белья, а я должен предложить схему маркетингового продвижения товара в массы.
Когда я первый раз увидел модели в рисунках, засомневался, что это можно продать.
— Пап, слишком экстравагантно.
— Например, что? — тут же напрягается батя.
Он вообще ревниво относится к критике на свое творчество, не принимает ее даже от родных.
— Ну, это кружево на причинном месте. Да, какой мужик наденет такие боксеры?
— Я ношу, и тебе советую, — ершится отец. — хорошее проветривание, нигде не жмет и не давит.
— Ты полагаешь, любой работяга в кружевах ходить будет?
— Не любой, но тот, кто следит за модой, наденет.
Спор заходит в тупик. Отказать отцу не могу, но и выставить товар с кружевами, стразами и перьями на ветрину тоже не хочу. В конце концов, у нас не магазин эротики.
Рекламный отдел трудится в поте лица, раз за разом устраивает для меня презентации, Алекс, как модель центра, засыпает от усталости на фотосессиях, а мне все не нравится то, что получается. Да и постеры с просвечивающей сквозь редкое кружево кожей вешать на колонны и стены не стану. Приходится искать золотую середину, а она прячется.
Менеджеры отделов потихоньку собираются в зале совещаний, я же не нахожу себе места: то в окно посмотрю на свое отражение, то к зеркалу сбегаю.
— Макар Павлович, вас что-то тревожит? — спрашивает менеджер рекламного отдела. — Не волнуйтесь, команда придумала отличный вариант!
— Хорошо, начинаем, — сажусь в кресло и поворачиваюсь к сотрудникам.
— Обратите внимание на отдел нижнего белья, — начинает менеджер и включает презентацию. — Мы предлагаем постеры с Алексом в разных позах повесить на этой стене, — указка скользит по экрану.
— Хотите, чтобы торговый центр оштрафовали за распространение порнографии? — брезгливо морщусь я.
— А если кружевные боксеры наденем поверх обычного белого белья, — предлагает фотограф. — Так мы уберем эротический подтекст, так сказать, и удовлетворим запрос заказчика.
— Да-да, — оживляется и рекламный менеджер. Бедняга даже вспотел от усилия. — В витрине расположим обычные семейные наборы, они привлекут внимание каждого посетителя центра, в новинки спрячем в глубине салона…
Вариант разумный и достойный, я перестаю вникать в детали. Голос менеджера звучит все глуше и глуше, а картинки теряют четкость. В голове кружатся в танце совсем другие мысли. Сейчас, посмотрев на постеры с Алексом, я вдруг соображаю, что приятель вел себя очень странно. Он устроил настоящую истерику, хотя раньше бы обернул все в шутку.
Хлопаю ладонью по столу, менеджер замолкает.
— Все это, конечно, хорошо. Семейки на витрину, дорогие пижамы в глубину отдела. Думаете кассу на трусах можно сделать?
— Но, — менеджер мнется и смотрит на остальных. — В прошлый раз было наоборот, и вы отвергли ту концепцию.
— Отверг?
— Да. Посоветовали еще подумать.
— И вы подумали?
— Ну, да.
— Покажите мне все.
На стол тут же ложатся альбомные папки со слайдами. Секретарша, хорошо зная меня, заранее их подготовила. Я раскрываю все огромные альбомы одновременно, в нынешнем моральном и нервном раздрае, хоть убей, не вижу разницы.
— Берем эту разработку, — тычу пальцем в первую попавшуюся фотографию. — А сейчас поговорим о женском нижнем белье.
— О чем?
Сотрудники в шоке, я никогда не лезу в женский сегмент. Я и сам в шоке. Как эти слова вырвались у меня, не понимаю, а главное, почему? А непослушный рот продолжает:
— Вы знаете, что бюстгальтеры из итальянского кружева — товар дорогой, как крыло самолета, но некачественный?
— П-почему? — спрашивает ошарашенный менеджер.
Он сразу тянется к ноутбуку, наверняка полез проверять отзывы. Я обвожу взглядом собравшихся. Сотрудники украдкой переглядываются.
— Жесткое кружево натирает клиенткам подмышки и нежную кожу под грудью.
Говорю и замираю от ужаса: откуда я это знаю? Вскакиваю и бросаюсь к зеркалу, делаю вид, что поправляю галстук, а сам вглядываюсь в свое отражение. Вроде бы все на месте, мой собственный рот произнес эти слова, но почему? А в голове сидит лейтенант Седых, не могу выкинуть ее из мыслей.
— Н-нам пустить товар на распродажу? — спрашивает менеджер.
— Да, — согласно киваю и тут брякаю: — И мне парочку оставьте.
Круглые глаза сотрудников ясно дают понять, что их хозяева думают о своем боссе. Я и сам готов провалиться сквозь землю. Выскакиваю из кабинета и несусь к машине.
Пора от этой Седых избавиться!
Глава 9. Непорядки в небесной канцелярии
Ох, трудная это работа — лечить людские души. Я так старался в облике певца вызвать отвращение у подопечного, что сам впечатлился результатом. Абсолютно отрицательным. Конечно, я действую методом проб и ошибок. Мой прием оказался провальным: Макар, вернувшись в свое тело, первым делом решил разобраться с девушкой-полицейской, потому что именно с ней связывал свое состояние.
— Эй, ты куда? — хотелось крикнуть мне и удержать его, но он уже выскочил из квартиры.
Вдруг слышу топот босых ног. Алиса, прикрыв глаза ладонью, заходит в комнату. На ней надеты крохотные трусики и коротенькая майка на тонких бретелях. Она плотно обтягивает упругие шарики материнского плато, украшенного в центре темными горошинами. Они просвечивают сквозь тонкую ткань, а я сглатываю слюну. Отчего-то до боли