Псевдоним(б). В поисках Шекспира - Даниэль де Труа

Джон Шакспер оставил ее при детях из жадности: когда в 1571 году у него в доме появился четвертый ребенок, стало ясно – его жена Мэри сама не справится со всеми делами.

К тому же в эти годы у Джона начались трудности с деньгами, и нанять няню было просто не на что. А Патрисии никакой платы за работу не требовалось, она и так была рада крыше над головой да ежедневному столу в доме Шакспера. Уильяму исполнилось семь лет, и за ним уже никакого особого ухода не требовалось, но пятилетний Гилберт и двухлетняя Джоан, не говоря уже о только что родившейся Анне, нуждались в присмотре.

Получается, что Патрисии тогда было лет двадцать. Она зашла на кухню дома Шаксперов, как заходила во все дома, если ее не прогоняли с порога.

У Джона Шакспера еще стоял в ушах крик новорожденной, и он ходил по дому злой: опять девочка, значит, не помощница в деле, а приданое за ней придется давать. Правда, первые две дочери Шаксперов прожили совсем недолго: Джоана умерла почти сразу после рождения, а Маргарита не прожила и двух лет. Но вот Джоане Второй исполнилось уже два года, и она была полной крепкой девочкой. И вот еще одна! Шакспер уже подсчитывал в уме, во что ему обойдется новый ребенок, как вдруг к нему неожиданно пришла кухарка с сообщением о голодной бродяжке.

– Этого еще не хватало! Немедленно гоните ее в шею! – Но пока кухарка, извиняясь и приседая, разворачивалась, чтобы потихоньку уйти, Джон передумал. Вернее, не передумал, а решил не торопиться. – Ладно, пусть подождет пока. Я подойду.

Вечером Шакспер заглянул на кухню посмотреть на приблудшую. Какие-то лохмотья прикрывали высокую грудь, черные вьющиеся волосы давно не чесаны.

– Я подумаю, что с ней делать. Пока посадите ее в лохань, пусть отмоется.

Шакспер еще раз взглянул на девушку, которая в свою очередь почти вызывающе посмотрела на него. У Джона что-то ёкнуло внутри. Он вышел, но, когда через некоторое время проходил мимо кухни и услышал плеск воды, не выдержал и снова вошел внутрь.

– Господин, вам нельзя сюда, – запричитала кухарка, – она раздета. Мужчинам нельзя.

– Я не мужчина, я хозяин, – резко оборвал ее Джон. – Моим детям нужна нянька, и я лично должен удостовериться в ее чистоплотности. И порядочности. Оставьте нас одних.

Кухарка, полная добродушная женщина средних лет, хорошо знавшая крутой нрав хозяина, опустила голову и молча удалилась из каморки, где происходило омовение. Девушка сидела в чане на корточках, обхватив себя руками.

– Как зовут?

– Патрисия. – Голос был низким и немного сиплым.

– Послушай, Патрисия. Если хочешь здесь жить, то должна слушаться меня во всем. Я доверю тебе детей, но мне необходимо сначала самому хорошенько узнать тебя.

Девушка затравленно оглянулась вокруг.

– Да не бойся ты. Можешь уйти, как только захочешь. Выбирай сама.

Патрисия молчала. Да и что она могла сказать? Из чего она могла выбирать: с одной стороны, голод и холод, с другой – относительная сытость и крыша над головой.

– Решай, – настаивал Шакспер. Ответа не последовало. – Хорошо, тогда встань, будем знакомиться.

Патрисии не хотелось выбираться из теплой воды в ледяной воздух каморки, но делать было нечего. Она нехотя поднялась и встала во весь рост. Струйки мыльной воды быстро стекали по ее плотному, несмотря на худобу, телу. Джон невольно залюбовался: девушка инстинктивно прикрылась руками и немного склонилась влево, в результате чего прямо перед его лицом оказался сосок левой груди. Шакспер прикоснулся к нему указательным пальцем. Девушка вздрогнула.

– Не бойся, Патрисия, так всегда бывает, когда знакомятся с девушками, – проговорил он уже чуть сдавленным голосом, слегка сжимая ореол девичьей груди указательным и средним пальцами. – Не бойся, больно не будет.

С этими словами он нагнулся и тронул кончиком языка выступающий между пальцев розовый сосок. Потом отпустил грудь девушки и выпрямился. Сосок на глазах твердел, и это добавило Джону энтузиазма. Теперь он двумя руками начал осторожно поглаживать оба соска. Неожиданно Патрисия слегка застонала. И тут он не выдержал.

Описание этой сцены не имело бы особого смысла, если бы не одно обстоятельство. Как раз в это время семилетний Уильям гулял в саду за домом, и его внимание привлекли странные звуки, доносившиеся из каморки рядом с кухней. Он с интересом приблизился к окошку и осторожно заглянул внутрь…

А Мэри Шакспер, едва пришедшая в себя после родов, на втором этаже грудью кормила новорожденную Анну. Судьбу девочки определили четыре только что упомянутых персонажа, причем роль Мэри была самой пассивной: она родила и вскормила – остальное сделали другие.

Как только Анна вышла из младенческого возраста, в котором в каждом ребенке больше видового, чем индивидуального, тут же выяснилось, что внешность у нее самая ангельская: светлые, слегка вьющиеся волосы, голубые, радостно взирающие на мир глазенки, пухленькие алые губки и тоненький, слегка вздернутый носик. Ну и ручки-ножки – все как положено по пропорциям. И голосок какой-то звонко-бархатный.

Лет с трех, когда у Мэри родился очередной ребенок, этот ангелочек полностью перешел на попечение прочно прижившейся в доме Шакспера Патрисии. А та была с Анной строга. Что поделаешь, обычно без строгости ребенка не воспитаешь. Вернее, воспитаешь, но совсем не таким, каким его хотели бы видеть родители. Но Анна была столь старательна, внимательна и покладиста в исполнении своих детских обязанностей, что серьезно наказывать ее не было никакой необходимости.

Других детей, исключая старшего Шакспера, Патрисия с удовольствием наказывала: иногда отходит мокрым полотенцем, иногда хворостиной пониже спины перетянет, а иногда и плетью где попало огреет. Один раз даже порола Гилберта, когда тому как раз исполнилось девять лет. Конечно, за какой-то проступок, но порка была скорее образцово-показательная. Она собрала всех детей, велела Гилберту раздеться догола и, стоя на коленях, вымаливать себе прощение. Уильям тогда сбежал с экзекуции и рассказал о ней отцу. Но Джон Шакспер только дал ему подзатыльник, сказав, что няня зря не накажет, и велел вернуться на место исполнения приговора.

Уилл вернулся и застал порку в самом разгаре: вытянутые руки Гилберта были привязаны к лавке, а ноги слегка разведены и связаны в лодыжках под ней. Патрисия хлестала его довольно толстым гибким прутом, но не поперек тела, как обычно, а вдоль. Няня стояла сзади, между ее широко разведенных ног была лавка, на лавке – мальчик. Подол платья был поднят и заткнут за пояс, чтобы не мешал работе. Гилберт ерзал на скамейке, стараясь, чтобы прут не ложился строго посередине разведенных ягодиц, где было особенно больно. Кричать он не мог из-за кляпа во рту и только мычал и выл. Девочки сочувственно смотрели на Гилберта, Уилл внимательно разглядывал Патрисию, которая так распалилась, что ноги ее дрожали, а соски сильно выступали сквозь ткань платья.

– Всё! Развяжите его, и все быстро вон отсюда! – вдруг закричала она.

Джоан и Анна вышли, Уильям развязал брата, вынул кляп изо рта и помог ему одеться. Потом вывел вздрагивающего ребенка из экзекуторской, куда уже заходил отец. «Сейчас он ей задаст», – подумал Уилл, сделав несколько шагов по коридору, и тут же раздались сдавленные крики Патрисии. Сердце Уильяма мстительно затрепетало.

Анне в то время было всего четыре года, и она с трудом вникала в суть происходящего. Вернее, как раз в суть-то она вникла, но смысла не понимала. Обычная вещь: маленькие дети хоть и не имеют понятий, но в чем-то гораздо мудрее старших. С того дня Анна перестала беззаботно смеяться. И еще более старательно выполняла все требования няни. Экзекуций больше не повторялось, но не потому, что отец наказал Патрисию, и не потому, что та подобрела. Ни то, ни другое. Просто обо всем узнала мать – и сказала, что если она когда-нибудь услышит о чем-то подобном, то тут же заберет детей и уедет к отцу. Отец Мэри тоже был совсем не сахар, и Джон попросту его побаивался. Так что в результате Шакспер-старший долго юлил перед женой, вроде бы как извинялся, хотя на словах до этого не дошло.

Декабрь 2010

То, что лишний раз заходить на сайт «Опус Деи» не стоит, дошло до Александра почти сразу. Зачем без особой нужды дразнить гусей? Если это действительно «Дело Божие», то нужно соблюдать аккуратность даже в мелочах. Вдруг они там фиксируют IP-адреса всех посетителей? И потом жди хакеров в своем компьютере. Да и найти его в Москве по IP-адресу проще пареной репы. Тем более для такой суперсекретной службы.

Для начала Александр решил порыться в Сети и поискать еще информацию про «Опус Деи». К своему удивлению, он сразу же наткнулся на адрес электронной почты австрийского историка, политолога и антифашиста Франца Шайфера. Франц рассматривал «Опус Деи» как тоталитарную секту и считал, что у них много общего с фашистами. Александр поразмыслил немного и написал ему письмо – и буквально через несколько минут получил ответ.