У кладезя бездны. Бой вечен - Александр Афанасьев

В Танжер мы прибыли сразу после завтрака, утром. Дирижабль плыл над танжерским заливом, приближаясь к причальной вышке на холме Монтань. Внизу – безумие белых парусов и солнечные зайчики линз – дирижабль для многих был по-прежнему в диковинку…

В двадцать первом веке живем, господа…

Не выходя из аэропорта, я набрал телефонный номер из общественной кабинки. Собственно говоря, только ради этого я сюда и прилетел – ради одного телефонного звонка и возможной встречи. Генерала Тимура не найти просто так: нужны союзники. Причем – союзники с той стороны баррикад, которые имеют возможности действовать не совсем легальными методами и которых не воспринимают как государственных служащих. Такие союзники у меня были… возможно, были. Возможно…

– Манхэттен-банк, добрый день…

Конечно же, это был секретарь. Глупая кукла, которая сидит в присутствии и всем говорит именно это – добрый день. Телефон я нашел в адресной книге, а название конторы – в документах Отдела специальной документации МИД. У нас здесь есть консульство.

– Добрый день, сударыня. Извольте пригласить месье Микеле Альвари к аппарату.

– Не уверена, что он на месте, месье, возможно, вам будет удобнее поговорить с менеджером, он…

– Ничуть не удобнее. Мне нужен именно месье Микеле Альвари.

– Я посмотрю… как вас представить?

– Никак. Напомните ему про случай в Нью Эйдж Арена. Нью-Йорк, год назад.

– Извольте немного подождать, месье.

Микеле этот случай должен был помнить. Тот случай, когда он схватился с тремя совершенно потерявшими страх неграми, а потом – с ними пришлось разбираться уже мне – должен был заметно повысить его самооценку и самоуважение. А для итальянцев – это очень важно, в отличие от русских, им очень важно, что о них думают другие люди.

Трубку взяли быстро.

– Слушаю вас… – это был Микеле.

– Это я, Микеле…

– Дон Алессандри…

– Не называй имен. Я в аэропорту, можешь заехать? Есть дело.

– Не вопрос, дон Алессандри. У вас все нормально?

– Да, все в порядке. До встречи.

Я повесил трубку первым.

Работая в Нью-Йорке в такой опасной и скользкой сфере деятельности, как оказание частных охранных услуг и торговля оружием, – нельзя не иметь дело с сицилийской мафией, которая пустила корни в этом городе еще в конце позапрошлого века. Сицилия – жестокое место, место, где смерти больше, чем земли, а умереть в постели от старости – невиданная роскошь. Долгие годы сицилийские крестьяне, спасаясь от кровной мести или просто желая лучшей жизни для себя и своих детей, на последние деньги покупали билет на пароход и в трюме, в каюте без окон, третьим классом отправлялись через океан. На той стороне океана – их никто не ждал, они встречали чужое, равнодушно или даже враждебно относящееся к ним общество, говорящее на другом языке: наверх надо было пробиваться зубами и когтями. Но им было не привыкать – ни пробиваться, ни голодать, ни работать на работах, которые не будет делать уважающий себя абориген. Как и у себя на родине, на Сицилии – они сбивались в стаи, селились в одних и тех же домах, потому что вместе выживать было легче. Они не спускали никому оскорблений на Сицилии, поддерживали обычай кровной мести – и не видели оснований к тому, чтобы менять свои привычки здесь. Так в Новом Свете появились люди, которые «отличались сдержанностью и зловещим спокойствием – эти черты отличали каждого члена организации, от князя и до последнего крестьянина – издольщика». Так говорил о мафии человек, который в тридцатых годах побывал на Сицилии и видел все своими глазами.

Мафия не росла сама по себе – ей дали укрепиться. Вырасти из просто организаций итальянских мигрантов – в параллельную власть, располагающую гигантскими деньгами, иногда сравнимыми с государственным бюджетом. Сначала – мафия поднялась на законе Уолстеда, или на сухом законе, – его отменили не потому, что он был неправильный, а потому, что у государства не было сил обеспечить его выполнение, потому что Америку наводнили шайки дерзких и жестоких преступников, перемещающихся на быстрых машинах хот-род[15], вооруженные армейским автоматическим оружием и вступающие в бои не только с полицией – но и с мелкими подразделениями регулярной армии. Основные сливки от сухого закона сняла именно мафия, открывшая по всей стране десятки тысяч подпольных распивочных: мафиози были организованны, жестоки, они охватывали всю страну и имели достаточно денег для того, чтобы закупать крупные оптовые партии спиртного. Потом, годах в пятидесятых, до этого мафия притихла, в основном вкладывая деньги уже в легальный бизнес и продвигая идею центров игровых развлечений – появилось новое Эльдорадо, сулившее прибыли, многократно превосходившие те, которые мафия получала от торговли спиртным. Кокаин…

Директором ФБР с 1921 по 1974 год в САСШ был Джон Эдгар Гувер – но он возвысился еще раньше, когда возглавлял ведомство Генерального инспектора при министерстве юстиции США, а это было еще в десятых. Гувер стал родоначальником и архитектором всей классической системы правоохранительных органов САСШ, создателем Федерального бюро расследований и Специальной разведывательной службы, первоначально просто ответвления от ФБР. До Гувера – министерство юстиции даже не могло вести досье на подозрительных граждан – это считалось нарушением прав личности. В стране не было нормальной разведки[16], не было федерального правоохранительного органа – с преступниками боролись местные шерифы и полицейские управления городов, да сыскное бюро Ната Пинкертона, которое и было настоящим прообразом ФБР. Когда Гувер умер – фактически на своем рабочем месте, – в стране сложилась мощнейшая, не уступающая сыскной полиции и гестапо система внутреннего сыска, где хранилось досье на каждого американского гражданина. Именно Гувер в тридцатые и сороковые сыграл поистине выдающуюся роль в предотвращении еврейско-коммунистического мятежа в САСШ и приходе к власти троцкистов-коммунистов. В условиях тяжелейшего экономического кризиса подобный исход событий был вполне возможен: несколько миллионов американских семей голодало, забастовщики вели бои с американской армией и полицией, угрожая самому существованию государства[17]. Но вот мафию – Гувер не видел в упор, ФБР выпускало один меморандум за другим, где утверждала, что численность всех мафиозных группировок в стране не превышает… одной тысячи человек. Только после смерти Гувера, в семьдесят восьмом вышел шокировавший нацию меморандум, в котором численность мафиозных группировок оценивалась в полмиллиона человек, а бюджет мафии – в сто миллиардов долларов в год…

Мафия была частично побеждена в восьмидесятые и начале девяностых, когда президентами были Фолсом и Меллон-старший. Первый удар по мафии был нанесен законом RICO – Racketeer Influenced and Corrupt Organizations Act, закон о коррумпированных и попавших под влияние рэкетиров организациях. Закон, не совсем соответствующий Конституции и основополагающим принципам права, он позволял конфисковывать и сами такие организации, и их собственность без прямой связи с криминальным бизнесом.[18] Второй удар, даже двойной, был нанесен со стороны криминального мира – были отменены поправки о сегрегации[19] и допущено резкое разрастание мафиозной активности в соседней Мексике. Это привело к быстрому, в течение всего десятилетия, появлению и разрастанию до организаций национального масштаба негритянской мафии и скопища латиноамериканских мафий. На место уже остепенившихся итальянцев приходили другие преступники, они были молоды, голодны и злы.

Итальянская мафия мимикрировала. Больше – считалось бесчестием заниматься наркотиками, мафия перешла из откровенно нелегальных сфер бизнеса в полулегальные. Городские подряды, выигрываемые по высоким ценам, вывоз мусора, службы такси, прачечные, ресторанчики. В новом веке – мафия специализировалась уже на исключительно легальных подрядах и делах, просто делаемых за счет коррупции, подкупа и разложения государственного механизма. И за счет того, что бизнес, подконтрольный итальянцам, не платил дань негритянским и латиноамериканским бандформированиям.

Семья Альвари наследовала одной из пяти семей Нью-Йорка – Страччи, и входила в Комиссию – высшее объединение мафиозных главарей страны, где пять семей считались чем-то вроде высшего совета, определяющего мафиозную политику страны. Сама семья Страччи – развалилась под ударами ФБР и «Черных братьев» – в восемьдесят втором несколько негритянских боевиков ворвались на свадьбу и открыли автоматный огонь. Уцелевших собрал под свое крыло капореджиме семьи, Онофрио Альвари. После того, как он взорвал бомбу в одной из негритянских церквей во время службы и совершил еще несколько жестоких расправ над негритянскими официальными и неофициальными лидерами – его стали звать дон Онофрио Альвари. Он же – унаследовал место Страччи в Комиссии, высшем совещательном органе североамериканской мафии.