Блеск жемчуга - Кэтрин Стоун

И снова пронизавший огромное пространство голос, удивленно прошептавший: «Моя вторая дочь?!» был хриплым и одновременно нежным - от муки и надежды.

- Она родилась в десять пятьдесят пять в ночь первого января, - сказала Джулиана, потрясенная таким совпадением. - Если принять во внимание временную разницу между Гонконгом и Далласом, она родилась на пять минут раньше, чем Алисон. Они сестры, Гарретт, и родились, словно близняшки.

- Как она, Джулиана? Как ты?

- Все в порядке, - успокоила его Джулиана. Для нее роды были продолжением их любви. - Мы обе в порядке.

- Хорошо, - сказал он облегченно. - Как ты назвала ее?

Джулиана ответила сначала по кантонски:

- Дочь великой любви.

- Дочь великой любви, - эхом откликнулся Гарретт, думая о своих дочерях, почти близнецах. Имя первой было «Дочь великой любви», и это было правдой, но ведь и вторая, Алисон, тоже могла рассчитывать на такое имя, ведь ни Гарретт, ни Бет не знали любви крепче, чем их любовь.

- Это ее личное имя, - продолжила Джулиана. - Однако в миру она будет называться Мейлин. Ты согласен, Гарретт? Это не китайское и не американское имя, но отчасти напоминает и то, и другое. Оно такое же неповторимое, как и она сама.

- Это прекрасное имя, Джулиана.

- Она и сама прекрасна.

- Я бы хотел заботиться о ней, Джулиана, заботиться о вас двоих. - Гарретт не стал продолжать: «тем единственным способом, который мне остается». У него сердце разрывалось при мысли о том, что единственное, что он может предложить женщине, которую любит, и дочери, которую никогда не увидит, были деньги.

И вот тут то Джулиана поняла, что заставило ее солгать ему в вечер их первой встречи: теперь он может не беспокоиться о ней, они могут жить совершенно независимо, связанные только незримыми сердечными узами. Она сказала ему, что богата - тогда это было ложью, но теперь стало правдой. После сердечного приступа Вивьен написала завещание, в котором все оставляла Джулиане.

- Мы ни в чем не нуждаемся, Гарретт. Я говорила тебе, что Вивьен богата. Мейлин не будет нуждаться ни в чем.

«Кроме отца». - Эта мысль вонзилась в его сердце, как зазубренный кинжал.

- Что ты расскажешь ей обо мне?

- О нас, - тихо поправила его Джулиана. - Я расскажу ей, что мы очень любили друг друга, мы полюбили друг друга раз и навсегда и хотели провести жизнь рядом, любя ее, но…

- Но что? - перебил он ее.

- Но что ты погиб и не смог вернуться в Гонконг. Вот это я и собираюсь ей сказать, потому что она начнет интересоваться тобой гораздо раньше, чем сможет разбираться в жизни и понять нас. Я терпеть не могу ложь, но в данном случае, я думаю, это необходимо. А ты?

«Я тоже», - подумал он и кинжал проник еще глубже в сердце.

- Скажи ей это, Джулиана, хотя… добавь, что я бы любил ее всем сердцем.

- Я скажу ей, - пообещала Джулиана. И тут вдруг она почувствовала опасность - словно судьба, недовольная ее звонком, на который было отпущено всего несколько минут, собиралась жесткого покарать ее за дерзкое неповиновение. И тогда она взмолилась:

- Пожалуйста, Гарретт, отпусти нас. Обещай мне, что никогда не будешь пытаться узнать что то о нас.

- Но Джулиана, это слишком! Я хочу знать, как вы живете, знать, что вы счастливы и у вас все хорошо. Я буду слишком беспокоиться о вас.

- Гарретт, пожалуйста, я тебя прошу. Мы будем счастливы, с нами будет все в порядке. Обещаю тебе. Но теперь пора попрощаться. Мы должны прекратить этот разговор.

- Джулиана…

- Я должна идти. - Джулиана чувствовала, что ее голос дрожит от страха и отчаяния, и, собрав силы, нежно добавила: - Я буду любить тебя всегда, Гарретт, всегда, и вместе с Мейлин я буду любить и Алисон.

- Я тоже буду любить Мейлин… и тебя… любить всегда.

Еще долгое время после того, как она повесила трубку, Джулиана ощущала дыхание опасности. Она укачивала на руках Мейлин, целовала шелковистые черные волосики на ее головке и мысленно успокаивала себя. Все будет в порядке. Это был самый последний звонок. Ничего плохого не должно случиться. Все позади, все должно быть позади, с нее хватит несчастий.

И целую неделю казалось, что ее молитвы были услышаны. Опасность миновала. Они с Гарреттом будут жить каждый сам по себе и любить своих дочерей.

Но на восьмой день - странно, что именно на восьмой, ведь восемь - это счастливое число - разразилась новая трагедия, и жизнь Джулианы Гуань изменилась окончательно.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Отель «Ветра торговли»

Центр, остров Гонконг

Воскресенье, 6 июня 1993 г.

- Как вы находите Гонконг после возвращения?

Этот вопрос не удивил Мейлин, как не удивило и то, что Джеймс Дрейк задал его только сейчас. Роскошный ужин подошел к концу, и коллекционное шампанское, пузырящееся все сильнее с каждой новой переменой блюд, наконец оказало свое волшебное действие - ее боль немного утихла, как и ощущение угрозы.

Джеймс ждал, что она скажет правду, но ей требовалось время, чтобы собраться с силами. Впрочем, нужды в спешке не было - никто не торопил их, никто не стоял у них за спиной; они сидели в интимном уюте столовой в пентхаузе Джеймса в его отеле на пятьдесят третьем этаже, а ужин был доставлен от Дюморье, одного из лучших ресторанов Гонконга.

Пока Мейлин размышляла над ответом, ее глаза скользнули в сторону, на открывшийся за окном вид. Залив Виктории казался сегодня большим черным зеркалом, огромным прудом с отполированной поверхностью, на которой отражалась цепочка прибрежных огней. Это было захватывающее, великолепное зрелище. Но как и все в Гонконге, оно рождало в груди Мейлин противоречивые чувства.

Мейлин не было в Гонконге девять лет, и все двадцать часов, как она вернулась сюда, она пыталась сконцентрироваться на причине своего возвращения. Но это было практически невозможно - окружающее пробуждало в ней слишком много воспоминаний. Из кабинета в Башне Дрейка она видела пик Виктории, а из своей комнаты на сорок восьмом этаже в «Ветрах торговли» она видела паромы, пересекающие залив в направлении Цзюлуна. Ее наблюдательный пост располагался так высоко, и с него открывался такой великолепный вид, что она могла даже различить отель «Пининсула»… где она была зачата!

В первый раз, когда Мейлин увидела зеленовато голубые очертания отеля, ею овладела безотчетная ярость. Она смогла подавить вышедшие из под ее контроля эмоции только благодаря суровому напоминанию: теперь тебе часто придется видеть «Пининсулу», причем так близко, что можно рассмотреть даже охраняющие ее скульптуры львов - ведь строительная площадка «Нефритового дворца» расположена всего за квартал от нее, на Солсбери роуд.