Гибель Светлейшего - Николай Анов

Николай Николаевич охотничьим взглядом осмотрел все полки. Его внимание привлек темно-серый пряник — носорог. Прочитав под ним этикетку, Потемкин вытянул губы дудочкой и задумался. Нерешительность его продолжалась не больше минуты. Отогнув в сторону булавки, он вынул носорога и сунул в карман. Затем, закрыв шкаф на ключ, вернулся к себе в кабинет. Отыскав нож, он принялся скоблить фигурный пряник. Твердость его не уступала кирпичу.

Николай Николаевич с сердцем отшвырнул нож и стал разогревать самовар. Вскипятив воду, он опустил носорога в кастрюлю с горячей водой. Чтобы дольше сохранилось тепло, он закутал ее шерстяной фуфайкой, а сверху накрыл подушкой и меховой шубой.

— Вся наша жизнь — пар, — задумчиво прошептал Потемкин и принялся наводить порядок в кабинете. Во время уборки письменного стола он выдвинул средний ящик и увидел письмо, привезенное Олегом.

— Бред сивой кобылы! — недовольно пробормотал Николай Николаевич и сердито задвинул ящик.

Но спрятанное письмо не давало покоя. Неудержимая сила влекла его к письменному столу.

— Чушь! Чушь! — шептал Потемкин, борясь с неодолимым желанием перечитать письмо. — Выбросить вон и забыть… Разорву — и конец.

Он достал папиросную бумагу, покрытую убористым шрифтом пишущей машинки, с твердым намерением ее уничтожить, но не удержался и вновь прочитал письмо с первой до последней строчки:

«Его Светлости Князю

Николаю Николаевичу Потемкину.

Ваша Светлость!

Прежде всего разрешите мне напомнить Вам о себе.

В ноябре 1916 года я имел счастье познакомиться с Вами в Петрограде, когда Вы изволили хлопотать по своему делу в Правительственном Сенате. Судьба случайно свела наши столь различные пути и позволила мне, скромному херсонскому полицмейстеру, оказаться далеко не бесполезным Вам. Именно через меня Вы нашли верную дорогу к Престолу, и Ваше дело, тянувшееся почти двадцать лет, было разрешено счастливо и мгновенно. Монаршим изволением Вам, единственному потомку угасающего славного рода Потемкиных, был присвоен титул Светлейшего Князя.

Я позволил себе напомнить все это Вашей Светлости не с целью добиться от Вас какого бы то ни было изъявления благодарности, а движимый исключительно чувством глубокого патриотизма. Слепой случай, дал мне однажды возможность сыграть в Вашей жизни решающую роль, и я надеюсь, что и настоящее письмо будет иметь в Вашей судьбе значение, если не большее, то столь же важное, как и незабываемая встреча с Вами в 1916 году. Пишу Вам об этом как дворянин дворянину.

Несчастная Россия наша находится на краю гибели. Уничтожены лучшие сыны Отечества — Корнилов, Алексеев, Колчак. Застрелился Каледин. Бежал за границу Деникин. Единственный оплот Белой России находится в Крыму, но и тут не все обстоит благополучно. Барон Врангель, человек нерусской крови, не пользуется достаточной популярностью. Мы живем в обстановке интриг, заговоров, политических слухов. Истинно русские люди тоскуют о подлинно верховном правителе, диктаторе, способном править Россией подобно Монарху. Тут называют десятки имен. Но, Боже мой! Какие имена! Плакать хочется! Я тотчас же подумал о Вас и назвал Ваше имя. Оно вызвало бурный восторг! Вы — единственный потомок великолепного князя Тавриды, предводителя и фельдмаршала военных сил Российских, единственно возможный преемник верховной власти в России.

Дозвольте перечислить Вам, Ваша Светлость, те пункты, кои могут служить лучшим подтверждением моих слов.

Имя Светлейшего Князя Потемкина, которое Вы носите, передаваемое из уст в уста, из поколения в поколение народным преданием, живет и поныне среди населения южной России, где сейчас формируется белая мысль, ибо великий предок Ваш недаром заслужил титул князя Таврического, благоустроив Новороссию и создав города Севастополь, Херсон, Николаев.

Все христолюбивое воинство пойдет за Вами, ибо какой русский офицер не знает славных подвигов Президента военной коллегии, Светлейшего Князя Григория Александровича!

Дворянство будет с Вами — ибо знатнейший екатерининский вельможа Потемкин был вторым дворянином в Империи после Государыни.

Крестьянство должно вспоминать с чувством глубокого благоговения и благодарности потемкинский закон о невозвращении беглых крепостных помещикам, ежели они успели уже переступить границу Новороссии.

Украинцы должны чтить память своего великого гетмана, окончательно присоединившего Украину к России.

Настоящее письмо было в проекте прочитано мною группе офицеров, поклявшихся умереть — или увидеть Вас преемником Врангеля. Ах, если бы Вы были сейчас здесь, Ваша Светлость! Мы подняли бы Вас, как знамя, и пронесли от берегов Черного моря до священных стен Кремля!

Пусть не смущает Вас отсутствие государственного опыта в делах управления империей. Время нынче такое, что даже Ваш великий предок, гениальный администратор, пришел бы в смущение, ежели не имел бы достойных помощников. К слову скажу, долголетняя беспорочная служба в должности херсонского полицмейстера наградила меня немалым административным опытом. Я лично вижу, что нужно сделать для осуществления полного порядка в империи, и берусь навести его в шесть недель.

Но это вопрос будущего. А сейчас умоляю Вас: не медлите, приезжайте в Крым. Вас здесь ожидают с нетерпением. Мою фамилию, надеюсь, Вы помните. Я известен всему городу, меня Вы найдете легко. На всякий случай, прибыв в Севастополь, бросьте открытку до востребования предъявителю трехрублевой кредитки царского образца под нумером 0037164.

P. S! Курьера, доставившего это письмо, следует наградить со щедростью, свойственной славному роду Вашему».

— Болван! Явно выраженный болван! — выругался вслух Николай Николаевич. — Психически ненормальный! Идиот!

Он хотел было немедленно сжечь письмо, но, перечитав несколько раз подпись, воздержался. Жаль было уничтожить курьезную бумажку, но и хранить ее опасно.

Николай Николаевич достал с верхней полки книжного шкафа книжку в сафьяновом красном переплете — «Жизнеописание и труды генерал-фельдмаршала Светлейшего князя Григория Александровича Потемкина-Таврического». Вложив между страницами письмо херсонского полицмейстера, он поставил книгу на прежнее место, а шкаф закрыл на ключ.

— Да, действительно помог, ничего не скажешь! — пробормотал Потемкин и поднял глаза на портрет в огромной золоченой раме. Великий предок, надменно сжав губы, словно с презрением смотрел на нерешительного правнука.

Николай Николаевич поднялся с кресла и, подойдя к трюмо, стал вполоборота. Он постарался придать своему лицу точно такое же надменное выражение, какое отличало его прадеда.

— А ведь похож! — радостно отметил разительное сходство Николай Николаевич и величественно расправил могучие плечи.

Но тут же он внутренне одернул себя, прошептав:

— Чепуха! Чушь! Чушь! Бред сивой кобылы!

Но чепуха настойчиво лезла в голову. Она преследовала весь вечер и мешала спокойно уснуть. Херсонский полицмейстер упорно маячил перед глазами и словно дразнил: «Светлейший, а трус! Трус! Трус!»

Единственный потомок

Николай Николаевич вспомнил первую встречу с автором странного крымского письма, происшедшую четыре года назад в Лесном, в доме подпольного адвоката, отставного капитана Сережкина. Вот тогда-то херсонский полицмейстер, высокий прямой старик с кустистыми седыми бровями, сказал ему:

— Я найду вам кратчайший путь к царскому престолу. Не смотрите, что чин мой незначителен. Я понимаю в некоторых вещах больше, нежели губернаторы и министры. У меня врожденное чувство политической погоды.

Дорогу к престолу мог открыть всемогущий Распутин, по одному слову которого возвеличивались и падали министры. Высокий, чернобородый, с сумасшедшими глазами мужик в длинной, до колен, шелковой рубахе рассеянно слушал рассказ Николая Николаевича о генеалогическом древе рода Потемкиных.

— Ошибочно предполагают, что фамилия Потемкиных происходит от слова «потемки», — почтительно говорил Николай Николаевич. — Родоначальника нашего звали Тарасием, и был он выходцем из Италии, где носил фамилию Потэнцио. У него было два сына — Иван и Илларион. От старшего, Ивана, пошла прямая линия, а от Иллариона — боковая, закончившаяся светлейшим Григорием Потемкиным. В потомстве Ивана Тарасиевича хотя и не было таких выдающихся личностей, как Григорий Александрович, но все же и Ивановичи послужили Руси и царям. При Иване Васильевиче Грозном Ивану Тарасиевичу за усердную службу отдана была Воротышинская волость в Смоленской губернии, сын его был убит при Федоре Иоанновиче в битве с татарами, а внук Андрей при Василии Ивановиче Шуйском пожалован деревнями. Прадед мой, секунд-майор Александр Потемкин, был современником Светлейшего. Дед мой, прапорщик Николай Александрович, владел пятнадцатью тысячами десятин земли в Полтавской губернии, а отец, поручик уланского полка, размотал наследство, и вот я, единственный потомок славного рода Потемкиных, влачу жалкое существование, служу скромным чиновником. Двадцать четыре года добиваюсь присвоения титула, и все безрезультатно… Все средства истратил на адвокатов. Последний отказ Сената был мотивирован весьма странно: «Светлейший князь Григорий Потемкин умер бездетным, посему просьба признана неосновательной». Но кровь потемкинская течет в моих жилах! Отнять этого никто не может!