(Не)добрый молодец: Зимогор - Алексей Птица
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она была полукровкой, когда-то её мать согрешила с одним из людей ради продолжения рода, не побоявшись осуждения близких. Род вымирал, ему нужна была свежая кровь, и вот на свет появилась Роса. Лет ей от роду восемнадцать, по меркам её племени совсем мало, но неприятностей ей пришлось хлебнуть за всех. Мать вскоре сбежала в другой лес с залётным волколаком, а её воспитывала суровая бабка, что и родственницей-то была весьма отдалённой.
— Зачем ты так? — девушка дёрнула голым плечиком.
— Чтоб поняла. Шкуру рыси больше не получишь. Сейчас возьмёшь лисы, и к нему.
— Его уже, наверное, разорвали.
— Нет, я смотрела в воду. Вода не врёт. Раз не захотела телом своим сразу привлечь, то умом будешь добывать то, что могла добыть с первого раза женской сущностью. Выжить он сможет, но если ты поможешь ему.
— Ты говорила, что людским самцам лишь самки нужны, и они ради этого готовы на всё, а сейчас умом требуешь золото достать. А ещё и помочь. Как я ему помогу, если я и себя не могу от чужих защитить?
— Себя не можешь, а ему поможешь, — кивнула старуха. — То дело нехитрое, я научу. Горазд он мертвяков убивать, значит, и «чужих» сможет, только оружие нужно ему передать. А тело твоё ему в пользование давать… слишком жирно будет. Обойдётся. Слушай сюда. Оно, может, и к лучшему, что не решилась, побоялась да не успела. Сможет он побить мертвяков и чужих, то нам токмо во благо. Даст золота, так и мы откупимся да спасёмся, а не даст, изничтожим его, если выживет.
— Так ты же говорила, что он выживет и побьёт?
Огонёк магии уже изрядно потускнел, что позволило девушке отпустить руки от лица. И сейчас она смотрела широко раскрытыми глазами на старуху.
— Когда я это тебе говорила? Я сказала, что его не разорвут, пока… Так что, ты успеешь.
— Ммм, а какое оружие? У нас же ничего нет из него, одни клыки и когти?
— Вот коготь ему и передашь.
— Какой коготь? — девушка часто-часто захлопала короткими, но густыми тёмно-рыжими ресницами.
— Увидишь! Токмо передать ему это надобно скрытно, да улучив момент. И не перекидывайся при ём, не поймёт, внимание ослабнет, и погибнет. Коготь подкинешь ему, и внимание на себя отвлечёшь, сообразит. Он с нечистью дело уже имел, потому не удивится так, как если девку перед собой увидит, да голую…
Роса фыркнула да подбоченилась, отставив бедро и выпятив при этом грудь.
— Прикройся, — недовольно сказала старуха, — вон лисья шкура лежит.
Сложенная на лавке шкура тут же подскочила, словно живая, и прыгнула в руки девушке. Старуха, покряхтев, сунулась по тёмным углам, скрести по сусекам. Сусеки явили ей замшелый сундук, спрятанный в углу и забросанный старым хламьём.
— Тэкс, что тут у нас? — сунула в него свой длинный нос старуха, и вверх полетело всё добро, накопленное за долгую жизнь.
Копалась старуха долго. Сундук оказался бездонным, а нужной вещи всё никак не находилось. Вековая пыль, да паутина обмазали ей весь нос, отчего она расчихалась, как су… как собака, в общем.
— Ну, где же ты, где? Мне ещё бабка о нём сказывала и показывала, когда мне годочков было, как тебе, Роса. Такой чёрненький, узенький, сухой.
— Какашка, что ли, засушенная? — поинтересовалась Роса.
— Я тебе дам, какашка! Коготь же! Дура ты бессовестная. Эх, мать твоя гулящая, прижила себе оборотня на мою голову и сбежала тут же. И вот пойми, кто ты, то ли лиса, то ли рысь, то ли человек, то ли оборотень.
— Я оборотень, — вежливо, стараясь сдерживаться, сказала Роса.
— Оборотни ипостась свою звериную меняют лишь в полнолуние, да и то не всегда, и токмо ночью могут али вечером поздним, а тебе всё едино: полная луна аль ущербная, день аль ночь. Так что молчи, отродье человеческое.
— Так ты же сама человек, — насмешливо прокомментировала девушка.
— Я⁈ — старуха аж подпрыгнула от ярости. — Я ведьма потомственная, с хозяином договор кровью заключившая. Племя мы забытое, что ни к людям, ни к зверям причислить нельзя. Мы нелюди! Ни звери, ни нечисть, ни духи, ни падшие, мы третье колено пятой ветви. Вот мы кто, а ты, девка полоумная, наполовину оборотень, наполовину человек. Ты даже детей можешь рожать от людей.
— Так и мать моя могла.
— Мать твоя… мать твою… твою мать… твоя мать… — и дальше пошёл поток несвязных ругательств, часть из которых Роксолана не то что не поняла, а и отродясь не слыхала.
— Мать твоя… момент подгадала, что раз в сотню лет бывает, да не везде и не всегда. Всё не терпелось ей сбежать со старого леса, и ведь выискала же, сука, в какой-то книге о том. Вычитала, обдумала и воплотила. Эх, мать твоя, твоя мать…
— А где мой отец?
— Не знаю я, где твой отец, и кто твой отец. Сгинул, должно быть. Ага, вот он! — старуха отвлеклась от разговора и бросилась от сундука в противоположный угол, попутно смахивая с длинного носа пыльные пряди древней паутины. От её резкого движения любопытные пауки, прятавшиеся по углам, прыснули в стороны, скрываясь в темноте, а магический огонёк погас.
Старуха ругнулась, щёлкнула пальцами, и огонёк снова загорелся в полную силу. Бабка достала из ниоткуда свёрток, замотанный в шкуры, и развернула его. На свет явился чёрный, как уголь, и изогнутый углом коготь в полметра длиною. Чей это мог быть коготь, являлось тайной не только для Роксоланы, но и для самой ведьмы. Нет больше такого зверя, помер в незапамятные времена, а коготь его остался.
— Вот он! Вот он! А я уж думала, что позабыла совсем, где он. На, держи, и беги к дураку этому.
— А как он работает? — Роса удивлённо подняла тонкие еле заметные