Бес предела - Василий Головачев

– Как будто освоил уже.

– Это вам так кажется, спектр применения инфобиотонов и эргионов намного шире.

– Но вы собирались куда-то в… – очнулся Прохор.

– В Бездны. Мой друг и соратник будет поддерживать с вами связь и давать рекомендации. Да и я буду изредка навещать одиннадцатый превалитет.

Таглиб кивнул.

– Всегда к вашим услугам.

– Как вы это делаете? – показал на бывший шар Прохор.

– Прогони им весь спектр, – посоветовал араб.

– У этого предмета формоспектр не широк, – сказал Дмитрий Дмитриевич. – Он вмещает всего пять-шесть формофаз, из которых крайняя – диффузная.

– Какая?

– Чисто молекулярная взвесь, стеклянная пыль, материал, из которого был выплавлен шар.

ДД снова направил эргион на куб.

Новое струение воздуха обняло стеклянное изделие.

Подставка под кубом рассыпалась в пыль, а сам он превратился в красивую пирамидку, но не прозрачную, а снежно-белую.

– Тетраэдр? – жадно придвинулся к столу Прохор. – Насколько я понимаю, это начало формоспектра?

– Совершенно верно, дальше по оси Ф тетраэдр превратится в плоскость атомарной толщины и сразу же рассыплется, но экспериментировать с этим не стоит, плоскость пересечёт всё пространство комнаты, а то и всего дома, пронзит стены и всех его живых обитателей, в том числе нас. Понимаете?

– Нет.

– Не уверен, что эта плоскость разрежет нас как острая бритва, однако лучше не рисковать.

– Вы предполагаете, что плоскость разрежет… э-э, все предметы, или уже испытали подобное? – поинтересовался практичный Саблин.

Дмитрий Дмитриевич заколебался, взвешивая ответ, потом признался с улыбкой:

– Первый раз, когда это произошло, я испытал шок. Хорошо, что предмет был мал.

– Шар?

– Сосновая шишка. Во второй раз это был кирпич, и я заранее подготовился.

– Что произошло?

– Атомарная плоскость кирпича пронизала полдеревни, правда, ночью и на уровне чердака дома. Было это в России, на моей родине. Короче, риск существует. – ДД посмотрел на тетраэдр, продолжая держать эргион пальцами, и пирамидка, похожая на кусок сахара безупречной формы, превратилась сначала в куб, потом в додекаэдр, в многогранник с большим количеством граней, ещё в один и, наконец, в шар.

– Похоже, это всё. Дальше шар теряет молекулярные связи и распадается на молекулы, восстановить его уже не удастся.

– Почему?

– Потому что молекулы теряют связывающую их в материальный объект силу.

– А как изменяются живые тела? – хмыкнул Саблин.

– Это интереснее всего, – засмеялся Дмитрий Дмитриевич. – Можно заниматься экспериментами бесконечно, форма получающихся объектов иногда поражает. Я вам покажу. Но тренироваться мы начнём с простых – не живых – предметов. Если научитесь мысленным раппортом изменять форму вещей, получите и защиту, и оружие, и даже возможность внедрять свою ПСС в посторонние тела.

– Как это делают Охотники, – добавил Таглиб.

– Начнём! – загорелся Прохор.

– Завтра, – отрезал академик, – на свежую голову.

Прохор хотел возразить, что он совсем не устал и голова у него не тяжёлая, но посмотрел на отвердевшее лицо хозяина и сдержался.

– Хорошо, как скажете.

– А почему Охотники не применяли эргионы, – заговорил Саблин, – когда гонялись за нами?

– Во-первых, Охотники на самом деле не живые биологические объекты, а особого рода программы, способные вселяться в любое существо. Они не носят эргионы, так как сами являются овеществлёнными алгоритмами числоперехода. В Пункте Пограничного Контроля хранятся их базовые меркабы, которые нам и удалось захватить. Во-вторых, у них нет функций формотрансформации, иначе они давно оставили бы след в истории человечества и наломали бы немало дров, что Владыкам невыгодно.

– Но они были живыми в Пункте Контроля.

– Их драконьи тела, а по сути – скафандры, выращены искусственным путём по образу и подобию рептилий, живущих в иных мирах.

– Теперь понятно.

– Идёмте, покажу ваши спальни, – поднялся Дмитрий Дмитриевич.

Гости последовали за ним.

Таглиб остался сидеть на диване, сцепив руки на животе, посмотрел на дверь, на прозрачный шар, наставил на него палец и сказал:

– Пу!

Шар беззвучно осел облачком прозрачно-белой пыли.

Третий

Прежде чем делать какие-нибудь выводы, ставить диагноз и начинать лечить больного, он внимательно изучал историю болезни, а главное – сканировал человека на ментально-энергетическом уровне, выявляя патологические «свечения», которые определяли болезнь точнее, чем медицинская диагностическая аппаратура, и лишь потом дополнительно обращался к своему опыту и медицинским знаниям. Именно поэтому пациенты Прохора Смирновского, окончившего Суздальский медицинский институт в две тысячи двадцать пятом году, выздоравливали почти втрое чаще, чем у других врачей. Хотя лечил он не простые болезни уха, горла и носа, а связанные с тяжёлыми наследственными заболеваниями, типа «синдрома Аспергера»[5] или «маниакально-депрессивный синдрома».

Утро среды четырнадцатого января началось как обычно.

Прохор встал рано, помахал руками, поприседал, обозначая нечто вроде разминки-зарядки (спортом он не занимался, но держать себя в хорошей физической форме привык с детства), позавтракал в одиночестве. Жена Степанида отдыхала с подругами на лыжных курортах Австрии, он же вырваться к ней не смог из-за наплыва пациентов, но обещал приехать в Майрхофен на выходные, о чём мечтал давно.

В девять утра он уже был в поликлинике на улице Гоголя, где располагалась Суздальская центральная районная больница, известная не только отменным обхождением с больными и современным оборудованием, но и врачами с мировыми именами, среди которых было немало докторов наук и медицинских светил.

Прохор Кириллович Смирновский тоже считался доктором экстра-класса, и записывались к нему на приём за месяц вперёд, а то и за два.

В этот день запись составила восемнадцать человек, больше, чем в любой другой день недели.

Не успею, подумал он с сожалением, оценив очередь. Кто же это умудрился вписать мне столько больных?

– Александра Григорьевна, откуда набралось восемнадцать человек? – спросил он у медсестры, усаживаясь за стол приёма в кабинете.

Средних лет белокурая медсестра со строгим мужеподобным лицом виновато улыбнулась.

– Так ведь шестеро – это от главного, он передал список вчера, когда вы уже ушли, Прохор Кириллович, и попросил принять их сегодня до обеда. Я вписала двоих до обеда, остальных после.

– Главный просил? Странно, что он мне не позвонил.

– Я думала, вы знаете.