День независимости - Ричард Форд

Дома, которые я мог бы им показать, до мечтаний Маркэмов здорово недотягивают. Сейчас средний дом в районе Хаддама стоит 149 тысяч, за эти деньги можно купить стандартное, колониального стиля жилище, почти достроенное и находящееся в не таком уж и близком к городу Мэллардс-Лэндинге: 1900 квадратных футов, гараж, три спальни, две ванные; камин, подвал и ковры отсутствуют, дом стоит на участке размером 50 на 200 футов, «сгруппированном» так, чтобы сохранить образ открытого пространства, из окон открывается вид на «пруд» с дном из стеклопластика. Все это погружает Маркэмов в бездну уныния и после трех недель осмотров лишает желания даже вылезать из машины и обходить большую часть тех домов, у которых я назначаю им встречи.

Помимо этого я познакомил их с чередой старых сельских домов, не выходящих за рамки их ценового окошка, – чаще маленьких, темных, с двумя спальнями, неопределенно греческими фасадами, изначально построенных на пороге нашего века для слуг богатеев, а ныне принадлежащих потомкам сицилийских иммигрантов, которые приезжали в Нью-Джерси, чтобы трудиться каменщиками на строительстве церкви Библейского института, а то еще работникам сферы услуг, владельцам магазинчиков или неграм. Дома эти представляют собой запущенные, ужатые версии более импозантных городских особняков – я знаю это, потому что, переехав сюда восемнадцать лет назад, мы с Энн снимали один такой, – квадратные комнаты с несколькими окнами и низкими потолками, как-то несуразно соединенные, отчего чувствуешь себя в них задыхающимся и нервничаешь, как в приемной дешевого хиропрактика. Кухни там всегда на задах, больше одной ванной комнаты встречается редко (разве что дом перестраивали, однако в таких случаях он и стоит вдвое дороже), фундаменты отсырелые, давно попорченные термитами. Это нерешаемые архитектурные головоломки с чугунными, подозрительными по части свинца трубами, требующей расшифровки проводкой и двориками размером с почтовую марку. Вы платите за все эти радости полную цену и получаете возможность слушать, как пукают ваши соседи. Продавцы – это всегда последняя линия обороны в войне с реальностью, они первыми учуивают, что таинственные коррекции рынка угрожают их незаменимости. (Покупатели – предпоследняя.)

В двух случаях дело кончалось показом домов Соне (одногодке моей дочери!) – в надежде, что ей понравится какая-то деталь (строгая «розовая комната», в которой она сможет поселиться, особенно уютное местечко для видеомагнитофона, какие-нибудь встроенные кухонные шкафы) и она повлачится обратно к машине, лепеча, что увидела дом, о котором мечтала всю свою короткую жизнь, и мама с папой просто обязаны его осмотреть.

Да только этого не случилось. Во время исполнения обеих моих бессмысленных затей Соня бродила, стуча каблучками, по пустым комнатам, гадая, не сомневаюсь, как это двенадцатилетняя девочка может купить дом, а я, глянув в щель между шторами, видел, как Джо и Филлис предаются в моей машине язвительным спорам, назревавшим, надо думать, в течение дня, – оба смотрели за ветровое стекло, он с переднего сиденья, она с заднего, брюзжа, но друг на дружку не глядя. Раз-другой Джо резко оборачивался, фокусируя на жене маленькие пристальные, как у обезьяны, глаза и выпаливая нечто уничтожающее, а Филлис скрещивала на груди пухлые руки, бросала на дом ненавидящий взгляд и только потряхивала головой, не снисходя до ответа. В скором времени мы с Соней выходили и вся компания отправлялась к следующему дому.

Увы, по невежеству своему и упрямству Маркэмы не сумели постичь гностическую истину торговли недвижимостью (истину, которой невозможно поделиться, не показавшись бесчестным или циничным): человек никогда не отыскивает и не покупает того дома, какого он, по его словам, жаждет. Рыночная экономика, как я уяснил, ни в малой мере не исходит из того, что потребитель получает желаемое. Она исходит из того, что вам предлагается нечто такое, в чем вы, по вашим представлениям, не нуждаетесь, но зато доступное, предлагается раз за разом, пока вы не сдаетесь и не начинаете проникаться ощущением, что и оно вам по душе, и сами вы тоже человек довольно симпатичный. И ничего дурного в таком раскладе нет. С какой это стати вы должны получать лишь то, что считаете, как вам представляется, желательным, или ограничиваться вашими незатейливыми планами? Жизнь устроена совершенно иначе, и, если вам хватает ума, вы рано или поздно решаете, что оно и к лучшему.

Собственный мой подход ко всем подобным делам и, в частности, к истории с Маркэмами состоит в том, чтобы со всей ясностью дать понять, у кого я состою на жалованье (у продавца), что мое дело – познакомить клиентов с нашими местами, а там уж пусть они сами решат, хочется ли им здесь жить, а после воспользуются моей готовностью продать им, собственно говоря, дом. Кроме того, я стараюсь внушить им, что продаю дома так, как хотел бы, чтобы один из них продали мне: не обращаясь во флюгер; не излагая воззрения, в большую часть которых не верю; не показывая клиенту уже виденный им и не понравившийся дом, притворяясь, будто ни того ни другого не было; не уверяя, что дом «интересен» или «обладает потенциалом», когда сам считаю его изрядной дырой, и, наконец, не пытаясь заставить людей поверить в меня (не то чтобы мне совсем уж верить нельзя – просто я не напрашиваюсь на это), но прося их верить в то, что им дороже всего, – в самих себя, в деньги, в Бога, в стабильность, в прогресс или просто в дом, осмотрев который они решат поселиться в нем, потому что он им по душе, – и соответственно поступать.

В целом к сегодняшнему дню Маркэмы осмотрели сорок пять домов – приволакиваясь из Вермонта и уволакиваясь в него с видом все более хмурым, хотя многие они видели лишь из окна моей машины, медленно ехавшей вдоль бордюра. «Вот в этом сортире я жить точно не стал бы», – сообщал Джо, злобно глядя на дом, к которому я их привез. «Вы попусту потратите здесь время, Фрэнк», – сообщала Филлис, и мы уезжали. Или же она говорила мне с заднего сиденья: «Джо не переваривает оштукатуренные дома. В Аликиппе он как раз в таком и вырос. К тому же нам не хочется делить с соседями подъездную дорожку».

И это были неплохие дома. Определенно не из тех, что «нуждаются в починке» или «просто требуют немного любви», не «мечта рукодельника» (да в Хаддаме такие и не водятся). Я не показал им ни одного дома, в котором они не смогли бы без особо тяжких трудов начать втроем новую жизнь, показанные мной дома требовали лишь недорогого ремонта да немного пространственного воображения.

Маркэмы застряли на том, с чего начали в марте, – они все еще не совершили покупку, не назвали свою цену, не выписали чек на сумму задатка и даже не осмотрели хотя бы один дом дважды, а вследствие этого впали в уныние, поскольку близилась знойная середина лета. Что касается моей жизни, я за это время удачно продал восемь домов, показал тридцати разным людям сотню других, провел с детьми несколько уик-эндов на Побережье, посмотрел (лежа в кровати) полуфинал, открытие сезона на «Ригли», открытый чемпионат Франции по теннису и три Уимблдонских тура; ну а если говорить о делах более значительных, то наблюдал, как уныло и со скрипом тянется президентская кампания, пережил свой сорок четвертый день рождения и понял, что мой сын понемногу становится и для себя, и для меня источником тревоги и огорчений. А помимо того, в эти временные рамки вместились два крушения пассажирских авиалайнеров (вдали от наших берегов); Ирак потравил кучу курдских крестьян; президент Рейган посетил Россию; на Гаити состоялся переворот; центр страны поразила засуха, а «Лейкерсы» победили в чемпионате НБА. Жизнь, как говорится, продолжалась.

Между тем Маркэмы начали «грызть ногти» при мысли о кинопродюсере, который жил теперь в доме их мечты и, по уверениям Джо, продюсировал порнофильмы с участием местных подростков. Кроме того, выходное пособие, полученное Джо от вермонтской социальной службы, как пришло, так и ушло, да и деньги, которые он отложил на отдых, тоже подходили к концу. У Филлис, к большому ее испугу, появились болезненные и, возможно, зловещие женские проблемы, которые заставили ее ездить среди недели в Берлингтон ради сдачи анализов, двух биопсий и разговоров об операции. «Сааб» их начал перегреваться и плеваться во время поездок Филлис и Сони в танцклассы Крафтсбери. И, как будто этого было мало, друзья Маркэмов возвратились из посвященного геологическим штудиям отпуска на Большом Невольничьем озере, и Джо с Филлис пришлось вернуться в их изначальный, давно покинутый дом, по-прежнему принадлежащий им, и начать подумывать о государственном пособии.

Маркэмы столкнулись также с высоким уровнем неизвестности, неотделимым от покупки любого дома, – неизвестности, которая почти наверняка сказалась бы на всей их жизни, даже если б они были богатыми кинозвездами или клавишниками «Роллинг Стоунз». В конечном счете покупка дома частично определяет пока неизвестный нам предмет наших дальнейших забот: то, какой вид из эркерного окна мы получим (или не получим), где именно мы будем ругаться или любиться, где и в каких условиях почувствуем себя попавшими в расставленную жизнью ловушку или защищенными от бури, где будут во благовременьи погребены самые одухотворенные (пусть и сильно переоцененные) составляющие наших личностей, где мы сможем умереть или заболеть так, что станем желать себе смерти, куда вернемся после похорон или, как я когда-то, развода.