Крылатые и бескрылые - Борис Беленков

— Ладно… «Симпатия», — деланно рассердилась сестра. — Меня, думаешь, послушается? Нам надо сообща.

Петр отодвинул от себя стакан с недопитым чаем и медленно встал. Подошел к двери балкона, открыл, засмотрелся на ночь. Рядом с ним стала сестра. Слушая ее ровное дыхание, он ожидал, не объяснит ли она, как ему надо действовать? Но Мария молчала, думая о чем‑то своем. Потом негромко сказала:

— Ты не все рассказал мне, Петя, с кем же он пил?

Бобров почувствовал, как ему на плечо легла ее мягкая рука. Склонив голову, он щекой почти коснулся горячего лица сестры.

— Понимаешь, Муся, мне кажется, я просто плохо понимаю людей…

— Ну, рассказывай же! —потребовала сестра, не сводя с него пытливого взгляда.

Бобров рассмеялся.

— С адвокатом Давыдовичем.

— Фу, как глупо! Чего же ты смеешься? Плакать надо…

Бобров не выдержал и расхохотался.

— Самое смешное, что мой будущий тесть… Нет, ты не поверишь! ходит на свидания к молодым женщинам. Я полчаса тому назад видел его с одной особой… на берегу!

Ироническая улыбка мелькнула на лице Марии.

— Люся, конечно, не знает о проделках папаши? — спросила она. — Вот старая рухлядь! В его то годы глупостями заниматься!.. Ну, я пойду, Петя. И тебе пора отдыхать. Только прошу, пожалуйста, подумай о Власове. Не отворачивайся от него. Он ведь не такой уж плохой человек…

Глава восьмая

Утро выходного дня выдалось теплым, по–настоящему весенним.Бобров застал Власова на огороде. Тот только что закончил разбрасывать по грядкам навоз. В руках держал вилы.

— Под репу или под лук готовите плантацию, Василий Васильевич? — спросил Бобров, здороваясь с хозяином.

Конструктор некоторое время задержал вопросительный взгляд на его лице, пытаясь понять, не шутит ли неожиданный гость. Поставив вилы к стволу яблони, насупился и зашагал впереди.

— Пошли в дом.

В передней хозяин указал гостю на стул, сам сел напротив. Закурили молча.

— Капа! — крикнул Власов жене. — Завтрак скоро будет готов?

После этого, взглянув на Боброва, ответил:

— И лук, и репа — не лишнее в доме. А главное — свое! Но тебе, я вижу, не нравится мой образ жизни. Это как будет угодно.

— Вот уж, Василий Васильевич! — удивился Бобров. — Репа, лук, цветы, сад — это же прекрасное занятие для человека умственного труда! На досуге, конечно…

В это время в комнату вошла жена Власова Капитолина Егоровна. Увидав Боброва, всплеснула руками:

— О–о, какой гость у нас! Воздушный бог… Здравствуйте!

Поднявшись, Петр грациозно поклонился.

— Давно я не видела вас. И вы‑то хороши, совсем позабыли знакомых… — выговаривала она ему. — Ну, сейчас завтракать будем. Присаживайтесь к столу.

Как ни уверял Бобров, что он уже завтракал, все же пришлось уступить.

За столом, продолжая разговор с хозяйкой, он украдкой посматривал на Власова, угрюмо глядевшего в свою тарелку.

— Что же это такое, Петр Алексеевич, Макаров так поссорился с Васей?.. —спросила Капитолина Егоровна. — Жили раньше как братья родные. А теперь все вверх тормашками!

— Капа! — сурово остановил жену Власов. — Жужжишь, как муха под абажуром!

Хозяйка взглянула на помрачневшего мужа, и наступила неловкая довольно длительная пауза. Бобров перестал есть. Облокотившись одной рукой на стол, он другой потрогал затылок, соображая, как бы получше начать разговор, ради которого пришел сюда. Почувствовав, что между мужчинами должна быть своя беседа, Капитолина Егоровна поднялась и вышла.Когда они остались вдвоем, Бобров сказал:

— Василий Васильевич, много я думал о Макарове… Эх, создать бы вам такую машину, чтобы у нас, летчиков, дух захватило! Ей–богу, стройте, я первый пойду на штурм звукового барьера! Поверьте, не подведу… Слава будет и вам и нам. Родина скажет слава смелым!

Власов, занятый какими‑то своими мыслями, будто позабыл о присутствии летчика. Лишь через минуту поднял голову и спросил:

— Петр Алексеевич, ты пришел, чтобы уговорить меня?.. — и, не дав Боброву ответить, поднялся. — Не люблю, скажу откровенно, очень не люблю уговаривателей.

— Василий Васильевич!.. И это вы говорите мне?

— Да! Напрасно, Петя, тратишь время попусту. Бобров поднялся, заговорил взволнованно:

— Хорошо, я тоже скажу откровенно. До сих пор я не только уважал конструктора Власова… Я любил его. Когда мне приходилось поднимать вашу машину в воздух, я забывал, что она только что родилась… Я садился в нее, как на объезженную лошадь, потому что верил вам. Я не думал о жизни, радовался… Я мечтал о той минуте, когда взлечу на вашей новой, необыкновенной машине и всему миру выпишу в небе ваше имя… Но теперь вижу— все это чепуха!..

Выйдя на улицу, Бобров ощутил горечь в душе, хотелось вернуться и закричать в лицо конструктору: «Старина, да не вешай ты нос!..» Он несколько раз останавливался, оглядывался и снова шел дальше.

«Надо сейчас же поговорить с Федором!» ― решил летчик. Из ближайшей будки телефона–автомата он позвонил Макарову. Анастасия Семеновна ответила коротко: «Он на заводе». Петр вздохнул и повесил трубку, даже не назвав себя. Вспомнил, что Федор даже в выходные дни не отдыхает.

Встретился он с Макаровым рано утром на следующий день. Погода стояла хмурая, туманная, самолеты в воздух не поднимались. Войдя в кабинет, Бобров увидел Макарова спящим на диване. 'Посмотрел на взлохмаченную, уткнувшуюся в резиновую подушку голову, и ему стало жаль товарища.

— Вставай! —крикнул он.

На его крик в кабинете появилась тетя Поля. Замахала руками, зашипела на летчика, точно рассерженная гусыня.

— Человек только что прилег… Отцепись ты, ради бога, Петр Алексеич! Господи, чуть свет принесло тебя! Иди на свой аэродром, там и шуми, сколько захочешь.

— У–ух ты!.. — смутился Петр. — Хорош у Федора адъютант… Ладно, не маши своими тряпками, уйду.

Но Федор уже проснулся. Улыбка на его заспанном лице была по–детски трогательная. Летчик расхохотался.

— Ты что это? Или у тебя квартиры нет? Матери нет, а? По воскресеньям работаешь! Да надолго ли тебя хватит?

Федор провел пятерней по взлохмаченным волосам, приглаживая их назад, но они, как нарочно, торчали в разные стороны.

— Э–эх, ты!.. — вздохнул Петр.

— Тетя Поля, — обратился Макаров к уборщице, — пить хочу. И голова трещит.

— Стопочку, Федор Иванович… — осторожно посоветовала тетя Поля.

— Это на работе, что ли? — удивился Макаров. —Чаю горячего и крепкого! Пару стаканов нам.

Пока тетя Поля ходила за чаем, Бобров рассказал конструктору, что у него произошло с Власовым, и тут же решительно заявил, что считает нужным поговорить с парторгом Веселовым.

Федор сидел, погруженный в свои мысли, взгляд его при этом был направлен в одну точку на столе. Бобров невольно посмотрел на то место.

— Петя, — тихо заговорил Макаров. — Прежде всего надо самим понять мотивы Власова. Скажу тебе откровенно: у меня не возникает никакого сомнения относительно его честности. Он, как мне думается, просто в коротком обмороке. Очнется!.. И мы еще много поработаем с ним. Забудь о том, что я говорил тебе прежде о нем. Я немного погорячился. К Власову нельзя с такой меркой. Он все же наш друг. К тому же учитель мой.

Петр заерзал на стуле, заулыбался. Ему хотелось поблагодарить Федора. Он тоже верил, что Власов «очнется». Но на всякий случай спросил:

— А если все‑таки рассказать Веселову, а, Федя?..

— Нет, Петя, попытаемся сами. Не дай бог, еще подумает, что мы пожаловались на него. Хуже будет.

В кабинете наступила тишина. Макаров поднялся, несколько раз прошелся взад и вперед, затем вернулся к своему месту, но не сел, а прислонился к краю стола и долго глядел в лицо Боброва.

— Я верю, Петр Алексеевич, что старик одумается! Хочу этого, понимаешь?

Выйдя от Макарова, Бобров поздоровался с Власовым, окидывая взглядом его сгорбленную, склоненную над столом фигуру.

Подперев голову рукой, теребя пальцами коротко подстриженные, торчащие ежиком волосы, конструктор глубоко задумался. Но в его голове не было ни единой ясной мысли. Было лишь ощущение боли в сердце.В это время в конструкторскую вошли Трунин и Люда Давыдович. Летчик пошел им навстречу.

Люда, едва увидев его, улыбнулась, кивнула головой, заторопилась к своему рабочему месту и тотчас занялась делами. Боброва смутило собственное безделье. Здороваясь с Труниным, он неизвестно зачем спросил:

— А скажи мне, Платон Тимофеевич, плащ то твой — он что, не воспринимает влаги? На дворе, кажется, дождь?

— Давно перестал, — ответил Трунин, проходя мимо летчика. — Людмила Михайловна, не забудьте сделать для Федора Ивановича. Он сейчас спросит расчеты.

— Все в порядке, Платон Тимофеевич! — ответила Люда, не поднимая головы. — Осталось на час работы.