Записки русского бедуина - Дмитрий Панченко

Я предвкушал ночевку под открытым небом недалеко от дома Парменида, но эту мысль приходилось оставить. Далеко не уехал, соблазнившись возможностью бесплатно поставить машину перед кемпингом (в Италии нелегко найти место, подходящее для сна в машине). Бродил по берегу (уже совсем стемнело), смотрел на местные развлечения, снова бродил по берегу и, наконец, устроился в одном из оставленных на пляже шезлонгов — вот здесь я и буду спать под убаюкивающий плеск южного моря. Но парусина шезлонга настолько пропиталась сыростью, что нежиться в нем не доставляло никакого удовольствия, и я отправился спать в машину. Вскоре меня разбудил шум праздничного салюта. Сетовать не приходилось — фейерверк отлично смотрелся на фоне пляжа и ночного моря.

Еще не рассвело, когда я проснулся в следующий раз — от мучительнейшей боли в спине. Соображаю, что пригодилась бы горячая ванна, но где найти ее в разгар лета в Южной Италии? Во всяком случае, ее не оказалось в отеле «Райские кущи», где, правда, итальянки отнеслись ко мне с заботливостью русских бабушек — пожалели, напоили чаем и даже завернули с собой сладкого печенья.

Вселившаяся в меня боль испытывала полное безразличие к тому, чем я занимаюсь — лежу, иду или веду машину. Моим планам соответствовало последнее. Я предполагал доехать до Мессинского пролива, чтобы увидеть ночное небо, озаряемое сполохами сицилийской Этны (вулкан в те дни пришел в неутихающую ярость). Оттуда мне следовало поспеть на паром, отправляющийся в Грецию из Бриндизи. У меня заранее был куплен билет, и я уже воображал себя римлянином, взошедшим в Брундизии на корабль, чтобы переправиться в Аполлонию. От таких планов я не мог отказаться и двинулся по горной дороге на Палинуро.

До Брундизия я не добрался, плавание сорвалось. С морской стихией у меня вообще нелады. Так, когда я приготовился к морскому путешествию из Крита в Афины, мне, предчувствовавшему восторг от красоты Эгейского моря, некстати вручили билеты на сверхновое и сверхскоростное чудо. Никто не бросался в море со скалы, никого не забыли на Наксосе, но это достижение техники покидало гавань Ираклиона в темноте, чтобы еще до рассвета пришвартоваться в Пирее; к тому же оно не имело открытой палубы. В том же году мой старинный друг Илья Денисов — физик, который в последнее время живет в университетском городе недалеко от Чикаго, рассказал мне, как с женой и дочкой он приехал в Бостон, и там они поплыли посмотреть на китов. Я пришел в сильнейшее возбуждение: год прожил в Бостоне и даже не слышал о такой возможности! Оказавшись снова в этом городе, я немедленно отправился в гавань. Плыли по волнам, не без упорства, доплыли. От китов были видны лишь пара плавников да фонтанчики — выразительные. Но день был серый, погода стояла сквернейшая, а на корабль, где, казалось, было всего семь-восемь пассажиров, в последнюю минуту набилось более сотни школьников с сопровождающими их активистами родительского комитета — очень романтично! Я простудился, заболел и умер.

Но все это будет позднее, а пока я недоумевал, чем так прогневил Парменида. Казалось бы, перед тем как отправиться в Италию, я усердно бился над истолкованием нескольких строк из его философской поэмы.

В какой-то момент я понимаю, что следует повернуть назад и искать спасения у моих неаполитанских друзей. Но дома ли они? В их летнем домике в Лавинио телефон не отвечает, а неаполитанского у меня с собой нет. Хорошо, что благодаря многолетней переписке я, по крайней мере, помню их адрес. На заправках меня провожают удивленными и настороженными взглядами — должно быть, думают о неумеренном потреблении наркотиков. Я теряю интерес к тому, что прочитывается на моем лице. Я снова за рулем, уже много часов, и вспоминаю виденное в детстве кино под названием «Последний дюйм»: изрядно покусанный акулами летчик должен посадить самолет. Он, конечно, дотянет, он справится.

Более не гонимый судьбой, я провел несколько дней в бесконечно приятном обществе семейства Мораччи — сначала в Неаполе, потом в Лавинио (Lavinaque venit Litora).

В тот раз я имел возможность лучше узнать итальянскую кухню, но скажу об этом лишь несколько слов. У итальянцев принято утром есть сладкое, а послеобеденным десертом им служит сыр в сочетании с грушей. Если верить южанам, то северяне (обитатели долины По) налегают на крепкие напитки и много едят мяса. По всей Италии отменный кофе. Чай достаточно обычен на севере; вообще же в романских странах многие воспринимают чай как напиток для тех, кому надо полечиться.

На обратном пути я посетил Тарквинию с ее музеем этрусского искусства, расположившимся в ренессансном Palazzo Vitelleschi, и близлежащий этрусский некрополь — с гробницами, украшенными росписями; некоторые из них удивляют не только своей красотой, но и неожиданной для подземного склепа жизнерадостностью. Не пропустил и некоторые другие города и, в частности, заехал в Виченцу, чтобы составить представление о том, насколько архитектурный классицизм Петербурга предвосхищен работами Палладио. Сквозь узкие улочки Орвьето небо Италии единственный раз предстало мне своей неизъяснимой синевой.

Мне осталось сказать об итальянцах как об участниках дорожного движения. Они не так плохи, как вы, возможно, подумали.

В том, что происходит на автострадах, я не заметил особенностей. Некоторые особенности в движении на дорогах следующего уровня обусловлены действиями дорожных служб. Они увлекаются неоправданными ограничениями скорости, и многие водители в ответ несутся сломя голову.

Фокусы начинаются на второстепенных дорогах Италии, особенно на юге. Наибольшей бдительности требуют машины, в которых вы видите сидящих на заднем сиденье детей. Если на переднем сиденье муж и жена, то перед вами разыгрывается сцена из итальянской комедии — они, конечно, отчаянно спорят друг с другом. Не расслабляйтесь, если глава семейства отсутствуют и машиной управляет родительница. Каждый ее маневр — темпераментное восклицание: «Разве вы не видите — я с детьми?!» А больше всего мне понравилось ехать за влюбленной парочкой. Он был в машине, она на мотоцикле — они держались за руки!

Есть и еще одна, последняя в списке моих наблюдений, особенность. Итальянцы вылетают к главной дороге наподобие того, как знакомятся собаки в Америке, которые устремляются в сторону нового знакомца или знакомки с такой энергией и решительностью, что, того и гляди, собьют с ног, но в последний момент внезапно застывают как вкопанные и вместо вульгарного обнюхивания свидетельствуют почтение, соблюдая дистанцию.

А как знакомятся собаки в Америке, я очень хорошо знаю потому, что однажды летал за океан вместе со своей гладкошерстной таксой, и мы восемь месяцев прожили в столице Северо-Американских Штатов. Понятно, я часто наблюдал собак, хотя не помню, в какой мере моя воспитанница усвоила новые манеры. Вообще, она получила изрядное образование (мы готовили ее в делегаты партконференции) и особенно хорошо была знакома с баснями Крылова («Да чем же ты, Жужу, в случай такой попал?»). Практическая сметка у нее была прирожденной, и мы думали, что ей подойдет заведовать мясным отделом в каком-нибудь солидном магазине. Из наших планов ничего не вышло: партия утратила руководящую роль, а мясные отделы закрылись еще раньше. Но вот в Америке она побывала. Перелет она перенесла хорошо. Я с благодарностью вспоминаю стюардесс Аэрофлота, которые не только пропустили ее в салон, но и попросили соседа освободить место для собаки. Ей было все странно на новом континенте. Запахи в Центральном парке Нью-Йорка (первое место на американской земле, где ее выпустили наконец из клетки) привели ее в растерянность и смятение. Когда ее возили в автомобиле, она всегда смотрела в окошко. Конечно, она быстро освоилась, благо мы жили рядом с огромным парком. Она удирала, я ее подолгу искал, и бывало, находил не в парке, а у входа в библиотеку Центра древнегреческих исследований, куда, как она знала, я исчезал каждое утро. Я до сих пор провожаю взглядом всех такс, особенно гладкошерстных.

НЕМЕЦКАЯ ИДИЛЛИЯ

Удивительно приятно возвращаться в Германию. Дорожная разметка и указатели становятся аккуратней и четче. Знаки, ограничивающие скорость, начинают восприниматься как полезное предупреждение. Вы оказываетесь в стране, которая хочет и умеет заботиться о человеке, и чувствуете себя в надежных руках. О немцах мне никогда не приходилось думать, что они странные люди. Приходилось разве что удивляться их готовности прийти на помощь, если у вас что-то стряслось с велосипедом или машиной.

В Германии городов — как грибов, и каждый из них справный. Все дома выглядят новенькими, даже если построены в пятнадцатом веке. Удивительно прилична застройка и последних десятилетий, тоскливое безобразие — большая редкость. Помойки обсажены розовыми кустами. На окнах и балконах изобилие цветов, и ничего, кроме цветов. Разноцветные маркизы на лоджиях придают антуражу беззаботность юга. И все эти города-грибы вырастают не посреди свалки, а на краю поля или леса.