Немецкая любовь Севы Васильева - Борис Михайлов

Горничная молода, стройна, темное платье с белым передничком очень коротко и высоко обнажало длинные красивые ноги. Почувствовав его пристальный взгляд, она улыбнулась, Севе показалось, подмигнула. Её призывная улыбка смутила. Когда спросила разрешения уйти, Сева облегченно кивнул, разделся и лег. День был переполнен событиями и впечатлениями, уставший он быстро заснул. Сколько проспал, не понял. Проснулся от шума; открыл глаза и не сразу врубился в развернувшуюся перед ним картину. Дверь в спальню отворена, в неярком свете, пробивавшемся сквозь ветви деревьев за окном, увидел горничную Марту в легком халатике. Она шептала: Сэва, Сэва. Подошла ближе и неожиданно распахнула халат. Открылась белизна её неприкрытого тела, торчком полушария грудей. Подняла и раздвинула руки, обнажилась полностью, быстро заговорила что-то, продолжая загадочно улыбаться. Сева с спросонья соображал плохо, понимал только, что перед ним обнаженная красивая девушка, произвольно закивал головой. Марта приняла кивки за приглашение, спросила еще что-то. Сева молчал, ничего не понимая, а она сняла халат, неторопливо сложила на стул, и забралась к нему в постель, до подбородка натянула одеяло. Сон моментально отступил.

Сева растерялся… Знал, женщину необходимо приласкать, сказать какие-то приятные слова, подготовить, уговорить, а чтобы сама предложила себя… Представить не мог. Даже жену Ларису каждый раз приходилось долго уговаривать. Вспомнил почти похожий случай. Надя, впервые оставшись у него, предложила себя. "С ней все понятно — пьяна, давно симпатизировали друг другу. Марта служит в приличном доме… Личная инициатива испробовать русского мужика, или часть программы приема? Девчонка красива, фигура замечательная"… Пока Сева размышлял над неожиданным визитом горничной, рука Марты оказалась у него между ног. "Не каменный устоять… Трахнуть что ли? Вести — то себя как, что говорить, какие ласковые слова? Ни одного к ситуации не знаю. Не доставать же разговорник"! Решил: пусть будет, что будет, доверюсь ей.

***

Полный переживаний, связанных с приездом сына, отец долго не мог заснуть. Память перенесла в прошлое. Увидел молодую Лизу, денщика Гюнтера, вспомнил, как оказался полуживым в доме Лизетт. Батальон ушел на восток, а его не отправили в лазарет, оставили умирать в забытой Богом русской деревушке, поручив заботам денщика Гюнтера. Был не транспортабелен и начальство решило положиться на Господа, как Он поступит — оставит жить или призовет к себе.

Особо набожным Курт никогда не был — как большинство, окружавших его людей. В детстве ходил с родителями в церковь, повзрослевшего волновали другие заботы. В полутемной комнатенке деревянного домика, вспомнил вдруг — его называли избой, лежа неподвижно, уставив взгляд в потолок, часто стал думать о Боге. Вспомнил даже Господнюю молитву "Отче наш", память сохранила с детских времен. Стал молиться, чаще молча, если в избе была хозяйка. Господь услышал его молитвы! Иначе не объяснишь, как выжил. Так комментировали начало его выздоровления однополчане, возвращавшиеся вместе с фронтом обратно на Запад через деревню. На этот раз его забрали в лазарет, и вскоре он оказался в берлинском госпитале.

Не только Господь содействовал заживлению ран, убежден Курт. Еще заботливые руки Лизетт, она возилась с ним, как с маленьким ребенком. Обмывала, перевязывала, убирала из-под него. За перегородкой с ним оставался Гюнтер, но помощи от него практически не было. Самое важное, что сделал — написал отцу Курта в Берлин. После вмешательства отца из районного центра к нему стали приезжать фельдшер и лейтенант, привозили лекарства и продукты, керосин для лампы, но отправить в госпиталь не спешили. Не надеялись, что перенесет дорогу.

Вспомнился вдруг один из бесконечных зимних дней.

…3а окном гудит метель, ветер кидает крупные хлопья снега в окно и он боится, что стекла не выдержат, разлетятся. Жарко пылает печь. Соседская девушка Ганя подносит дрова, и Гюнтер укладывает их в печь.

Много лет Курт не вспоминал войну, свое вынужденное заключение в русской деревне. Сегодня нахлынули воспоминания.

… Ранней выдалась весна в предпоследний год войны. Часто, обняв Лизетт, и, опираясь на Гюнтера, он, с трудом передвигая ноги, выходил на улицу. Там бушевала весна. Звенела капель с крыши, у самого крыльца бежал ручей, пела неизвестная русская птица. Сквозь голые ветви деревьев пробивались жаркие солнечные лучи. Звенящая тишина, высокое голубое небо ничто не напоминало о войне.

…Они с Лизетт одни в избе. Керосиновую лампу не зажгли, светит лишь огонь из печи. Обнявшись, лежат на мягкой пуховой перине и Лизетт, помогая знаками, пытается что-то рассказать, задорно смеётся. В эту минуту она кажется божественной феей случайно залетевшей в дом.

***

… Проснувшись, Сева не сразу сообразил, где он. Посмотрел по сторонам, встал, подошел к окну и увидел пеструю цветочную клумбу, зеленую лужайку, дальше аллея деревьев. "Какая красота! — подумал он и вернулся в комнату. Оглядел кровать, на которой спал, перевел взгляд на телевизор, музыкальный центр, книжную полку, пейзаж на стене. — Один буду пользоваться всем этим? Чудеса, да и только"! Включил радиоприемник, покрутил ручку настройки. Каждый миллиметр звучала новая музыка, немецкая, английская, чья-то речь. "Столько бы радиостанций в Стародубске! Ну, да хватит восторгаться! В Москве, затем в поезде совсем выбился из обычного утреннего распорядка — зарядки, холодного душа". Он настроил радиоприемник на бодрую музыку и начал делать зарядку. В дверь постучали, и вошла смущенная Марта.

— Гутен морген! — приветствовал её Сева. — Она поздоровалась и, не поднимая глаз, предложила принести кофе. Только увидев Марту, Сева вспомнил её ночной визит. "Приходила или мне приснилось, спросить"? Достал разговорник, долго листал, подыскивая слова, подходящие к случаю, и не нашел. Попытался объясниться знаками, Марта смущенно улыбалась. "Наверное, приснилось после дневных переживаний и обилия впечатлений. Да нет, такие подробности присниться не могут. Приходила! Неужели прислал отец? Может, так принято, я же не знаю традиций… В анекдотах чукча предлагает гостю жену. В Германии — горничную? Нет, семья отца слишком культурная, образованная".

Тем временем Марта что-то быстро тараторила. Понять её — ни какой разговорник не поможет. Разобрать удалось только, что говорит о бассейне. Из шкафа Марта достала большое полотенце и халат, подвела к окну и показала на цветник и ушла. Теперь Сева заметил в стороне от цветника бассейн, куда, как понял, приглашала Марта.

Переодевшись в купальные плавки, Сева задумался — прилично ли выйти из дома в халате или одеться нормально? Зачем тогда Марта выдала халат? После недолгих колебаний решился в нём и пойти. Голубая вода оказалась приятно теплой, он долго плавал, нырял с бортика бассейна и не хотел вылезать. Неизвестно сколько бы времени еще наслаждался неизведанным раньше удовольствием, но увидел приближающего отца. Поднялся на мраморный парапет, по периметру ограждающий бассейн, и приветствовал его. Г-н Клуге издали заулыбался Севе, подойдя ближе, что-то спросил. Сева не понял, но догадался — интересуется впечатлением от купания.