Сокровища Перу - Карл Верисгофер

— Неужели ты не позволишь мне, дядя, проститься с бабушкой? — спросил Бенно молящим голосом.

— Нет, это невозможно: она больна, я потом передам ей твой прощальный привет. Иди!

Гармс, стоявший за спиной Бенно, простился со своим господином и другом детства едва приметным кивком головы.

— Я ухожу, сударь!

— Хорошо, Гармс, я знаю!

И дверь захлопнулась за выходившими.

— Не провожай меня до судна, Гармс, все станут потом говорить об этом. Господь с тобой, я напишу тебе из Англии!

— Храни тебя Бог, дитя мое! Храни тебя Бог!

Они простились еще раз и расстались. Бенно молча шел рядом со своим будущим спутником.

— Так вы намерены изучать торговое дело в Рио у Нидербергера и Ко? Неужели вас так тянет в далекие страны или вы просто хотите повидать свет и людей, молодой человек? — спросил после довольно продолжительного молчания господин Винкельман.

Бенно отвечал уклончиво, но в душе был рад, что его спутнику, по-видимому, не было ничего известно о причинах, побудивших его отправиться в столицу Бразилии.

Между тем они очутились уже на пристани. Через несколько минут их судно должно было сняться с якоря. Надо было спешить. Среди всеобщей суматохи и волнения наступил наконец этот решающий момент. Бенно забрался в свою каюту и, уронив голову на руки, предался невеселым размышлениям, тогда как господин Винкельман занялся размещением в стенном шкафчике всевозможных съестных припасов, затем пригласил своего молодого спутника воздать должное всей этой вкусной снеди.

— Это необходимо в пути, поверьте моему опыту: я уже третий раз совершаю такое путешествие. Ведь это, так сказать, моя профессия; я по поручению бразильского правительства приглашаю желающих основать немецкую колонию в Бразилии. Вот и с этим судном у меня едут туда более пятисот человек различных профессий и сословий.

Но Бенно не стал поддерживать разговор, лег на свою койку и постарался заснуть.

В продолжение целых трех суток бедняга почти не слезал с койки и не говорил ни с кем: так тяжело было у него на душе.

— А долго ли продолжается это путешествие? — спросил наконец он своего спутника.

— Месяца три, а при плохой погоде и четыре!

— Ах, Боже правый! Да ведь так можно умереть с тоски!

— Да, если вы будете продолжать лежать на своей койке! Но выйдите на палубу, завяжите знакомство с пассажирами и увидите, что здесь вовсе уж не так нестерпимо скучно!

Бенно последовал этому доброму совету и вышел на палубу. Здесь было людно и пестро. Большинство пассажиров уже успело перезнакомиться и даже подружиться. Все сидели группами, болтали, спорили, курили, любовались прекрасной картиной заката на море — словом, жили обычной, скорее приятной жизнью.

— Добрый вечер, молодой человек! — произнес за спиной Бенно чей-то знакомый голос, и смуглая мужская рука опустилась на его плечо.

— Сеньор Рамиро! — воскликнул Бенно, обернувшись и узнав владельца цирка, — но как мог я ожидать встретить вас здесь? Вы намерены попытать теперь счастье в Рио с вашим цирком?

— Ну, положим, не в Рио. Жена моя и все остальные продолжают свое дело в Германии, а я здесь только с Педрильо и Михаилом. — При этом Рамиро глубоко вздохнул, затем, проведя рукой по лбу, точно отгоняя назойливую мысль, добавил: — Впрочем, не следует оглядываться назад: это всегда только подрывает силы и лишает решимости. Ведь я, собственно, — уроженец Южной Америки; я — из Перу и теперь снова отправляюсь туда!

— Но наше судно идет в Рио-де-Жанейро!

— Да, а оттуда мы думаем напрямик добраться до моей родины! Главное ведь только перебраться через океан!

— Вы, конечно, хотите приобрести в Рио новых лошадей?

— Лошадей?! О, я буду рад, если будет возможность ежедневно покупать несколько фунтов хлеба! Здесь нашему брату трудно что-нибудь заработать: это не то, что в Европе.

— Так почему же вы уехали оттуда?

Глаза перуанца метнули молнии. Странное, загадочное выражение появилось на мгновение на его лице. Он как будто хотел что-то сказать, но сдержался, затем, немного погодя, продолжал:

— Я, видите ли, не всегда был цирковым наездником! Было время, когда и я носил форму одного из лучших училищ, будучи сыном богатой и уважаемой семьи… Но затем мой лучший друг, на которого я полагался, как на самого себя, предал меня… О, вы не можете себе представить, что я выстрадал в то время!.. На меня пало подозрение в похищении драгоценного алмазного убора. На самом деле я и в глаза не видел его, но все улики были против меня. Вскоре мне стало ясно, что похититель этих драгоценных камней был не кто иной, как мой друг Альфредо. Я всегда готов поклясться, что это был он. В безысходном отчаянии я упал к его ногам, молил его, просил пощадить мою молодость и не делать меня несчастным на всю жизнь, не взваливать на меня позорной вины, в которой я вовсе неповинен, но он только пожимал плечами. Тогда, доведенный до последней крайности, я решился доказать на суде, что истинный виновник не я, а Альфредо. И доказал это ясно, но судьи были уже предубеждены против меня, и на меня только пало новое обвинение — в желании оклеветать своего друга детства и взвалить на него свою вину. Таково было общее мнение, и я был осужден на тюремное заключение, впрочем, весьма непродолжительное, ввиду моей молодости — мне было тогда всего семнадцать лет, — но имевшее для меня самые страшные последствия. Я метался, как дикий зверь в своей клетке, бился головой о стены, будучи не в силах примириться со своим незаслуженным позором, пока жестокая горячка не лишила меня сознания и не поставила на край могилы. То было поистине самое ужасное время моей жизни!

— Ну, а затем? — спросил Бенно, невольно заинтересованный судьбой своего собеседника.

— Несчастье редко приходит одно! Так было и со мной. В то время, когда меня упрятали в тюрьму, у меня была еще мать, добрая, честная старушка, и я был будущим наследником громадного состояния. Но спустя несколько месяцев, когда я немного оправился после тяжелой болезни, и меня выпустили из тюрьмы, бедная мать моя была уже в могиле, а все состояние наше перешло по завещанию церквям и монастырям, в качестве искупительной жертвы за мою грешную душу!.. Ха… ха… ха!.. А я остался выброшенным на улицу, полубольной, без гроша в кармане. Все, все у меня было отнято!..

— Да, это ужасно! И вот тогда-то вы и сделались цирковым наездником?

— Нет, прежде я зашел еще раз в дом своего бывшего друга Альфредо и сказал ему несколько слов, но слов этих ни он, ни я не забыли и до сих пор.

— Вы прокляли его?! — с ужасом пролепетал Бенно.