Записки бывшего милиционера - Эдуард Скляров

Естественно, моя жизнь в этом возрасте определялась учёбой в школе, но надо отметить, что постижение грамоты, да и весь процесс школьного образования, для меня был сложным и многоэтапным.

Всё начиналось в 1949 году в городе Тихорецке, когда я жил несколько месяцев в доме тёти Лизы, но об этом я уже рассказывал. Добавлю, что учёба в Тихорецке запомнилась мне ещё и тем, что я постоянно хотел есть. Понятно, что я не отказывался, если мне перепадало кое-что от других детей, настолько богатых, что они приносили еду с собой в школу. Однажды мне досталось полбублика, но почему-то запачканного — как мне думалось — какими-то чёрными крупинками. Я старательно отковырял каждую и с удовольствием съел бублик. И только спустя определённое время я узнал, что этими крупинками были семена мака и что их можно и нужно было есть.

1 сентября 1950 года (в восьмилетием возрасте) меня снова, то есть во второй раз, уже с настоящим портфелем и букварём, отвели в первый класс мужской школы № 34, которая находилась аж за четыре трамвайные остановки от нашего дома, рядом с авиационным заводом.

Здесь я учился до четвёртого класса. Учился посредственно, так как очень много читал, а школа отрывала меня от этого любимого занятия. К этому времени у меня уже была своя библиотечка. Я усиленно продолжал приобретать книги, по возможности, конечно. Благо стоили они буквально копейки. Записался сразу в несколько библиотек, был популярен у библиотекарш, имел свободный доступ ко всем книжным полкам, домой приносил кипы книг и всё успевал прочитать. Конечно, были любимые авторы (Жюль Верн, А. Гайдар и др.) и любимые книги («Стожары», «Старое предание», «Пучина», «Джек Восьмёркин — американец» и мн. др.), их я готов был перечитывать по многу раз. Учиться поэтому было некогда. А тут — уж совсем некстати — недели через две-три после начала учебного года (в четвёртом классе) матери дали отпуск на работе, и ей почему-то надо было обязательно поехать в Тихорецк. Она ничего лучше не придумала, как поручить присмотр за мной Вите-Пете, и для этого даже поселила его к нам в комнату на время своего отсутствия.

Уж не знаю, какие у Вити-Пети в голове возникли планы, но он с первых же дней затеял ремонт в нашей комнате. Добыл где-то банку серой корабельной краски и начал на стене изображать панель, то есть закрашивать стену на метр от пола. На полстены его хватило, а потом работа остановилась: то ли краска закончилась, то ли надоело красить (а красил он кисточкой для акварели за неимением другой). На меня он особого внимания не обращал, но, слава богу, не забывал кормить. Ну а я не преминул этим воспользоваться, связался с такой же безнадзорной шпаной и перестал ходить в школу.

На ту беду ещё и мать задержалась в Тихорецке, а когда приехала (месяца через полтора), я безнадёжно отстал от одноклассников, да и в школе не скрывали, что не особо стремятся вновь меня увидеть. Одним словом, в школе я появился снова только 1 сентября нового учебного года, и снова в четвёртом классе. Так я и оказался старше части своих одноклассников на два года, но особо этим не отличался, потому что большая часть мальчишек в классе были, по разным причинам, моими одногодками, среди них и Женька Сучков, мой сосед по квартире, и Женька Бусалаев из соседнего дома, ставший моим другом по классу. Надо сказать, что от одноклассников я отличался более высоким ростом и более крепким физическим развитием, видимо, потому что питание у меня было лучше, чем у них (выше меня ростом в классе был только Женька Бусалаев). Благодаря этому я занял лидирующее положение и вместе с Бусалаевым стал организатором всех безобразий в классе, а частенько и в масштабах школы, за что неоднократно был наказан. Так, однажды в пятом классе меня даже на неделю исключили из школы за то, что якобы я стрелял из воздушного ружья в спину старшей школьной пионервожатой. Я действительно стрелял, но не в спину, и никаких следов пульки на пальто пионервожатой не было. Но наказали меня именно за «спину». Неоднократно я был и объектом обсуждения на педсовете в присутствии матери, в том числе за мой прыжок с балкона второго этажа школы. Тогда это расценили как серьёзный дисциплинарный проступок. А теперь, как мне известно, это называется паркуром и вроде даже поощряется.

Кстати, с друзьями-товарищами летом я фактически не расставался и в ночное время, так как из-за жары и духоты спать в помещении было невозможно. Поэтому почти вся молодёжь, да и многие из старшего поколения спали прямо во дворе на металлических кроватях, которые чуть ли не рядами стояли там круглый год в течение многих лет, многие уже без хозяев, и их использовали другие люди. Мои друзья, — поскольку практически все жили в стандартных домах и были соседями, — свои кровати держали во дворе нашего дома, потому что он был самым обжитым и уютным. Никаких комаров, никаких мошек и другой подобной живности, которая на северах является привычным злом, в Тбилиси не было. Более того, до первых комариных укусов на рыбалке в Тихорецке я вообще очень смутно представлял, что такое комары, и нередко ловил себя на том, что путал их с муравьями.

Как уже говорилось, учился я неважно, так как запоем читал книги. Дело дошло до того, что на одном из уроков в третьем классе у меня отобрали книгу «Фауст» Гёте, от чего все учителя офигели, а директор вызвал мою мать на педсовет. Конечно, я тогда не понимал философского смысла «Фауста», но стихотворное изложение мне очень нравилось. Примерно за четвёртый-седьмой классы я прочитал всего Шекспира, Шиллера, от корки до корки всего Горького и многих других авторов того же уровня, включая книги «Школа злословия» Шеридана, «Тысяча и одна ночь», и т. д. и т. п.

Очень любил читать произведения некоторых грузинских писателей: Константина Гамсахурдия, Александра Казбеги, Ильи Чавчавадзе и других, а книги «Давид Строитель», «Бесики» (А. Белиашвили), «Витязь в тигровой шкуре», «Великий Моурави» (Анны Антоновской) и некоторые другие занимали почётное место в моей библиотеке.

Учителя таких, как я, — а нас было большинство, — недолюбливали, носились только со своими любимчиками-отличниками, а на нас особого внимания не обращали. Тёплые воспоминания сохранились лишь о преподавателях географии (Лариса Дмитриевна), английского языка и труда (так называлось практическое обучение навыкам работы со столярными и слесарными инструментами). В труде я превзошёл многих: в четвёртом классе мог запросто сделать настоящую табуретку, овладел слесарным инструментом, сверлильным и токарным станками по дереву. Занятия у нас проходили в мастерских, прекрасно и богато оборудованных для школы авиазаводом. Более того, часто после занятий в классе я отправлялся в эти мастерские и с удовольствием работал там до вечера. Ну а в пятом-седьмом классах (это уже в школе № 97) я возглавлял бригады ребят по ремонту школьной мебели. Такие бригады создавались почти во всех школах на две-три недели во время школьных каникул. Думаю, не одному мне навыки, привитые на уроках труда, помогли во взрослой жизни.