Зима мести и печали - Александр Аде

– Погоди, я скоро, – Нинка скрывается за дверью, за которой, должно быть, находится кабинет директора, некоторое время спустя возникает вновь и направляется к одной из продавщиц.

– Здравствуй, Лида. Как поживаешь? – в ее голосе, даже в осанке появляется властность барыни, снизошедшей до общения с холопкой.

– Да пока вроде нормально, – уважительно отвечает та, называя хозяйку по имени-отчеству.

– А как там Королек? Тебе, наверное, известно, что когда-то он работал на меня.

– И у него как будто без проблем.

«Господи, – с ревнивой обидой думает Наташа, украдкой разглядывая сожительницу Королька, – как же он может с такой – после Анны? Лучше бы меня выбрал».

Еще минут пять покрутившись в своей торговой точке и приведя продавцов в состояние, близкое к панике, Нинка подхватывает Наташу и удаляется. За их спинами раздается еле слышный вздох облегчения.

– Ну, как она тебе? – интересуется Нинка, усаживаясь за руль «тойоты».

– Признаться, не ожидала. По-моему, на нее ни один нормальный мужик не посмотрит. Худая, плоская. Лицо не то чтобы некрасивое – штампованное, унылое, никакое. И далеко не молоденькая, явно за тридцать.

– Знаешь, как Королек ее зовет? Гаврош. Нет, ты только представь: Гаврош!

– А ведь она действительно похожа на угловатого пацана. Странно все это. Возможно, Королек после гибели сына как бы наложил на себя суровую епитимью. Развозит по домам питьевую воду и живет с женщиной, которая ему в подметки не годится. В этом есть некий мазохизм, гамлетовская жажда страданий.

– То-то и оно, – подтверждает Нинка, обгоняя автобус. – Совестливый больно. Если будет так продолжать, кончит бомжом. Я когда-то стишок слыхала про то, что человек – или молот, или наковальня. Я вот, например, – самый что ни на есть натуральный молот. А Королек… А-а-а… – Нинка машет рукой. – Не стоит он того, чтобы его обсуждать…

Когда Нинка везла Наташу во «Вкусноту», в воздухе уже танцевали редкие снежинки, точно не желавшие опускаться на землю; потом снег повалил гуще, и несколько метров от «тойоты» до своего подъезда Наташа шла под снегопадом, забелившим ее шапочку и шубу.

В квартире она переодевается в домашнее, неторопливо возится по хозяйству. На улице так же неспешно водворяется вечер. Она ужинает, моет посуду, садится за пианино, тихонько наигрывая сладко-тревожную мелодию Моцарта, и вздрагивает от телефонного звонка.

– Привет, – произносит знакомый голос. – Как жизнь?

– Помаленьку, – отвечает она, ощущая сильные толчки сердца. «Что же это такое, сегодня все как будто нарочно сошлось, чтобы напомнить мне о прошлом!»

– Надеюсь, слыхала, – продолжает Королек, – прикончили жену небезызвестного Принца.

– Вот как? – откликается она безмятежно.

– Неужели не знаешь? А между тем об этом даже Москва сообщила. Что ни говори, попасть в столичные новости весьма почетно. Наш городок в очередной раз прославился.

– В последнее время я не смотрю телевизор. Там такие ужасы, мне это вредно… – Она делает многозначительную паузу, и он догадывается:

– Поздравляю. Стало быть, замужем?

– Стало быть, нет.

– Так вот, о Марго, – тотчас переключается он. – Я видел фотографию, на которой ты чуть не обнимаешься с усопшей.

– А, это… Всего лишь сюжет для небольшого рассказа. Мы с Марго жили в одном доме, в котором, кстати, я пребываю до сих пор. Долгое время друг друга не замечали – между нами слишком большая разница в возрасте; потом, когда ей исполнилось пятнадцать, как-то сошлись на почве искусства: Марго прекрасно рисовала, мечтала стать дизайнером или архитектором. Но, похоже, не сложилось. В десятом классе она забеременела, а вскоре ее семейство переехало в элитное жилье. Больше мы не встречались.

– Известно, кто отец ребенка?

– Марго умудрилась скрыть его существование. Могло даже показаться, что это непорочное зачатие… Кстати, если тебе интересно. У нее дома я была раза три. Ощущение странное. Не могу похвастаться особым чутьем, но что-то в этом благородном семействе было не так. Отец Марго безумно любил обеих – жену и дочь, это было видно с первого взгляда…

– А они?

– Жена благосклонно принимала его любовь. Помнится, она была очень женственной и томной. Марго – почти копия матери. И внешне, и внутренне. Не хотелось бы тревожить память покойницы, но после того, как мать Марго убили, прошелестел слушок, что у нее была… как бы помягче выразиться… не совсем традиционная ориентация. И именно это послужило причиной ее гибели. Наверное, полный бред и клевета… Погоди, я стараюсь, выкладываю все, что знаю, и только сейчас вспомнила: ты ведь давно уже не занимаешься сыском.

– Решил маленько развлечься. Ну, бывай, – мягко и будто небрежно прощается Королек.

Голос его пропадает.

Наташа возвращается к пианино, слегка прикасается к клавишам. Она сама не понимает, отчего плачет, но слезы катятся по щекам не переставая. «В моем положении часто ревут», – говорит она вслух, улыбаясь и шмыгая носом, и закрывает крышку инструмента.

* * *

Королек

Офис Рудика куда скромнее пижонской конторы Француза, деньжонки «продвигатель высоких технологий» зря не расходует. Промариновав меня в «предбаннике» около получаса, снисходит до общения. Свою краткую речь начинает так:

– Я поговорил с Мариной, и теперь мне известно, что вы – ее бывший муж.

Другой бы произнес эти слова с кривоватой ухмылкой либо с ревнивой неприязнью (не всякий испытывает удовольствие при виде первого мужчины своей жены). Рудик просто констатирует факт.

– Марина охарактеризовала вас как человека чести. Я со своей стороны собрал некоторую информацию и склонен этому поверить.

Произнеся таковы слова, как рублем одарив, он принимается задумчиво покачивать седой башочкой, что-то прикидывая и мурлыча под нос. Наконец выдает:

– Кот – большая сволочь. Впрочем, следует признать, Царь был не меньшей скотиной. Уголовники. Шваль. Я бы дорого дал, чтобы с ними не якшаться. Но, увы, такова нынешняя реальность. В свое время бандиты Кота сожгли моего друга, который не захотел отстегивать за «крышу». Спалили с женой и ребенком. В собственном доме. Буду рад, если остаток жизни Кот проведет на нарах. Что ж, попробую внедрить вас к нему. Но учтите. Любым компроматом вы в обязательном порядке делитесь со мной.

Достает стильный сотовый.

– Привет, Котяра. Как делишки?.. И у меня нормалек. Побарахтаемся в бассейне?.. О чем разговор, как без них-то! Если расслабуха, то по полной… Кстати, о птичках. Ты на прошлой неделе жаловался, что нет у тебя надежного помощника. Могу порекомендовать. Королек… Ага, птичка божья. Был сычом, ментом, сейчас вроде не у дел. Умеет держать язык за зубами… Понял. Без проблем…

И уже мне – с бесстрастной корректностью воротилы большого бизнеса:

– Завтра к двум подъезжайте в ресторан «Жар-птица», побеседуете с Котом.

Вот клоун. Столько времени кобенился, а разговор пустяшный.

Впрочем, следует признать, Рудик сильно рискует. Если засыплюсь, он на веки веков станет врагом Кота, а это чревато серьезными последствиями.

Представляю, как он раздумывал и сомневался, прежде чем решился на этот вроде бы дурашливый треп.

* * *

За все свои тридцать семь годков в «Жар-птице» я побывал четыре раза, и каждый такой поход был событием. А для Кота ресторан – вполне рядовая хавалка вроде привокзальной столовки.

Здесь почти ничего не изменилось. Потолок, как и прежде, изображает жизнерадостное небо, и так же парит под ним, переливаясь и горя, большая русская птичка счастья, выдернуть перышко из которой могут разве что Иванушка-дурачок да уркаганы вроде Кота. Похоже, ее слегка подновили.

Шествую через весь зал, отворяю боковую дверцу – и оказываюсь в небольшом помещении, предназначенном для вип-персон. Из трех столов два пустуют. За третьим восседает Кот. На меня надвигается приземистый охранник, почти точная копия знаменитой картины «Черный квадрат», только цвет его лопающегося на туловище костюмчика не смоляной, а асфальтовый. Правое ухо паренька украшает – вроде серьги – гарнитура сотового телефончика. Он неспешно шмонает меня, после чего допускает к боссу, рядом с которым торчит второй хранитель котовского тела.

– Рудольф предложил тебя в помощники, – между жевками заявляет Кот. – А ему я доверяю, как самому себе. Кто такой? Чего умеешь? Говори кратко. Не напрягай меня во время обеда.

Он и впрямь напоминает откормленного кота, баловня старой девы. Здоровенная шаровидная башка с большим лбом и плешью, просвечивающей сквозь вьющиеся черно-сивые волосы, добропорядочное брюшко. Вот только голос точно утыкан гвоздями, как доска йога.

Сжато излагаю свою героическую биографию.

– Странный ты пацан, – резюмирует Кот. – На голову больной, что ли? Хотя, наверное, оно и к лучшему. Я уже столько помощников поменял – не сосчитать. Слишком бабло любят. Меня с потрохами готовы были продать. А ты вроде юродивого. Будешь верно служить?