Оптинские старцы - Наталья Горбачева

«Сердце обливается кровью при рассуждении о нашем любезном отечестве, России нашей матушке: куда она мчится, чего ищет? Чего ожидает? Просвещение возвышается, но мнимое: оно обманывает себя в своей надежде! юное поколение питается не млеком учения Святой нашей Православной Церкви, а каким-то иноземным, мутным, зараженным духом! и долго ли это продолжится? Конечно, в судьбах Промысла Божия написано то, чему должно быть, но от нас сокрыто по неизреченной Его премудрости. А кажется, настает время по предречению отеческому: «Спасающийся да спасет свою душу»[4].

Слова старца Макария чем-то напоминают трагическое удивление знаменитого русского писателя Н. В. Гоголя: «Русь, куда ж несешься ты? Дай ответ. Не дает ответа».

В представлении большинства современников и нынешних читателей Гоголь — классический писатель-сатирик, обличитель человеческих и общественных пороков. Другого Гоголя, религиозного мыслителя и публициста, автора молитв и таких произведений, как «Выбранные места из переписки с друзьями» и «Размышления о Божественной литургии», мало кто знает… Вся его жизнь, особенно последнее десятилетие, была непрерывным восхождением к высотам духа. Гоголь не давал монашеских обетов — нестяжания, целомудрия и послушания, но был поистине монахом в миру. Он не имел своего дома и жил у друзей — сегодня у одного, завтра у другого. Свою долю имения он отказал в пользу матери и остался нищим, помогая при этом бедным студентам из собственных гонораров. После смерти Гоголя все личное его имущество состояло из книг, немногих старых вещей да нескольких десятков рублей серебром, однако созданный им фонд «на вспоможение бедным людям, занимающимся наукой и искусством», составлял более двух с половиной тысяч рублей. Современники не оставили никаких свидетельств о близких отношениях Гоголя с какой-либо женщиной.

Из письма Гоголя в Оптину пустынь в июне 1850 года, адресованного иеромонаху Филарету: «Ради Самого Христа, молитесь обо мне, отец Филарет. Просите вашего достойного настоятеля (о. Моисея. — Н. Г.), просите всю братию, просите всех, кто у вас усерднее молится и любит молиться, просите молитв обо мне. Путь мой труден! дело мое такого рода, что без ежеминутной, без ежечасной и без явной помощи Божией, не может двинуться мое перо… Мне нужно ежеминутно, говорю вам, мыслями быть выше житейских дрязг и на всяком месте своего странствования быть как бы в Оптиной пустыни…»

Гоголь паломничал в Оптину три раза, и его мысли о великой ответственности писателя пред Богом за свое творчество окончательно сложились не без влияния бесед со старцем Макарием, перед прозорливым духовным оком которого писатель высказывал все свои суждения и мнения.

Скорее всего, путь в Оптину пустынь Гоголю указал философ И. В. Киреевский, который был уже духовным чадом о. Макария и прекрасно понимал значение старчества. «Существеннее всяких книг и всякого мышления найти святого православного старца, который бы мог быть твоим руководителем, которому бы ты мог сообщать каждую мысль свою и услышать о ней не его мнение, более или менее умное, но суждение святых отцов», — писал он А. И. Кошелеву. Подобные мысли, надо полагать, не раз высказывал Киреевский и Гоголю… Так или иначе, но в 1850 грду Гоголь вместе с М. А. Максимовичем проездом на юг заезжает в Оптинский монастырь.

До обители Гоголь и его спутник шли пешком две версты, как то прилично паломникам. По дороге встретили девочку с лукошком земляники и хотели купить у нее ягоды, но та отдала их даром, отговариваясь: «Как можно брать деньги со странных[5] людей». В первый раз писатель пробыл в Оптиной три дня, «молился весьма усердно и с сердечным умилением».

В тот же приезд Гоголь познакомился со столпами оптинского старчества — настоятелем о. Моисеем и о. Макарием. Существует предание, что прозорливый о. Макарий предчувствовал приход Гоголя. Он был в своей келье и, быстро ходя взад-вперед, говорил бывшему с ним монаху: «Волнуется у меня что-то сердце. Точно что необыкновенное должно совершиться, точно ждет оно кого-то». В это время доложили, что пришел Николай Васильевич Гоголь.

«Достоверно известно, что батюшка о. Макарий не одобрял его светскую литературную деятельность и советовал ему оставить писательство в этом роде и начать новую жизнь во Христе, по заповедям евангельским. И Гоголь во всем согласился, приняв близко к сердцу наставления старца Макария… После того Гоголь еще два раза приезжал в Оптину пустынь к батюшке о. Макарию и во время своего пребывания в монастырской гостинице усердно посещал церковные службы в скиту» — так писал составитель жития преподобного Макария.

Без сомнения, в беседе со старцем речь зашла и о «Выбранных местах из переписки с друзьями» — произведении, выходившем за рамки всех известных литературных жанров. Здесь, в светской прозе, Гоголь заговорил о том, что считается привилегией прозы духовной. «Выбранные места…» вышли в свет в 1846 году и вызвали массу толков и недоумений. П. А. Вяземский нашел замечательный образ: «…наши критики смотрят на Гоголя, как смотрел бы барин на крепостного человека, который в доме его занимал место сказочника и потешника и вдруг сбежал из дома и постригся в монахи». Мало кто мог объяснить подобную метаморфозу творчества писателя.

Судить об этом можно было только с духовных позиций. Не осталось документальных свидетельств, конкретно выражавших отношение старца Макария к творчеству Гоголя, однако в библиотеке Оптиной пустыни сохранился отзыв на «Выбранные места…» святителя Игнатия Брянчанинова. Он всю жизнь сохранял особую близость к монастырю и в молодости был духовным чадом старца Льва. Святитель Игнатий к книге Гоголя отнесся достаточно критически: «Она издает из себя свет и тьму. Религиозные его понятия неопределенны, движутся по направлению сердечного вдохновения неясного, безотчетливого, душевного, а не духовного… Книга Гоголя не может быть принята целиком и за чистые глаголы истины. Тут смешение, тут между многими правильными мыслями много неправильных. Желательно, чтобы этот человек, в котором заметно самоотвержение, причалил к пристанищу истины, где начало всех духовных благ…»

Этот отзыв был переписан лично о. Макарием — надо полагать, изложенные в нем оценки святителя Игнатия были сродни оценкам оптинского старца.

Посещение Оптиной пустыни произвело на Гоголя глубокое впечатление, спустя три недели он писал графу А. П. Толстому, в доме которого жил последние четыре года своей жизни: «Я заезжал по дороге в Оптинскую пустынь и навсегда унес о ней воспоминание. Я думаю, на самой Афонской горе не лучше. Благодать видимо там присутствует. Это слышится в самом наружном служении, хотя и не можем объяснить себе почему. Нигде я не видел таких монахов. С каждым из них, мне казалось, беседует все небесное…»