Новый стратегический союз. Россия и Европа перед вызовами XXI века: возможности «большой сделки» - Тимофей Бордачёв

Во-вторых, сам мир в первой половине 1990-х годов не подавал никаких признаков того, что Россия и Европа будут востребованы в качестве ответственного центра силы, а способность единственной сверхдержавы нести ответственность за всех будет поставлена под сомнение. Причем как ее собственной эволюцией, так и числом проблем и вызовов глобального характера.

Провал в деле исполнения соглашения, выразившийся в самом факте четырехлетней отсрочки его ратификации, закрыл даже самую незначительную возможность для полноценной интеграции и оставил сторонам два варианта взаимодействия на пространстве «большой Европы»: фактическую конкуренцию в политической и экономической сферах или же неравноправное сближение России и Европейского союза на основе принципа «объединение всего, кроме институтов». Еще более свежая версия решения данной дилеммы – одновременное сближение и конкуренция – может оказаться наиболее опасной.

Вместе с тем в содержательном плане соглашение 1994 года стало во многом смягченной версией так называемых европейских соглашений и других актов, заключенных между ЕС и странами Центральной и Восточной Европы в рамках подготовки их к полноценному членству в Европейском союзе. Однако отсутствие такого ориентира сближения сделало трудной реализацию интеграционных элементов СПС 1994 года и в конечном итоге привело к общей потере им смысла.

Опыт взаимодействия России и ЕС в сложнейших политико-дипломатических ситуациях свидетельствует о том, что ни один из механизмов, предусмотренных правовой базой отношений, не был востребован политическими и экономическими элитами партнеров. Механизмы и институты соглашения 1994 года не нашли своего применения, на наш взгляд, именно вследствие существенной «европеизированности» данного политико-правового документа, что свело на нет их функциональное значение в решении вопросов международной безопасности, остающихся в сфере суверенной компетенции стран.

В международно-политическом плане главной причиной суммарного неуспеха сотрудничества России и Европейского союза под «зонтиком» соглашения 1994 года стало их движение по все более расходящимся векторам внутреннего развития и как производного от него – поведения на международной арене.

Россия на всем протяжении 1990-х годов последовательно исповедовала политику двусторонних контактов с ведущими странами – членами ЕС, что вступало в противоречие с превалировавшей тогда логикой нарастания процессов европеизации внутри Европейского союза – сближения позиций стран и повышения внутреннего единства группировки в целом. Европейский союз, со своей стороны, вообще не был склонен рассматривать Россию как самостоятельного партнера, интересы которого, артикулированные или нет, могут отличаться от европейских и нуждаются по меньшей мере во внимательном отношении. И уж точно не могло идти речи об обсуждении с Россией общих судеб Евразии. Российский исследователь Вячеслав Морозов отмечает в этой связи:

«В прошлом десятилетии (1990-е годы. – Т. Б.) у Европейского союза появилась возможность монополизировать европейскую идею, утвердить себя в роли ее главного выразителя. Помимо представления о реализованной утопии (finalitи politique), этому способствовало также ощущение того, что объединенная Европа достигла предела в своем пространственном расширении (finalitи geographique)».[24]

Реальное усиление в первой половине 1990-х европейской солидарности и способности стран – членов ЕС к выработке общего подхода к самым важным вопросам региональной безопасности привело, с одной стороны, к фактическому вытеснению России из европейской политики, а с другой – к активному обращению стран ЕС к услугам американского фактора. Несмотря на существовавшие тактические разногласия, ведущие страны Европейского союза успешно находили общий язык с США при обсуждении ключевых проблем, связанных с урегулированием ситуации в бывшей Югославии.

Путь на восток

В главных внешнеполитических заявлениях и документах России по проблемам европейской безопасности периода 1991–1999 годов бросается в глаза подчеркнуто разная оценка роли, сущности и потенциала двух крупнейших западных институтов – Североатлантического альянса (за которым отчетливо просматриваются США) и Европейского союза. Первый объявляется реликтом холодной войны, совершенно бессмысленным и потенциально агрессивным военным инструментом, существование которого поддерживают вашингтонские «ястребы» и опасающиеся потерять работу чиновники в штаб-квартире НАТО. Европейский же союз в Москве, напротив, неизменно подавали в качестве конструктивного элемента, который способствует экономическому развитию региона и выступает важным партнером России.

Такая постановка вопроса обходила вниманием тот факт, что уже в 1995-м из 15 государств – членов Евросоюза 11 входили в НАТО и действовали в полном согласии с США. Общеизвестно, что в периоды серьезного обострения противоречий между Москвой и Вашингтоном ведущие страны – участницы ЕС неизменно подтверждали свою приверженность принципам трансатлантической солидарности. Тем не менее российская внешняя политика никогда не отождествляла США с их западноевропейскими союзниками.

По-разному относились в Москве и к расширению обоих западных институтов на восток. Применительно к НАТО этот процесс всегда трактовали как фактор, подрывающий европейскую безопасность. Вступление же стран Центральной и Восточной Европы в ЕС в России воспринимали как положительное явление – при том что все страны, заявившие о желании присоединиться к Евросоюзу, добивались и приема в НАТО.

Да и сам Евросоюз никогда не скрывал намерения укрепиться в военном отношении, в том числе за счет американских ресурсов, но – пока – никак не в противовес США. Этого противоречия в Москве то ли не видели, то ли старались не замечать. Между тем ее антинатовская линия противоречила тогдашней стратегической установке ЕС: увеличивать собственную значимость не отдельно от НАТО, а опираясь на военный потенциал альянса, пусть даже, как это, возможно, видели в некоторых европейских столицах, и с прицелом на вытеснение США из ниши натовского гегемона.

Особо следует сказать об отношении России к заметному присутствию США в Европе. Москве оно никогда не нравилось, и происходившие в Старом Свете события она часто оценивала с точки зрения того, усилят они влияние Вашингтона на европейские дела или нет. В 1990-е годы страны – участницы ЕС, напротив, видели в Соединенных Штатах своего главного союзника и, как правило, относились к действиям американской дипломатии в Европе как к вполне естественным, ибо они не только не препятствовали региональной интеграции, но и, наоборот, обеспечивали ей «зонтик безопасности».

В 1990-е годы противопоставление Соединенных Штатов Евросоюзу стало повседневной практикой российской дипломатии. И в академическом дискурсе, и в политических заявлениях подчеркивалось, что объективные интересы Европы и США бывают часто противоположными и, более того, могут породить принципиальные расхождения. Такая оценка объясняется неадекватным восприятием состояния трансатлантических связей. На протяжении всего периода холодной войны Соединенные Штаты были гарантом безопасности Западной Европы, а военное присутствие США позволяло европейцам относительно спокойно выстраивать свои экономические и политические связи, переросшие в интеграционный процесс. Со вступлением в Европейский союз Великобритании трансатлантические связи еще более упрочились.

Москва на протяжении большей части 1990-х ставила на раскол между союзниками не только потому, что неправильно оценивала степень их близости. Самостоятельная Европа вписывалась в концепцию многополярного мира, игравшую в 1990-х годах основополагающую роль в формировании российской внешней политики: в усиливающемся Европейском союзе видели противовес Соединенным Штатам Америки.

Заметим, что по-настоящему время многополярности наступило гораздо позже и ее установление было с большим энтузиазмом поддержано ведущими европейскими столицами. Вот только практика многополярного мироустройства оказалась гораздо менее комфортной, чем того ожидали в России, и буквально столкнула ее с Европой по целому ряду вопросов.

Таким образом, коренным противоречием российско-европейских отношений в 1990-е годы было принципиально разное отношение к роли США и НАТО. Поэтому не случайно концептуальный кризис заметно опередившей свое время европейской политики России совпал по времени с началом политического кризиса в двусторонних отношениях: в 1999-м все ведущие страны ЕС поддержали силовую акцию против Социалистической Республики Югославии и активно в ней участвовали.

С различной оценкой роли США и НАТО была теснейшим образом связана и другая, относительно малоизученная проблема российско-европейских отношений – скрытое противостояние России и Европейского союза на Балканах. Физическое подавление большого югославского государства и распространение «зонтика безопасности» НАТО на страны – кандидаты ЕС отвечали в общем и целом интересам ключевых государств Европейского союза, были органично взаимосвязаны с традиционной ролью США в европейском интеграционном процессе и стали частью окончательно согласованной в 1993 году политики расширения ЕС на восток.