Обрученная с розой - Симона Вилар

Монастырь был расположен в Чевиотских горах, на вершине утеса, вокруг которого, пенясь, бежала шумливая горная речка, обрывающаяся водопадом. Там Элизабет провела около пяти лет.

Каждое утро она выходила в большой сад монастыря и подолгу глядела на срывающуюся по скалам бурлящую воду. После оживленного, людного Нейуортского замка Кимпсайдская обитель подавляла ее своей пустынностью и тишиной. Однако она вскоре прижилась и там, и эта размеренная, спокойная жизнь с чередованием постов и служб, тихого труда и смиренного созерцания даже пришлась ей по душе. Она была примерной воспитанницей, и сестра-аббатиса не раз намекала приезжавшему навестить дочь сэру Ричарду, что девушка вполне готова принять постриг.

Но у рыцаря в отношении дочери были иные планы. Он не мог не видеть, что с каждым годом она становится все краше и краше, и, наконец, пришел к выводу, что сможет с ее помощью породниться с кем-нибудь из влиятельных вельмож, а это для пришедшего в упадок рода Вудвилей было бы весьма кстати.

Когда Элизабет исполнилось пятнадцать, он забрал ее из монастыря и увез в Уорнклиф. За то время, что Элизабет не была здесь, ветхий замок сильно изменился. Ричард Вудвиль возвел новый донжон[2], укрепил стены, расчистил и углубил рвы. Уорнклиф стал пригодным для жилья и обороны, однако все это истощило казну Вудвиля. Ему пришлось заложить соседнему монастырю большую часть земель, продать некоторые фамильные драгоценности и даже пойти на неравный брак с дочерью ростовщика.

Теперь же главной его надеждой становилась красавица дочь, и он хотел окончательно поправить свое положение, выгодно выдав ее замуж

Так что, когда Элизабет переступила порог отчего дома, только и разговоров было, что о подготовке к замужеству. Сначала это ее коробило, но затем она свыклась с мыслью о браке и, оставаясь послушной отцовской воле, готова была пойти к алтарю с любым, кого он выберет.

Ричард Вудвиль тщательно скрывал свое плачевное положение и продолжал жить, как подобает влиятельному феодалу. Поэтому Элизабет считалась завидной невестой, и в их замке часто гостили претенденты на ее руку и сердце. Окруженная излишним вниманием, она невольно стала кокетничать и изрядно франтить. Тем не менее, это было веселое время, и сейчас, находясь во всем блеске величия и славы, она с невольной грустью вспоминала свои девичьи мечты, невинные шалости и уловки.

Тогда же Элизабет узнала все о Майсгрейвах. Спустя год, как ее увезли из Нейуорта, Джон Майсгрейв погиб в стычке с шотландцами, а еще через полгода от тоски и горя скончалась леди Бланш. На плечи юного Филипа пала тяжесть утраты родителей и бремя защиты замка.

Время было смутное, набеги шотландцев и постоянные усобицы враждующих приграничных кланов сменялись резней ланкастерцев и йоркистов, так что мужчины редко выпускали из рук оружие. Юному рыцарю пришлось пережить не одну осаду, но возвышавшийся над долиной замок Бурого Орла так и остался неприступным, а Филип подтвердил, что он достойный потомок Майсгрейвов.

С тех пор за ним прочно закрепилась слава отменного воина, и, как бы ни шли дела в приграничной полосе, всегда он зорко следил за тем, чтобы беспокойные соседи из-за Твида не жгли его сел, не угоняли скот и не творили бесчинств по эту сторону границы, давая им быстрый и жестокий отпор.

Юношу редко можно было встретить вне пределов его земель. Поговаривали, что он сколотил в своем замке отряд каких-то сорвиголов, которых шотландцы боятся как огня, и

что, мстя за родителей, он совершает отчаянные набеги, а его клич внушает ужас по ту сторону границы.

И все же Элизабет встретилась со своим спасителем. Она тогда была уже помолвлена с могущественным лордом Грэем, богатым феодалом из Уэльса, родственником нортумберлендского шерифа.

Шли приготовления к свадьбе, когда со стороны шотландской границы хлынули целые полчища всякого отребья в надежде поживиться у южных соседей. Нападение было столь неожиданным, что англичане не успели организовать достойный отпор и предпочли отсиживаться в своих замках.

Элизабет до сих пор помнила, какое смятение воцарилось тогда, как опустели деревни, как крестьяне, собрав нехитрый скарб и гоня перед собой скотину, спешили укрыться в лесах или в стенах замков своих сеньоров, как на опустевших, размытых дождями дорогах раздавались воинственные клики и проносились отряды шотландцев, предававших огню и мечу все, что попадалось на их пути.

В Уорнклифе весь двор замка был заполнен беженцами-крестьянами, явившимися просить защиты у своего господина. Мосты были подняты, тяжелые чугунные решетки ворот опущены, на стенах удвоены караулы, а в котлах день и ночь кипела смола, дабы было чем встретить непрошеных гостей.

Шотландцы и в самом деле подбирались к самым воротам Уорнклифа, но на приступ не решились, хотя, казалось, поначалу к этому и шло. Уже были готовы таран и лестницы, когда что-то отвлекло врагов и в их рядах началось замешательство. Дозорные с башен сообщили, что какие-то вооруженные всадники появились из соседнего леса и напали с тыла на шотландцев. Сначала никто не мог разобрать, что же там происходит, но затем стало ясно, что эти смельчаки – бесстрашный отряд Бурого Орла, Филипа Майсгрейва.

Все то время, что замку угрожала опасность, Элизабет вместе со своей молоденькой беременной мачехой и капелланом проводила в часовне, моля небеса о защите и покровительстве. Однако, услышав о друге детства, она невольно встрепенулась и даже рискнула приблизиться к окну.

Элизабет мало что поняла из того, что происходило внизу, и лишь позже ей сообщили, что шотландцы, пораженные дерзкой вылазкой Майсгрейва, пришли в ярость и бросились его преследовать.

– Отец, а с ним ничего не случится? – заволновалась девушка.

– О, что может произойти с таким бойцом! – воскликнул сэр Ричард, поднимая бокал за здоровье Филипа Майсгрейва.

У Элизабет сияли глаза.

– Он всегда был таким, – сказала она.

И вдруг, обернувшись к отцу, она спросила:

– Отец, а отчего сэр Филип, а не мой жених пришел к нам на помощь в столь трудную минуту?

Сэр Ричард поперхнулся.

– Ты поразительно глупа, Лиз! Владения милорда Грэя слишком далеко, а Филип Майсгрейв – наш сосед. Насколько я припоминаю, он хотел до начала поста гостить у шерифа Нортумберлендского.

Сэр Вудвиль, казалось, был крайне возмущен. Он заявил, что Элизабет – сущая гусыня и что лучше бы она занималась своим вышиванием или пряла, а не совалась в дела мужчин.

На другой день к воротам Уорнклифа прискакал на взмыленной лошади гонец. Сэр Ричард вышел на стену замка и осведомился, откуда он прибыл. Оказалось – из Нейуорта, и при нем послание хозяину Уорнклифа. Даже не распорядившись открыть ворота, сэр Ричард велел гонцу прикрепить послание к наконечнику стрелы и выпустить ее на стену.