Младший брат - Александра Анненская

Зубы прорезались, a ребенок все не поправлялся. Анна Матвеевна не видела его несколько дней; она испугалась, заметив, как он похудел и ослабел за эти дни.

— Мамка говорит, что так всегда бывает, когда y детей прорезываются зубы, — объяснила ей Вера.

— Да, и я это слыхала, — подтвердила она: — a все лучше бы послать за доктором.

Пригласили знакомого доктора; он осмотрел ребенка и посоветовал обратиться к специалисту по детским болезням. На другой день они приехали оба вместе. Специалист долго осматривал и ощупывал Петю, прописал несколько рецептов, дал несколько предписаний кормилице и с благоговением слушавшей его Анне Матвеевне. Затем он, нахмуренный, видимо чем-то недовольный, вышел в другую комнату, вместе со своим сотоварищем, Вера тихонько прокралась за ними и, спрятавшись в уголку, жадно прислушивалась к их словам.

— Болезнь, в сущности, пустая, — заметил специалист: — но очень запущена; за ребенком, очевидно, никто не наблюдает, не следит.

— Что вы хотите? — отвечал другой доктор: — y него нет матери, он предоставлен попечениям кормилицы, тупой, необразованной деревенской бабе, которая, при веем желании, не может разумно ухаживать за ним.

— Да, это видно. Знаете, я даже отказывался лечить детей при таких условиях, — не стоит труда. Одними лекарствами ничего нельзя сделать, если нет около ребенка знающего человека, который сколько-нибудь разумно воспитывал бы его.

Они обменялись еще несколькими незначительными словами и затем ушли, не заметив бледной маленькой фигурки, следившей за ними с широко раскрытыми глазами, с посинелыми от страха губами.

Что такое сказали они? За Петей никто не наблюдает, его не стоит труда лечить? Он на попечении глупой бабы? A она-то что? Ее забот никто и не заметил, ее бессонные ночи, ее беспокойные дни, ее слезы, ее тревога, ее любовь — все это ничего, все это не приносит никакой пользы ребенку? Не смотря на все это, его жизнь устроена так дурно, что он не может быть здоров, что никакие лекарства не спасут его от смерти?…

Она вернулась в детскую. Анны Матвеевны там не было. Петя спал неспокойным, тревожным сном. Увидев девочку, кормилица пробормотала какое-то извинение и вышла из комнаты. Вера опустилась на колени y кровати и, уткнувшись лицом в подушку, на которой покоилась голова ребенка, зарыдала.

«О, как это ужасно тяжело! Зачем она так мала, так глупа и несведуща! Отчего не может она быть тем знающим человеком, который, как говорит доктор, умеет воспитывать детей! Она умеет любить не меньше всякого умного, знающего человека, но вся любовь ее ни к чему, вся эта любовь не даст ребенку здоровья, не сохранит его жизнь!» — Так думала девочка.

Весь этот день Вера провела в горе и слезах, ночью она мало спала, и когда на следующее утро пришла брать урок y учителя, то даже он, обыкновенно обращавший мало внимания на внешность учеников, быль поражен ее бледностью.

— Вы больны? Не можете учиться? — резко спросил он.

— Нет, я здорова, — отвечала девочка и сделала усилие, чтобы сосредоточить свои мысли на начавшемся уроке.

Это не удалось ей.

— Я хотела спросить y вас, — вдруг прервала она тонкое грамматическое объяснение учителя, — чему нужно учиться, чтобы уметь воспитывать детей?

— Для этого существует целый ряд наук, — отвечал учитель, с удивлением глядя на нее; — зачем вы это спрашиваете?

Прерывающимся от волнения голосом рассказала ему Вера о своей любви к маленькому брату, о своей мечте заменить ему мать и о своем вчерашнем горе.

Учитель слушал ее внимательно, по-видимому, недоумевая, как отвестись к ее рассказу: как к серьезному делу или как к пустой прихоти. Мало-помалу, искреннее увлечение, с каким говорила девочка, победило его недоверие. Когда она закончила, он несколько минут молчал, обдумывая что-то, и наконец, сказал:

— Вы слишком молоды, чтобы заниматься воспитанием ребенка; впрочем, если хотите, я могу теперь же расположить ваши занятия так, чтобы они вели к этой цели. Кроме того, я, пожалуй, дам вам прочесть несколько книг, в которых вы найдете самые необходимые правила ухода за детьми, и объясню вам, чего вы в них не поймете.

Вера поблагодарила учителя с таким жаром, что он совсем растерялся, и в уме его мелькнула обычная мысль: «Беда с девочками»!

С этих пор Вера опять принялась за книги, принялась с прежним упорным прилежанием; но теперь она занималась совершенно не так, как тогда. Ей не нужно было ничьих похвал и одобрений, она не старалась набивать себе голову разными мудреными словами, чтобы при случае хвастать ими, она не старалась поражать учителя своей памятью и сообразительностью; ей нужно было знать, как можно больше и лучше звать, чтобы эти звания могли принести пользу ее любимцу. Теперь полупонимание, наизусть затверженные фразы не удовлетворяли ее. Она беспрестанно спрашивала у учителя самых полных и обстоятельных объяснений, и сама привыкала вдумываться, составлять обо всем ясное понятие. Теперь учитель знал, чем можно было заставить ее побеждать всякую трудность: стоило показать, что известное знание необходимо ей, как воспитательнице, и она напрягала все усилия, чтобы усвоить его.

Глава VIII

Петя выздоровел и, несмотря на мрачные предсказания доктора, опять пополнел и повеселел. По двенадцатому месяцу он стал осторожно переступать по комнате, держась за стулья, и лепетал множество слов, понятных для Веры и кормилицы.

— Завтра вашему Петеньке исполнится год, — говорила один раз мамка, укладывая ребенка спать: — вы бы, барышня, напомнили об этом папеньке, — в этот день уж всегда бывают подарки кормилицам; вот y генерала Кутайсова я кормила сына, так мне подарили шерстяной сарафан да 5 р. деньгами, a наш Петенька, точно сиротиночка круглый, как за ним ли ходи, ни от кого благодарности не увидишь.

Вере стало грустно. Она вспомнила, как при жизни матери день рождение каждого ребенка был веселым семейным праздником. За целую неделю шли толки о том, чем подарить новорожденного, какое устроить для него удовольствие. Новорожденный был царем в детской, ему во всем уступали, он имел право выбирать игры, какие хотел, и все старались ничем не обидеть его. В ее собственном, далеко невеселом детстве, дни рождений и именин составляли светлые точки, о которых она всегда вспоминала с удовольствием. Неужели же y Пети и не будет этих светлых воспоминаний? Неужели он не будет знать этих веселых детских праздников, так отрадно прерывающих однообразную будничную жизнь? A это очень вероятно. До сих пор он, как справедливо заметила кормилица, рос в доме точно круглый сирота. Отец очень редко видал его и никогда не ласкал, братья и Жени вспоминали о нем только тогда, когда слышали слишком громкий крик.

— Экий противный мальчишка! Как он ревет — все уши прожужжал! — с неудовольствием замечали они и вовсе не думали узнать причину этого крика или утешить малютку.

«Все равно: если никто не любит — я его люблю, я хочу, чтобы он был счастлив, и сделаю его счастливым! Пусть никто не помнит дня его рождения, я сама устрою ему такой праздник, что он будет целый день веселиться», — думала про себя Вера.

Она принялась перерывать свои вещи, надеясь найти среди них какую-нибудь забытую игрушку, которую она могла бы подарить Пете, но — увы! — все игрушки, сколько-нибудь годные к употреблению, давно уже перешли во владение мальчика, остальные же были выброшены, как ненужный хлам, при переезде на дачу. Карманных денег y Веры не было, и ей с грустью пришлось убедиться, что она не может обрадовать своего любимца никаким подарком. Она решила, по крайней мере, целый день забавлять малютку, выдумывать для него разные новые игры, устроить так, чтобы он не скучал ни минуты, ни разу не заплакал. И этот план оказался неосуществимым… Рано утром ее разбудил плач ребенка: оказалось, что кормилица, не надеясь получить желанный подарок, была в дурном расположении духа и на первую ласку своего вскормленника отвечала очень грубо. Петя обиделся и раскапризничался. Вера не успела его утешить, как в комнату вбежала Жени, чтобы узнать, отчего это мальчишка так кричит, что разбудил весь дом. Пете бросились в глаза блестящие сережки сестры, и он тотчас потянулся к ним. Жени оттолкнула его ручку и вышла из комнаты, ворча и на кормилицу, и на ребенка, a бедный мальчик снова залился горькими слезами.

«Боже мой! — сама чуть не плача думала Вера, — неужели это всегда так будет! Неужели одной моей любви мало, неужели для его счастья необходимо, чтобы и все окружающие любили его?»

С тяжелым сердцем пошла она брать урок y учителя. До слуха ее не раз долетал жалобный писк ребенка, об удовольствии которого сердитая кормилица вовсе не думала заботиться. Не мудрено, что учитель нашел ее рассеянной и непонятливой. Как только кончился класс, она тотчас поспешила в детскую. Дверь комнаты была открыта, и глазам девочке представилась совершенно неожиданная картина: на ее собственном низеньком креслице сидел отец, на коленях его скакал и веселился Петя, a подле стояла кормилица с радостным, подобострастным выражением лица.