Моя «Правда». Большие тайны большой газеты - Владимир Губарев

Убежден, возобновление «Уроков Гагарина» – это лучшее патриотическое воспитание подрастающего поколения.

СПУТНИК НАД КАНАДОЙ

Сенсация в газете чаще всего рождается неожиданно.

Наш военный спутник сошел с орбиты и уже не принимал команды с Земли. По расчетам он должен был упасть на Канаду. Ничего особенно в этом не было, если бы на борту спутника не находилась энергетическая плутониевая установка. Защиты у нее не было, так как предполагалось после выработки ресурса перевести спутник на «кладбище» – в тот район космоса, где находились подобные аппараты. Но система управления отказала, спутник начал падать.

Шум в прессе поднялся невообразимый! Мол, плутоний, который есть на борту спутника, способен заразить огромную территорию, чуть ли не всю Канаду. Комментарии ученых соседствовали с требованиями политиканов запретить космические исследования, примерно наказать русских, ввести против СССР санкции и так далее и тому подобное. В общем, Советский Союз обсуждали и осуждали.

Мы с ребятами в коридоре говорили о том, что антисоветская истерия приобретает уж больно широкие масштабы. Я, в частности, заметил, что напрасно так шумят на Западе – раз защиты в установке нет, то она сгорит почти полностью в верхних слоях атмосферы и на поверхность попадет лишь незначительная ее часть. Ну а в космосе уровень радиации намного выше, чем у спутника.

Мимо нас шел Виктор Григорьевич Афанасьев. Прислушался к нашему разговору. А потом позвал меня. Захожу в кабинет. Просит рассказать о том, что случится, если спутник упадет в Канаду. Заверяю, что ничего страшного.

«Быстро напиши колонку обозревателя в номер», – распорядился главный редактор.

Я написал, занес Афанасьеву в кабинет.

«С кем надо согласовать?» – спрашивает он.

Отвечаю, что попробую с атомщиками, у меня с ними хорошие отношения.

Звоню министру, рассказываю о материале. «Нет, – слышу в ответ, – это надо согласовать с космическим ведомством – спутник их».

Звоню министру общего машиностроения.

«Это дело Министерства иностранных дел, – говорит он мне. – Раз речь идет о Канаде, то пусть они решают…»

Связываюсь с заместителем министра иностранных дел, и тот категорически советует мне звонить министру среднего машиностроения.

Круг замкнулся.

Иду к Афанасьеву. Рассказываю о своих переговорах.

«Перестраховщики», – комментирует он и распоряжается комментарий поставить в номер. У главного редактора «Правды» было право публиковать некоторые материалы под собственную ответственность, не согласовывая их ни с кем, и на этот раз Афанасьев воспользовался этим правом.

В частности, я писал:

«На спутнике „Космос-954“ установлена небольшая ядерная установка, которая вырабатывала электроэнергию для питания бортовой аппаратуры… 24 января 1978 года „Космос-954“ вошел в плотные слои атмосферы на севере Канады.

Один из основных законов создания ядерных установок – полная их безопасность даже в том случае, когда происходит авария. Именно так проектируются атомные станции и любые устройства, в том числе и работающие в космосе. В 1964 году при входе в атмосферу распалась радиоизотопная установка американского спутника „Транзит“, при экстренном возвращении корабля „Аполлон-13“ сгорела лунная кабина, содержащая радиоизотопы – никаких их „следов“ в атмосфере (не говоря об опасности для населения) обнаружено не было. Американские и советские конструкторы разрабатывают подобную технику таким образом, чтобы в любых случаях не произошло катастрофы… Реалистический подход к случившемуся проявился в Вашингтоне…»

На следующий день госсекретарь США Бжезинский заявляет, что газета «Правда» выступила очень разумно и правильно: нужно прекратить шумиху вокруг спутника, особого вреда он нанести не может.

Реакция американцев была понятно: они сами запускали немало подобных спутников, и с ними могло произойти нечто подобное…

О реакции в США стало мгновенно известно у нас, и в ЦК партии на очередном совещании кто-то из секретарей заметил, что надо реагировать на антисоветские выпады быстро и эффективно, как это сделала «Правда» по поводу спутника. Самое любопытное, что представители МИДа, Минсредмаша и Минобщемаша тут заявили, что они всячески способствовали тому, чтобы такой материал появился в газете. Афанасьев присутствовал на том совещании, но опровергать выступления своих коллег не стал.

«Будет повод, напомним им об этом спутнике», – сказал он мне.

Однако вспомнить о том спутнике мне довелось много лет спустя, когда я встречался с академиком Савиным. Анатолий Иванович рассказывал о своей жизни и работе – а ему довелось принимать участие и в Атомном проекте, и в создании боевой ракетной и космической техники, и в других оборонных проектах. И вдруг он говорит:

– Однажды «Правда» мне очень помогла.

– Как это?

– Мы создавали систему морской разведки. Запускали ряд спутников. Один из них отказал и начал падать на Канаду. У меня начались грандиозные неприятности, меня укоряли, ругали, требовали объяснений. А я ничего не мог сделать, так как спутник вышел из-под нашего контроля. И вдруг появилась заметка в «Правде», которая успокоила всех. Претензии к нам были сняты… Я даже хотел позвонить в «Правду», поблагодарить за содействие, но наш режим запретил это делать – очень уж мы были секретными…

Я подтвердил, что это именно так, потому что я хотел встретиться с создателями спутника, взять у них комментарий, но пробиться тогда сквозь завесу секретности было невозможно.

О КОРОЛЬКЕ ПЛУТОНИЯ

Секретность была непреодолимой, если речь заходила о ядерном оружии. Но иногда в «Правду» поступали весьма неожиданные просьбы. Однажды министр среднего машиностроения – самого секретного в стране ведомства – попросил написать о получении плутония для первой атомной бомбы.

– Я отдам необходимые распоряжения, – сказал он. – Обратитесь к академику Бочвару и его заместителю Решетникову. Они дадут всю необходимую информацию.

Почему надо написать именно о плутонии и именно сейчас, Ефим Павлович Славский не сказал. Лишь много лет спустя я узнал истинные причины, побудившие его обратиться к «Правде». Оказывается, в западной прессе появились статьи, в которых утверждалось, что плутоний был похищен в Америке и переправлен разведчиками в СССР, где он изучался. Опять-таки много лет спустя, работая над книгой «Атомная бомба», я узнал, что в Америке добыли кусок чистого урана-238, и именно этот факт послужил основой для публикаций в западной печати. Этот кусок урана был представлен Берии, и тот распорядился изучить его. Он считал, что его люди в США достали плутоний, и даже доложил о таком успехе Сталину. В Арзамасе-16 сразу же убедились, что это не плутоний, а уран. Пришлось разочаровать Лаврентия Павловича…

По «кремлевке» звоню академику Бочвару:

– Андрей Анатольевич, мне поручил Славский написать о плутонии, а потому прошу о встрече…

– О чем написать? – спрашивает академик.

– О плутонии…

– Я не знаю, что это такое! – вдруг слышу в ответ. – Наверное, Славский ошибся… И вообще я уезжаю в командировку, так что встретится с вами не смогу в ближайшее время…

Академик положил трубку. Перезвонил Славскому. Тот рассмеялся:

– Чудит академик, чудит. Поговорите с Решетниковым, но такой материал обязательно нужно опубликовать в «Правде». Так что, прошу вас, постарайтесь его подготовить. Как напишете, сразу ко мне…

Звоню Решетникову. Федор Григорьевич объясняет, что «добро» на встречу министр дал, а Бочвар действительно улетает в Алушту, где состоится конференция по материаловедению. Кстати, и он, Решетников, уезжает туда. Договорились, что я тоже прилечу в Крым.

Конференция проходила в небольшом санатории. Попал туда я во время перерыва. Начал искать Бочвара. Прихожу на пляж. Вижу одинокого худощавого человека, греется на солнышке. Спрашиваю, не знает ли он академика Бочвара. Тот смотрит внимательно на меня, спрашивает:

– А зачем он вам нужен?

– Я из газеты «Правда», хотел бы с ним побеседовать.

– Нет, не знаю. И вообще с ним не знаком, и такого ученого не знаю…

Мой собеседник почему-то заторопился, собрал свои вещички и ушел.

Через несколько минут подходит Решетников.

– Ну договорились с Бочваром? – интересуется он.

– Я его не нашел…

– Так вы с ним только что беседовали!..

В общем, академик Бочвар так и не дал мне интервью и поручил Федору Григорьевичу рассказать о получении первых граммов плутония.

Материал я написал. Показал его Е.П. Славскому. Тот завизировал его, так что, в конце концов, было получено разрешение на его публикацию. Это случилось 31 декабря 1978 года. Статья была запланирована для публикации 2 января.

1 января стоял страшный мороз. Заседание редколлегии начиналось в 12 часов, а потому рано утром я уже шел на работу. Было пустынно и очень тихо. Почему-то эту новогоднюю московскую тишину запомнил, и она вспоминается мне теперь каждый Новый год…