Жена самурая - Марина Крамер

– Бундори, Валентин Станиславович. Это как трофей, как скальп у индейцев, только… голова поверженного врага.

– Откуда познания такие, девушка? – снова усмехнулся Карепанов.

– Ну… сейчас ведь много книг, кассет…

– Во-от! – воскликнул оперативник, подняв вверх палец. – Именно! Именно это – много кассет, книг и прочей ерунды, насмотревшись и начитавшись которой каждый интерн считает себя сыщиком круче Пинкертона! Предупреждаю – не доставай меня своими теориями, Паршинцева! Не лезь в следственный процесс!

– Но…

– Все, никаких но! – отрубил Карепанов, направляясь к милицейской «дежурке». – Если закончили, то давайте уже поедем отсюда.

Нарбус последовал за опером, а Ольга все еще топталась на месте, мрачно наблюдая за тем, как санитары упаковывают тело в черный полиэтиленовый мешок и грузят в подогнанную машину.

– Ольга! – окликнул Нарбус. – Поехали!

– Нет, я на автобусе, – отказалась Паршинцева и побрела в сторону остановки.

«Ну, что за морда? Неужели в таком молодом возрасте можно так опуститься? – он с отвращением взирал на мертвое лицо и морщился. – Это ж сколько грима надо, чтобы привести тебя в должный вид?»

Теперь процедура стала уже почти привычной, руки работали механически, выполняя все необходимые манипуляции, а тошнота практически прошла. Оказывается, ко всему привыкаешь, и любое действие становится в конце концов обыденным.

Михаил

– Мишутка, на носу выходные! – капризным тоном объявила Анжела, вытянув на подлокотник его кресла длинные ноги с ярко-красными ноготками. – Как мы их проведем?

Михаил машинально опустил руку на гладкую кожу, провел снизу вверх, но думал о чем-то своем, и Анжела толкнула его в локоть второй ногой:

– Ты меня не слушаешь?

– А? Нет-нет, дорогая, конечно… все, что хочешь, – пробормотал он, и Анжела разозлилась:

– Ну, разумеется! Все, что хочу! Что ты вообще позволяешь себе, а? Я разговариваю сама с собой, а ты витаешь где-то в облаках! Мне надоело это, Миша!

Михаил понял, что допустил оплошность и сейчас ему грозит крупный скандал. А потому поспешно опустился на пол и поцеловал Анжелину коленку.

– Прости, Ангел, я задумался… на работе неприятности…

– Меня не интересуют твои неприятности! – высокомерно заявила Анжела, прикусив нижнюю губу. – Меня интересуют выходные!

– Скажи, чего бы ты хотела, и я выполню любую просьбу, – смиренно проговорил Михаил.

Он не мог объяснить этого удивительного феномена – Анжела порой выводила его из себя своими капризами и хамством, но он терпел это, молча снося все колкости и обиды, потому что боялся потерять ее. Он терпел даже постоянное присутствие и в квартире, и в кровати ее мерзкой собачонки – той-терьера Пушка. Какой, к черту, Пушок, если эта дрянь была абсолютно голой! И это вечно дрожащее собачье Квазимодо на тонких лапках и с выпученными круглыми глазами Анжела любила едва ли не больше, чем всех остальных живых существ. Едва ли не больше, чем саму себя, и уж точно гораздо больше, чем Михаила. Именно этому бобику Анжела покупала разнообразные одежки, какие-то фантастически дорогие консервы, потому что эта пакость ничего другого не ела, возила его в парикмахерскую стричь когти и везде таскала с собой. Михаилу порой казалось, что исчезновение Пушка расстроит Анжелу гораздо сильнее, чем сообщение о том, что он, Михаил, угодил в больницу, например.

Михаил сел на ковер, положил голову на колени Анжелы и заглянул ей в глаза.

– Ну, не сердись, прошу тебя… Скажи, чего бы ты хотела, а? Хочешь, полетим на Мальдивы? Я сниму номер люкс, и мы проведем там все выходные, начиная с пятницы? Ты будешь лежать в постели столько, сколько захочешь, а я буду ухаживать за тобой… Шампанское, море клубники со сливками, икра… океан, пляж, белый песок… Хочешь? Ну, соглашайся, Ангел, я тебя прошу…

Анжела покапризничала еще пару минут, но потом согласилась, в знак примирения чмокнув его в щеку. Михаил возликовал – мир в семье восстановлен хотя бы на выходные…

Акела

Он возвращался домой после тренировки. Сегодня почему-то чувствовалась моральная опустошенность, усталость, навалившаяся на плечи и пригибавшая его к земле. Уже давно Акела не пребывал в подобном состоянии, и это раздражало. Умение контролировать свои эмоции всегда было сильной стороной, он не позволял себе раскисать или предаваться унынию. Но в последние несколько недель ему никак не удавалось держать себя в руках. Акела раздражался по любому ничтожному поводу, с трудом подавлял вспышки гнева. Бедная Аля сновала по квартире как мышка, стараясь не попадаться мужу на глаза, уводила Соню в детскую и сидела там с ней, хотя в разговорах с домашними Акела все-таки старался сдерживаться.

Бросив сумку в угол, он убрал в шкаф куртку и прошел сразу в спортзал, задвинул за собой роликовую дверь и плашмя упал на маты, уставился в потолок.

«Где и когда я совершил ошибку? Когда и как?»

В дверь осторожно постучали:

– Саш… ты будешь ужинать?

– Нет.

– Можно мне войти? – И, не дожидаясь ответа, Аля раздвинула двери и вошла.

Вид мужа, раскинувшегося на матах, напугал ее, девушка приблизилась и, опустившись на колени, положила руку на его грудь:

– Что с тобой? Ты не заболел?

Акела накрыл ее маленькую ладонь своей чуть обветренной рукой и закрыл глаз.

– Нет, я здоров, Аленька.

– Тогда… что случилось? Ты уже столько времени сам на себя не похож.

– Полежи со мной, – вместо ответа попросил он, чуть потянув Алю на себя.

Она послушно легла рядом, устроив голову на его плече, и замерла, прислушиваясь к напряженному дыханию мужа.

– Как твои дела на курсах? – вдруг спросил он, и Аля изумленно подняла голову.

– Трудновато, – честно призналась она. – Говорить намного проще, чем читать и писать. Такие конструкции непонятные, и к тому же иероглифов слишком много, я просто не в состоянии запомнить… Мне кажется, даже Сонька лучше меня соображает уже.

– Во всем нужна система, Аленька, и в изучении языка тоже, – спокойно проговорил муж, по-прежнему не открывая глаз. – Если хочешь, посиди с нами после ужина, послушай, как я с Соней занимаюсь, может, тоже поучаствуешь. Нужно же мне знать, насколько хорошо моя жена владеет языком, – грустно улыбнулся он, садясь.

Аля удивилась и обрадовалась этому предложению, вскочила и проворно побежала в кухню, начала накрывать на стол, аккуратно расставляла на столе тарелочки с соусом и васаби, пиалки для супа и плоские подносы для суши. Поколебавшись, убрала назад в навесной шкафчик бутылку саке – муж ничего не сказал по поводу спиртного, значит, вряд ли станет пить его. Иначе спросил бы, поставила ли Аля саке в горячую воду.