Круглая корзинка - Розалия Амусина

— Ты на Людмилу не обижайся, что она не бросила читать, — у неё совсем нет времени: она учится в институте на историка и работает, потому что меня и Алёнку, понимаешь, кормить надо… Она, знаешь, до чего дошла? Вчера приходит ей какая-то повестка, там в конце написано — явиться в 18.30, а она читает: явиться в 1830 году…

— Люда! — громко позвал Валерий. — Скоро, что ли, у тебя там цари перебьют друг друга? А то мы пока с голоду помрём…

— Что?.. Ах да, давно пора обедать. — Людмила вскочила, протёрла покрасневшие глаза. — Мойте руки, сейчас подам на стол. — Она потрепала Алёнку по голове и огорчённо причмокнула: — Ну что за ребёнок! Только что её вымыли, и уже полная голова песку!

— Людочка, не беспокойся, это же песок с нашего двора!

В этот момент в комнату вбежал кудлатый щенок с остренькой мордочкой и хитрющими глазами. Шерсть у него была чёрная, лохматая и на спине как бы пробором разделялась.

— Знакомься, — сказал Валерка, — это Цезарь, четвёртый член нашей семьи. Назван в честь древнего полководца Юлия Цезаря.

— А я зову его просто Юлька, — сказала Алёнка.

…Людмила разлила по тарелкам суп. Меня тоже усадили обедать.

— Ой, суп с фрикатюльками! — обрадовалась Алёнка.

— Кажется, суп сегодня удачный, — сказала Людмила и тут же опять раскрыла свою большую книгу, подперла её хлебницей и, не притронувшись к супу, стала читать.

Давно не ела я такого вкусного супа, хотя вид у него был неважный. Кажется, это был суп с клёцками, но клёцки были какие-то лохматые, растрёпанные.

— Вкусно-то как! — похвалила я.

А Валерий поболтал ложкой в тарелке, глотнул немного и, представьте, капризно пробурчал:

— Ну да, вкусно! Клёцки-то… прямо лягушки какие-то плавают…

Я чуть не поперхнулась: клёцки — лягушками обозвал!..

А Валерка всё бурчит, бурчит и сердитыми глазами смотрит перед собой.

Надо же! Ещё обедом недоволен, фыркает! Сестра, усталая, варила, а он… С ума он сошёл, что ли? Может, он ещё пожелает, чтобы она ему клёцки бантиками завязывала?! И это наш-то Валерка, который в классе от каждого пустяка заливается краской!

Мне стало неловко. Зачем он так… да ещё при мне… Значит, ему совсем безразлично, что я о нём думаю. Мне трудно было смотреть на Валерия.

Сейчас Людмила как прикрикнет на него!

Но ничуть не бывало: Людмила даже не подняла глаз, которыми она быстро скользила по книжке — даже не по строчкам, а прямо наискосок через всю страницу, словно на санках с горки скатывалась.

А Валерка — подумайте только! Опять стал наступать на сестру:

— Суп удачный!.. А сама, небось, даже не дотрагиваешься! Было бы вкусно, так ела бы. Слышишь, Людмила?

— Я сейчас, сейчас… Ты, главное, ешь сам, Валерик, и девочку угощай. — И Людмила стала одной рукой зачерпывать суп, а другой переворачивать страницу. — Замечательно, оч-чень даже замеч-чательно, — приговаривала она, и было непонятно, про суп она говорит или про свою историю.

А у меня давно и аппетит пропал.

Сестра, видите ли, обеды ему особенные закатывать должна! Эх, Валерий, Валерий, вот ты какой!.. А я-то, дурочка… Карты чертить… Пускай бы уж лучше у меня реки задом наперёд текли. Пускай бы Африка на берегу Невы очутилась, чем узнать, что Валерка такой…

А Валерий, хотя и обругал суп, стал уплетать его так, что за ушами хрустело, и вдруг заорал:

— Опять?! Вот наказание! Надо получше закрывать крышку!.. Проклятые мухи! Ну и пронырливый народ!

— Мухи — не народ, — возразила Алёнка, — мухи — это звери.

Людмила вдруг встрепенулась:

— Ой, вы уже поели; сейчас подам котлеты, — и полезла под подушку.

«Наверное, это она по рассеянности вместо духовки под подушку полезла», — сразу смекнула я, и мне стало совсем жалко эту усталую Люду, у которой не было времени даже сообразить, что она делает.

— Люда, куда ты лезешь? — Валерка безнадёжно махнул рукой. — Опять всё перепутала… Ты же кастрюлю своими собственными руками на кресло переставила!

— Ой, верно; я ужасная ворона! Всё забываю! И что бы мы без тебя делали, умник ты наш?..

Мне было стыдно за Валерку. И так обидно… Хоть беги из-за стола и пореви тихонько где-нибудь в уголке. А Людмила — тоже хороша! Ещё умником его называет.

А Валерка, как ни в чём не бывало, говорит мне:

— Совсем Людмила у нас заработалась. Сегодня, понимаешь, прилегла на минуту и вдруг жалуется: «Что-то подушка твёрдая стала». И как бы ты думала? Она головой на кастрюлю легла. Алёнка её потом всё уговаривала холодное приложить, чтобы шишка на голове не вскочила.

— Ладно, хватит надо мной смеяться, — виновато улыбнулась Людмила и стала раскладывать второе.

Я жевала и боялась — вот-вот подавлюсь этими котлетами, но всё-таки заметила — вкусные.

А Валерка сморщил нос и с досадой сказал:

— Ну и котлеты сегодня! Будто велосипедную шину жуёшь!..

Тут уж я не выдержала: изо всех сил пнула Валерку ногой под столом и глазами показала на Людмилу.

— А?.. Чего?.. — Валерка с испугу аж подскочил, уронил ножик и уставился на Людмилу. Даже глаза вдруг стали больше косить. Нет, вовсе это не красиво, когда глаза косят!

— «Чего?» — шёпотом сказала я. — Бессовестный ты человек, вот чего!

— Да что ты, Ёлка!

— Что? Он ещё удивляется! Да как ты смеешь так? Клёцки ему — лягушки! Котлеты — велосипедная шина! Нет, посмотрите-ка! Сестра работает, работает, а ты… это же свинство!.. И вообще, не смей меня больше Ёлочкой звать!

— A-а… суп… котле… так я… — тут Валерка запнулся, глотнул воздух и вдруг жутко покраснел. Потом растерянно заморгал своими мохнатыми ресницами, уставился в стол и начал пальцем отколупывать кусочки клеёнки, как скорлупу с яйца.

Вот теперь это был Валерка.

Ага, пробрало! Так ему и надо!..

Валерка, немного помедлив, решительно поднялся, унёс посуду и стал вытирать стол. Тряпку он держал двумя руками и нажимал на клеёнку так, как будто спину кому-то тёр.

Когда он потянул у Людмилы из руки вилку, та наконец оторвалась от книги.

— Ох, опять проворонила! — сконфузилась она. — Сейчас подам компот. А ты посиди — и так, бедный, устаёшь.

— Ничего я не устаю! — поспешно перебил Валерка Людмилу.

Так вот оно что! Оказывается, он ещё жалуется, что устаёт в школе!

Я сказала, что у меня заболела голова, скомкала свою карту и убежала.

…Назавтра я стала пересаживаться от Валерки на другую парту. А Валерка — хоть бы слово! Будто в рот воды набрал.

На уроках я ничего не слушала, думала только об одном. И решила: не имею я права молчать. Товарищ я или не товарищ?..

…Через два дня мы придумали: устроить выездной совет отряда[15] у Валерки на дому.

«Продерём его с песочком», — заверили Генька и Лёшка.

— Они все четверо на кухне, — сказала нам соседка.

Мы приоткрыли дверь и замерли.

Валерка в длинном белом фартуке огромным ножом рубил на доске мясо. Сам он был перемазан вареньем, обсыпан мукой — даже носки ботинок были припудрены.

Людмила с тетрадкой на коленях сидела на табурете и, дуя на пальцы, перекидывала из руки в руку пирожок.

— Алён, — бросил Валерка, — соль — живо!

Алёнка, прикрывавшая от Цезаря мясо, толкнула солонку к Валерию. Стоя на одной ноге, она другой отбрыкивалась от Цезаря, а тот хватал Алёнку за пятки и повизгивал.

— Ух, вкусно! — сказала Людмила, откусывая пирожок. — Объеденье!

— Ну да, вкусно… — сердито пробурчал Валерка, точно так же, как тогда, за столом. — Пересушил я их, вот… В тот выходной у меня пирог с двумя заплатами получился, а всё-таки вкуснее был.

Вот так история! У меня загорелись уши — оказывается, готовит-то у них сам Валерка!..

Мальчишки ехидно поглядывали на меня: «Влипла, а?» Потом подтолкнули меня вперёд, и мы неловко втиснулись в кухню.

Валерка с изумлением уставился на нас.

— А, ребя… — начал он и осёкся, как радио, которое внезапно выключили. И тут Валерка стал ужасно краснеть — таким красным мы ещё никогда его не видели. Он неловко обтёр руки о бока и стал сдирать фартук.

Генька и Лёшка, видно, чувствовали себя не в своей тарелке. А я не знала, что делать от радости!

«Эх ты, — старалась я всё-таки ругнуть себя хоть немножко, — набаламутила, а? Позор на мою седую голову!» Но как я себя ни шпыняла, мне всё равно было весело.

— Вы уж нас извините, — засуетилась Людмила и кинула тетрадь прямо на сковородку. — Я вот… диплом пишу… А Валерик, видите… Ну, пойдёмте все в комнату. — И она пошла из кухни.

Валерка не глядел на нас. Он стоял возле плиты совсем так, как в классе у доски, и не знал, что делать с руками: то обтирал лицо, размазывая по нему варенье, то без толку передвигал чайник на плите.

Члены совета отряда даже не смотрели в мою сторону — они так пристально разглядывали кухонные полки и потолок, будто для того только, и пришли.