Наёмник - Михаил Ахманов

– Непременно, милая леди, – сказал Каргин, сунул журнал под мышку, еще раз полюбовался кольтами и вздохнул. Потом неторопливо направился к выходу – разыскивать песочный «шевроле» с подушками цвета кофе с молоком.

Пару часов Каргин покрутился среди ангаров, административных корпусов и поселковых коттеджей. Ангары были большими, квадратными в основании и группировались вокруг просторного плаца, частично забетонированного, частично засыпанного гравием, с крутыми насыпями, рвами и противотанковыми надолбами; здесь, вероятно, демонстрировалась бронетехника. Административных зданий оказалось пять. Они стояли друг за другом и были все на одно лицо: вытянутые двухэтажные строения с галереями и зеленоватыми окнами, похожие на аквариумы. Справа от них находилась автостоянка, и Каргин, прикинув количество машин, понял, что в штаб-квартире ХАК вкалывают тысячи две сотрудников. Пространство меж корпусами-аквариумами использовалось с толком: во-первых, здесь были разбиты скверы с беседками и фонтанчиками, а, во-вторых, имели место три кафе, бар с игральными автоматами и бесчисленные киоски с сигаретами, напитками, пончиками, газетами, солнечными очками и жевательной резинкой.

Что касается Халлоран-тауна, то он лежал километрах в трех от рабочей зоны, у подножия холма с президентской виллой. Параллельно Грин-авеню шли пятнадцать или двадцать улочек с поэтическими именами вроде «Аллеи Роз», «Бульвара Утренней Зари» и «Большой Секвойи»; на каждой – тридцать-сорок уютных домиков, тонувших в зелени и цветах. Растительность была пышной, разнообразной и радовала глаз: стройные пальмы соседствовали с кипарисами и дубами, рододендронами, калифорнийскими кедрами и еще каким-то хвойным деревом, неведомым Каргину. В конце улочки Большая Секвойя обнаружился древесный гигант неохватной толщины, подпиравший, казалось, самое небо, и он решил, что это и есть секвойя. Среди ее чудовищных корней ютился автомат с банками кока-колы.

На Грин-авеню нашлось питейное заведение посолидней – бар, стилизованный под испанскую венту, где подавали пиво, виски и вино. Он стоял напротив коттеджа под номером двадцать два, а рядом высился бревенчатый салун под названием «Старый Пью», с бильярдной, кегельбаном и тиром, располагавшимся несколько поодаль и огороженным дубовой стойкой. Проезжая мимо, Каргин втянул носом воздух и расплылся в блаженной улыбке: пахло жареными цыплятами и какой-то острой мексиканской приправой.

В шесть часов атмосфера наполнилась запахом бензина и гулом машин; их пестрый поток устремился к дороге под вязами и дубами, распадаясь на два полноводных ручья: одни катились к поселковым улочкам, другие – в Уолнат-Крик, а возможно и дальше, на запад, к заливу. Сообразив, что рабочий день закончился, Каргин подрулил к «Старому Пью», со вкусом пообедал, выпил пива в баре и приценился к шампанскому. Местное стоило пятнадцать долларов, французское – семьдесят пять. Он вздохнул, поскреб в затылке, но купил французское; бросил тяжелую бутыль на сиденье «шевроле», снял пиджак и направился к стрельбищу.

Публики там не было, если не считать чернокожего парня лет шестнадцати, содравшего с Каргина пяток зеленых. В обмен ему были предложены спортивный пистолет, беретта, кольт модели девятьсот одиннадцатого года и «специальный полицейский» сорок пятого калибра. Каргин выбрал полицейский револьвер и, под восхищенное улюлюканье и свист парнишки, всадил шесть пуль в десятку. Стреляли здесь по мишеням армейского образца, прибитым к фанерному щиту и представлявшим поясной контур, без рук, но с головой. От револьверных пуль фанера летела клочьями, а гром стоял такой, будто палили все батальонные минометы разом. Каргин пошарил в карманах, сунул парню мелочь, какая нашлась, и расстрелял еще пару обойм.

Когда рассеялся дым и смолк грохот последнего выстрела, сзади раздались аплодисменты. Он обернулся и встретился взглядом с рыжеволосой девицей в красной маечке и шортиках. Она была по плечо Каргину, невысокая, стройная, хрупкая, но с полной грудью; майка так обтягивала ее, что выделялись соски. Бледное личико с веснушками у вздернутого носика казалось бы приятным, даже красивым, если б не губы, кривившиеся в ухмылке, и некая облачность в серо-зеленых глазах.

Причину такого тумана Каргин определил с пяти шагов: от рыжеволосой красотки попахивало спиртным. Запах стал особенно заметен, когда она, шагнув поближе, ткнула его кулачком в плечо.

– Ты кто, ковбой? Новый секьюрити? Откуда?

– Ха, секьюрити! Бери повыше, сестренка! Алекс Керк из Лэнгли,[13] спецагент ЦРУ в отставке, – ответил Каргин и свирепо оскалился. – Киллер!

– Вот еще, киллер! А я – майское дерево!

– Не веришь? – Он похлопал себя по карманам. – Черт, мелочь кончилась… Доллар-другой у тебя найдется? Дай мальчишке, пусть набьет барабан, и я пристрелю вас обоих.

Девица хихикнула и повела игриво плечами и бедрами, показывая: одежка, мол, такая тесная, что негде доллар спрятать. Потом спросила:

– А нанял тебя кто?

– Мистер Ченнинг. Чтобы пришить мистера Мэлори.

– Вот это дело, – заметила рыжая, – это давно пора. Когда пришьешь милягу Шона, я сама тебя найму. Выпустишь кишки толстому Ченнингу, э?

– Нет. Я, понимаешь, работаю с близкой дистанции, – пояснил Керк, – а мистер Ченнинг – клиент опасный. В смысле, тяжелый. Если свалится на меня, раздавит.

Рыжая снова захихикала.

– С близкой дистанции, говоришь? С такой? – Она придвинулась поближе, так, что напряженные соски уперлись в грудь Каргину. – А без пистолета ты можешь? Прямо руками?

– Можно и руками, – согласился он, взял ее за талию, приподнял и отодвинул подальше. – Все по усмотрению клиента. Взять тебя хотя бы… Ты как желаешь: чтоб я тебе шею свернул, сердце проткнул или вырвал печенку?

Рыжая вконец развеселилась.

– Лучше проткни! Только начинай снизу. – Уцепившись за локоть Каргина, она потянула его к «Старому Пью». – А ты ничего, ковбой! Как тебя?.. Алекс? Ну, Алекс так Алекс… Весельчак! Люблю весельчаков… Пойдем-ка в бар, отметим знакомство… Угостишь бедную юную леди?

– В другой раз, – пообещал Каргин, шагая рядом и искоса разглядывая рыжеволосую девицу. Леди, может, и бедная, однако не юная, подумалось ему, постарше Кэти лет на пять. Нахальная, из тех, что не краснеют… Однако вполне ничего, ежели в трезвом виде и приличном платье… или вовсе без платья…

Посмотрим сначала, что с Кэти выйдет, решил он и, осторожно выдернув руку из цепкой хватки рыжей, поинтересовался:

– Имя у юной леди есть?

– Мэри-Энн, – пробормотала девушка, покачнулась и привалилась к плечу Каргина, обдавая его запахом виски и горьковатым ароматом духов.

Он поддержал ее под локоток.

– Мэри-Энн? Проще Нэнси…

Рыжая вздрогнула и резко отсторонилась. Возможно, она была не так уж пьяна или протрезвела на мгновенье, но сейчас, когда девушка стояла перед Каргиным, в ее глазах он не заметил ни облачности, ни туманной мглы. Совсем наоборот! Они блестели и сверкали, и казалось, что из них вот-вот с шипеньем вылетят молнии, испепелив его до тла.

– Не проще! – Покачиваясь, она погрозила ему пальцем. – Не проще, ковбой! Запомни: никаких Нэнси! Меня зовут Мэри-Энн!

– А меня – Керк! И никаких ковбоев.

Он повернулся и зашагал к машине.

Смеркалось тут рано, в девятом часу. Добравшись домой, Каргин пошарил в шкафах, нашел спортивный костюм, переоделся и устроился на крыльце, мурлыкая: «Хмуриться не надо, лада, для меня твой смех награда». Допел до конца, потянулся и приступил к изучению соседнего коттеджа. Небеса, усыпанные звездами, располагали к приятным мечтам, в траве верещали и пели цикады, ветер шелестел листвой, рябил воду в бассейне и пах чем-то приятным – жасмином, или розами, или цветущей акацией. Дом за поляной был почти не виден, как и флаг, полоскавшийся на башенке, но вместо флага трепетала в освещенном окне занавеска – будто призывный сигнал, в единый миг заставивший Каргина позабыть о рыжей. На фоне полупрозрачной кремовой занавески скользила тень. Он разглядел стройную фигурку Кэти у большого овального зеркала; руки девушки ритмично двигались вверх-вниз, волосы струились темным облаком, обнимали плечи, шаловливыми змейками ласкались к груди. Временами ветер приподнимал занавеску, и тогда Каргин мог бросить взгляд в глубину комнаты, на столик у дивана, где горела лампа и что-то поблескивало и сверкало – кажется, хрусталь.

Налюбовавшись, он поднялся, прихватил бутылки с шампанским и коньяком, распугивая цикад пересек лужайку и, очутившись под окном, продекламировал:

– Моряк возвратился с моря, охотник вернулся с холмов…[14] Пустят ли его в дом?

– Пустят, – послышался голос Кэти, и занавеска отдернулась. – Должна заметить, солдат, что ты не торопился.

– Зато я принес шампанское, – сказал Каргин и единым махом перескочил через подоконник.